Королевство грез, стр. 62

Ройс сардонически повел бровью в том направлении, где скрылась тетушка Элинор.

— Когда у тебя руки связаны, она ловка, как старая лиса. Где Альберт Пришем? — спросил он, внезапно почувствовав необходимость повидать управляющего и разузнать из первых рук, как идут дела в Клейморе.

— Болен, — отвечал Стефан, устраиваясь в кресле у огня, — как и сообщила леди Элинор. Однако, по-моему, это сердце, насколько я мог судить за короткое время, что говорил с ним вчера по приезде. Он все приготовил к нынешнему торжеству, но умоляет, чтоб ты до завтра уволил его от присутствия. Не хочешь пройтись, взглянуть на свои владения?

Ройс поставил кружку с элем и нерешительно почесал в затылке.

— Попозже. Мне тоже надо поспать.

— И мне, — добавил сэр Годфри, зевая и одновременно потягиваясь. — Сперва я хочу поспать, а потом хорошенько поесть и выпить. А потом согреться да заполучить в руки девчонку на остаток ночи. В таком вот порядке, — ухмыляясь, заключил он, и прочие рыцари согласно кивнули.

Когда они удалились, Стефан развалился в кресле, с легкой озабоченностью глядя на брата, который с отсутствующим выражением хмуро исследовал содержимое своей кружки.

— Ты почему так угрюм, братец? Если думаешь о том скандале в долине, брось, не позволяй этим думам испортить вечерний праздник. Ройс посмотрел на него:

— Я гадаю, не появятся ли посреди праздника незваные гости.

Стефан мгновенно сообразил, что Ройс говорит о прибытии компании из Меррика. — Оба эмиссара, от Иакова и Генриха, обязательно сюда нагрянут. Потребуют предоставить возможность взглянуть собственными глазами на доказательства заключения брака, что может устроить добрый монах. Но сомневаюсь, чтобы ее родичи преодолели весь этот путь, поскольку, добравшись сюда, ничего сделать не смогут.

— Они явятся, — твердо заявил Ройс. — И явятся в достаточном количестве, чтобы продемонстрировать свою мощь.

— И что они сделают? — с бесшабашной усмешкой спросил Стефан. — Ничего, разве что поорут на нас из-за стен. Ты укрепил замок так, что он выдержал бы даже твой самый яростный штурм.

Лицо Ройса приобрело твердое, решительное выражение.

— Я покончил со штурмами! Я сказал тебе и сказал Генриху. Меня тошнит от всего этого — от крови, от вони, от грохота. — Не замечая зачарованного слуги, подошедшего сзади, чтобы снова наполнить его кружку, Ройс резко закончил:

— Не могу больше этого выносить.

— Так что ж ты намерен делать, если сюда явится Меррик?

— Я намерен пригласить его на торжество. Стефан понял, что он говорит серьезно, очень медленно встал и спросил:

— А что потом?

— — А потом, будем надеяться, он поймет, увидав, насколько мы превосходим его числом, что биться со мной бесполезно.

— А ежели не поймет? — настаивал Стефан. — Или, вероятней всего, потребует поединка с тобой, тогда как ты поступишь?

— Как ты хочешь, чтоб я поступил? — беспомощно и сердито рявкнул Ройс. — Убил своего собственного тестя? И пригласил его дочь посмотреть? Или послал ее обождать наверху, покуда мы смоем его кровь с пола, где когда-нибудь будут играть ее дети?

Теперь настал черед Стефана выглядеть беспомощным и сердитым.

— Так что же ты собираешься делать?

— Спать, — отвечал Ройс, нарочно не понимая вопроса Стефана. — Я собираюсь ненадолго повидать своего управляющего, а потом несколько часов поспать.

Через час, после встречи с управляющим и отдачи слуге приказаний насчет одежды и ванны, Ройс вошел к себе в спальню и, предвкушая наслаждение, растянулся на огромной четырехспальной кровати, заложив руки за голову. Взгляд лениво блуждал по темно-синему с золотом балдахину над постелью, по откинутым и скрепленным золочеными шнурами занавесям из парчи и шелка, потом упал на противоположную стену комнаты. Он знал, что за стеной находится Дженнифер. Слуга поставил его в известность об этом, вкупе с сообщением, что она вошла в свою спальню несколько минут назад, попросив разбудить через три часа, приготовить ванну и какие-нибудь одежды, которые могла б надеть к празднику.

Воспоминания о том, как выглядит спящая Дженнифер, с рассыпанными по подушкам волосами, с обнаженной атласной кожей на фоне простыней, заставили его тело сжаться от мгновенно вспыхнувшего желания. Проигнорировав его, Ройс закрыл глаза. Умней обождать тащить непокорную новобрачную в постель до окончания торжества, решил он. Придется еще уговаривать ее согласиться исполнить статьи брачных обетов, в чем Ройс нисколько не сомневался, а в данный момент был попросту не в состоянии беседовать с ней на эту тему.

Нынче ночью, когда она размякнет от вина и музыки, он приведет ее к себе в постель. Но добровольно или насильно, он намерен заняться любовью с ней нынче ночью и в любую последующую ночь, когда пожелает. Если она не согласится добровольно, пойдет потому, что он захочет, — все очень просто, уверенно думал он. Но последним воспоминанием, с которым Ройс погрузился в сон, была возмутительно очаровательная и дерзкая молодая жена, растопырившая пальчики и с нахальным превосходством толкующая ему:» Сорок — это вот столько…»

Глава 19

Дженни выбралась из деревянной бадьи, закуталась в мягкий бледно-голубой халат, протянутый горничной, и раздвинула занавеси, скрывающие альков, где была установлена бадья вышиною по плечи. Объемистый халат, хоть и очень красивый, явно принадлежал кому-то, кто был гораздо выше ростом; рукава свисали дюймов на шесть ниже кончиков пальцев, а подол волочился следом на целый ярд, но одежды были чистыми и теплыми, и, проведя много дней в одном и том же грязном платье, она сочла халат божественным. Был разожжен веселый огонь, чтобы не простудиться, и она присела на кровать и принялась сушить волосы.

Горничная зашла сзади с щеткой в руке и принялась расчесывать спутанные пряди пышных волос своей госпожи, в то время как другая девушка появилась с охапкой переливающейся бледным золотом парчи, которая, по предположению Дженни, должна была оказаться платьем. Ни одна из служанок не проявляла каких-либо признаков открытой враждебности, чему Дженни нисколько не удивлялась, учитывая сделанное герцогом во дворе предупреждение.

Воспоминание об этом постоянно возвращалось, дразня Дженни словно загадка. Несмотря на напряженные отношения между ними, Ройс сознательно и публично наделил ее своей собственной властью по отношению ко всем и каждому. Он поставил ее на равную с собой высоту, что выглядело бы весьма странным для любого мужчины, тем более для такого, как он. Похоже, он совершил это из сострадания к ней, и все-таки она не могла припомнить ни единого когда-либо совершенного им поступка, включая освобождение Бренны, который не руководствовался бы тайными соображениями, служившими его личным целям.

Приписывать ему такую добродетель, как сострадание, было бы крайне глупо. Она видела собственными глазами, сколь безгранична жестокость, на которую он способен, — вплоть до убийства ребенка, швырнувшего ком грязи… Это больше, чем жестокость, это варварство. С другой стороны, он, может быть, никогда и не собирался предавать мальчика смерти; может, он попросту реагировал медленней Дженни.

Вздохнув, она оставила до поры попытки разгадать загадку своего мужа и обернулась к горничной, которую звали Агнес. В Меррике меж хозяйками и служанками вечно шла болтовня, доверительный обмен сплетнями я секретами, и хотя невозможно было представить, чтоб эти горничные когда-нибудь принялись с ней шушукаться и хихикать, Дженни была твердо убеждена, что по меньшей мере они должны разговаривать. — Агнес, — сказала она тщательно продуманным, ровным и вежливым тоном, — что это — платье, которое мне предстоит надеть нынче вечером?

— Да, миледи.

— Как я догадываюсь, оно принадлежало кому-то другому?

— Да, миледи.

За последние два часа это были единственные слова, произнесенные обеими горничными, и Дженни переживала разочарование вкупе с отчаянием.

— Кому же именно?