Само совершенство. Том 1, стр. 55

Зак напряженно всматривался в экран, но, к своему большому облегчению, не заметил на Доминике следов грубого обращения со стороны полицейских. И тем не менее то, что говорил диктор, не имело никакого смысла. Теоретически и телевидение, и Хадли должны были бы всячески превозносить Сандини, демонстрируя тем самым, что хотя бы один из расконвоированных сохранил лояльность и поднял тревогу, как только обнаружил побег своего сокамерника. Вчера, когда в новостях Доминика охарактеризовали как «второго беглого заключенного», Зак подумал, что журналисты просто еще не успели проинтервьюировать Хадли. Но теперь, когда уже прошло столько времени, это объяснение не годилось. Более того, Хадли охарактеризовал Сандини как чрезвычайно опасного преступника, что было Заку совершенно непонятно. Казалось бы, начальник тюрьмы должен быть в первую очередь заинтересован в том, чтобы хотя бы один из его подопечных повел себя как честный и сознательный гражданин.

Первое, что приходило в голову, – Хадли не купился на рассказ Доминика. Но это было совершенно невероятно. Зак позаботился о том, чтобы алиби друга выглядело непробиваемым. А значит, оставался только один возможный ответ – Хадли поверил Доминику, но был слишком разъярен, чтобы позволить тому остаться безнаказанным. Такого варианта Зак не учел. Он был уверен, что при столь пристальном внимании со стороны средств массовой информации элементарное благоразумие заставит Хадли всячески расхваливать Доминика. Но очевидно, злобная и мстительная натура начальника тюрьмы брала верх надо всем. И над здравым смыслом в том числе. А если это действительно так, то при одной мысли о методах, к которым может прибегнуть Хадли, чтобы отыграться на Доминике за его побег, Зака пробивал холодный пот. По тюрьме непрестанно циркулировали жуткие слухи о том, что происходило в пресловутой «комнате для совещаний». И многие из этих «совещаний», которые Хадли проводил с помощью нескольких своих любимчиком из тюремной охраны, для неугодного заключенного заканчивались весьма трагически. В тюремном лазарете и морге уже давно привыкли к жертвам, изувеченным «в результате мер, к которым вынуждены прибегнуть охранники во время задержания при попытке к бегству».

Беспокойство и тревога Зака сменились самой настоящей паникой, когда местный обозреватель колорадского телевидения добавил:

– Мы только что получили очередное сообщение, касающееся побега Бенедикта – Сандини. Час назад начальник тюрьмы города Амарилло сделал заявление журналистам, в котором сообщил, что во время допроса по поводу сообщничества в побеге Бенедикта Доминик Сандини предпринял повторную попытку к бегству. На этот раз тюремным охранникам удалось предотвратить побег и задержать преступника, но при этом трое из них получили ранения. Сам Сандини в настоящее время находится в тюремной больнице в критическом состоянии. Никаких дополнительных сведений о характере и тяжести полученных им ранений пока не поступало.

Зак почувствовал, как что-то внутри оборвалось, а к горлу подступила горькая тошнота. Закрыв глаза, он пытался взять себя в руки, но стоило ему вспомнить улыбчивое, жизнерадостное лицо Доминика, как все его усилия шли прахом.

Диктор еще продолжал что-то говорить, но его слова доносились до Зака, как сквозь вату. Он их почти не фиксировал.

– Подтвердились также слухи о бунте заключенных в городской тюрьме Амарилло. Губернатор штата Техас Энн Ричарде готова, в случае необходимости, послать на его подавление специальные подразделения Национальной гвардии. Очевидно, заключенные решили максимально использовать шумиху, поднятую вокруг побега Захария Бенедикта и Доминика Сандини. Они возмущаются неоправданно жестоким обращением со стороны тюремного начальства и некоторых надзирателей, переполненными камерами и плохим питанием.

Программа давно кончилась, а Зак все сидел, неподвижно уставившись в погасший экран. Глухое отчаяние и угрызения совести, казалось, придавливали его к земле и не давали подняться. Твердая решимость сбежать из тюрьмы и уцелеть во что бы то ни стало, которая помогала ему выжить в течение последних пяти лет, начала постепенно ослабевать. Зачем жиг., на свете человеку, который повсюду несет с собой смерть? Сначала погибли его родители, потом брат, потом дедушка и, наконец, его жена. Не слишком ли много смертей вокруг него одного? И если Сандини умрет, то виноват в атом будет только он. Поздней ночью, сидя в полумраке гостиной, Зак действительно готов был поверить в то, что над ним тяготеет какое-то зловещее проклятие, которое обрекает на смерть тех, кто близок и дорог. Правда, несмотря на безысходное отчаяние, Зак понимал, что такие мысли опасны, почти безумны. Но в сложившейся ситуации сохранять остатки здравомыслия становилось все труднее и труднее.

Глава 25

Забрав из сушилки свои вещи, Джулия босиком прокралась через безмолвную гостиную обратно в спальню, где она провела почти бессонную ночь. Было уже одиннадцать часов утра, но, судя по звуку льющейся воды, доносившемуся из-за стены, Зак тоже встал поздно и теперь принимал душ.

Морщась от тупой, пульсирующей головной боли, Джулия приступила к ежеутреннему ритуалу высушивания и расчесывания волос, но делала это вяло и чисто автоматически. Ею двигала не воля, а скорее многолетняя прочно укоренившаяся привычка. Закончив приводить в порядок волосы, Джулия натянула на себя джинсы и свитер, который был на ней три дня назад, когда она отправилась в Амарилло. Казалось, что с того утра прошла целая вечность, потому что это было утро последнего в ее жизни нормального дня. С тех пор окружающий мир как будто перевернулся. Все стало с ног на голову. И в первую очередь это касалось того, что происходило в ее душе. Да, ее захватил заложницей сбежавший из тюрьмы убийца. Событие, конечно, неприятное, но ведь самое страшное заключалось не в этом. Любая другая порядочная законопослушная двадцатишестилетняя женщина возненавидела бы преступника. Любая другая уважающая себя женщина сделала бы все, чтобы убежать, сорвать планы Захария Бенедикта и сдать его в руки полиции. Преступник должен сидеть в тюрьме! Но для этого нужно было быть честной, порядочной и богобоязненной.

Судя по всему, с отвращением подумала Джулия, она к таковым не относилась. Вместо того чтобы последовать голосу разума, она позволила Бенедикту ласкать и целовать себя. Более того, она еще и получала от этого немалое удовольствие. И если вечером Джулия еще могла заниматься самообманом и убеждать себя, что она просто утешает несчастного человека, проявляя тем самым христианское милосердие, которому ее всегда учили, то сегодня, в беспощадном свете дня, все выглядело совершенно по-иному. Если бы Захарий Бенедикт был старым и уродливым, она вряд ли бросилась бы ему на шею и пыталась утешить его поцелуями. Равно как вряд ли бы стала так горячо убеждать себя в его невиновности.

Так почему бы не посмотреть правде в глаза и не признаться самой себе, что она поверила его нелепым заверениям только потому, что очень хотела в них поверить. Что ее так называемые «утешения» были не чем иным, как потаканием собственным постыдным желаниям. Вместо того чтобы вчера утром на площадке для отдыха довести начатое до конца и сдать Бенедикта полиции, она валялась в снегу и охотно отвечала на его поцелуи, умышленно игнорируя крайне высокую вероятность того, что в возможной борьбе водитель грузовика по имени Пит скорее всего вообще не пострадает.

В Китоне она отвергала настойчивые ухаживания хороших, порядочных парней и лицемерно гордилась высокими моральными устоями, которые якобы переняла у своих приемных родителей. Но теперь горькая правда предстала перед ней во всей своей неприглядности – ее просто абсолютно не привлекали хорошие и порядочные парни. И происходило это по одной простой причине – каждого человека тянет к себе подобным, и ее тянуло к социальным изгоям типа Захария Бенедикта. Приличная и респектабельная жизнь не могла удовлетворить человека, для которого родной стихией, судя по всему, были насилие, опасность и запретные страсти.