Триумф нежности, стр. 38

Рамон слушал это с циничным весельем.

— Он прав, конечно. Это было моей обязанностью — проверить, возвращены ли деньги, и, если нет, предпринять законные действия, прежде чем истечет время.

— Ради Бога! Ты дал человеку три миллиона долларов, и он отказывается вернуть их тебе, после того как стал миллиардером с твоей помощью. Как ты можешь оставаться в бездействии?

Рамон пожал плечами:

— Я не «давал» ему деньги, я ссудил их ему. Я сделал это не по доброте душевной, а только потому, что продукт, который он мог выпустить, высокого качества и должен был принести высокую прибыль. Это был деловой вклад, а вкладчик несет ответственность за свои деньги. К несчастью, я не обнаружил, что инвестором оказался я, а не корпорация. Что касается Грина, то в его отказе возвращать деньги сейчас, когда ничто его не вынуждает в правовом отношении, нет ничего оскорбительного — он просто заботится о своих собственных интересах. Таков бизнес.

— Это не бизнес, а грабеж! — горько возразил Мигель.

— Нет, просто хороший бизнес, — холодно объяснил Рамон. — Я полагаю, после того как Грин сообщил тебе, что не собирается выплачивать деньги, он передал мне наилучшие пожелания и «глубокое соболезнование» по поводу моего печального состояния.

— Ни черта подобного! Он попросил передать тебе, что если бы ты был хотя бы наполовину таким находчивым, каким все тебя считают, ты бы потребовал свои деньги много лет назад. Он сказал, что если ты или кто-нибудь, представляющий тебя, свяжется с ним хотя бы еще один раз, пытаясь вернуть деньги, ему придется натравить на тебя всю свою компанию. После этого он бросил трубку.

Безразличие исчезло с лица Рамона, он положил ручку.

— Он, что, с ума сошел? — спросил он с беспощадной мягкостью в голосе.

— Он… он сказал все это, а потом бросил трубку.

— Теперь это становится плохим бизнесом. Рамон немного помолчал, его рот дернулся в слабой ироничной усмешке, затем он резко потянулся и нажал на кнопку селектора. Когда Элис ответила, он продиктовал ей семь имен и семь телефонных номеров, чтобы позвонить в семь различных городов, раскинутых по всему миру.

— Если я вспоминаю условия ссуды правильно, — произнес Рамон, — я ссудил ему три миллиона под какие-то проценты, которые возрастают при невыплате в срок.

— Правильно, — сказал Мигель. — Если он брал ссуду на год, то процент составлял восемь, и тогда он был тебе должен около 3 240 000 долларов.

— Сегодня выплата составляет семнадцать процентов, и он должен за девять лет.

— Формально, юридически, он должен тебе более двенадцати миллионов долларов, — сказал Мигель. — Но это не важно. У тебя нет возможности получить их.

— Я даже не собираюсь пытаться, — любезно заметил Рамон. Его глаза были устремлены на телефон: он ждал, когда прозвучит первый трансатлантический звонок.

— Тогда что ты хочешь делать?

Брови Рамона взлетели насмешливо вверх.

— Я собираюсь преподать нашему другу Грину урок, который он должен был выучить много лет назад. Это то, о чем говорили древние.

— И что же говорили древние?

— Они говорили, что, когда ты взбираешься по лестнице успеха, не следует нарочно наступать на руки других, потому что, может быть, они тебе понадобятся, когда ты будешь на пути вниз. Никогда не наживай себе лишних врагов, говорили они. И этот урок будет ему стоить двенадцать миллионов долларов.

Как только раздавался звонок, Рамон нажимал на кнопку телефона, в который был встроен громкоговоритель, так что Мигель мог слышать обоих собеседников. Несколько бесед велось на французском, и Мигель отчаянно пытался уловить их смысл — он плохо знал французский, которым Рамон владел свободно. Тем не менее после первых четырех звонков Мигель сумел понять, что происходит нечто поразительное.

Все, с кем беседовал Рамон, были главными владельцами компаний, которые использовали краску, производимую фирмой Грина. Все они были заинтересованы в сотрудничестве и поэтому слушали с изумлением, когда Рамон кратко объяснял, что он собирается сделать. Когда очередной разговор близился к концу, каждый спрашивал, может ли он что-нибудь сделать, чтобы помочь Рамону в его «сложной ситуации», и в каждом случае Рамой вежливо отклонял предложение.

— Рамон! — взорвался Мигель, когда в половине четвертого завершился четвертый разговор. — Любой из этих людей мог вытащить тебя из этого финансового омута, в котором ты оказался, и они все предлагали помощь.

Рамон покачал головой:

— Вежливая формальность и не более того. Они предлагают помощь, понимая, что я отклоню их предложение. Это хороший бизнес. Видишь ли, — сказал он с тенью улыбки, — мы уже выучили тот урок, который преподается мистеру Грину.

Мигель не смог сдержать радости:

— Если я понял эти беседы правильно, завтра в парижской прессе появится сообщение, что главный производитель автомобилей отказывается от краски Грина, которая облезла с испытательной машины, и будет использовать какую-нибудь другую.

Рамон подошел к бару и наполнил бокалы для себя и для Мигеля.

— Это не так уж смертельно для Грина, как тебе кажется. Мой друг в Париже уже давно сказал мне, что решил выступить против краски Грина, потому что она слишком дорогая. Именно я и свел его с Грином девять лет назад. Постепенное отслоение краски стало возможным, потому что при ее нанесении фабричным персоналом моего друга были допущены ошибки, но он, конечно же, не поставит об этом в известность прессу.

Рамон протянул один из бокалов Мигелю.

— Производитель оборудования для ферм в Германии подождет ровно один день после парижского сообщения, а потом позвонит Грину и пригрозит ему, что аннулирует свой заказ после того, что он прочитал в парижской прессе.

Рамон засунул руки в карманы и усмехнулся, зажав сигару между белоснежными зубами.

— К несчастью для Грина, его краска больше не лучшая. Другие химики его обскакали. Мой друг из Токио ответит на сообщение в парижской прессе, что они никогда не использовали краску Грина и поэтому у них никогда не было трудностей с покраской автомобилей. В четверг Димитрос Василадис позвонит из Афин и аннулирует все заказы на краску для всех своих судостроительных заводов.

Рамон сделал глоток, сел за стол и начал запихивать в портфель бумаги, которые он собирался изучить вечером, после встречи с Кэти.

Мигель, заинтригованный, подался вперед на своем кресле:

— И тогда что?

Рамон взглянул на него так, как будто уже потерял всякий интерес к этому делу.

— Кто знает. Я предполагаю, что остальные американские производители быстро сообразят, что сейчас удобный момент разбить Грина в пух и прах в американской прессе. Возможно, такие публикации приведут к понижению курса акций Грина.

Глава 14

Ранним утром в четверг Мигель рассказывал о данных финансового отчета, который он подготовил для Рамона, когда в кабинет без предупреждения вошла Элис.

— Прошу прощения, — сказала она, и ее бледное лицо было каменным. — Звонит какой-то грубиян. Я уже дважды говорила, что вас нельзя беспокоить, но как только я вешала трубку, он перезванивал и начинал на меня орать.

— Что ему нужно? — нетерпеливо спросил Рамон.

Секретарша нервно сглотнула:

— Он хочет поговорить с грязным ублюдком, который пытается спустить его краску в унитаз. Сэр, это — вы? У Рамона от смеха дрогнули губы.

— Кажется, да. Соедините меня с ним.

Мигель нетерпеливо подался вперед. Рамон щелкнул переключателем на селекторе, откинулся в кресле, собрал финансовые документы, которые он читал, и молча продолжал их просматривать.

По комнате прогремел картавый бас Сиднея Грина:

— Гальварра, ты ублюдок! Ты зря теряешь время, слышишь? Мне плевать на то, что ты собираешься делать, и я не заплачу ни цента из тех трех миллионов. Ты понял? Плевал я на тебя! — Ответа не последовало, и Грин заорал снова:

— Скажи мне хоть что-нибудь, черт бы тебя побрал!