Благословение небес (История любви леди Элизабет), стр. 96

А теперь задумайтесь хоть на секунду: станет ли он всем этим рисковать, позволив объявиться вашему брату, который может выдвинуть против него обвинение? Если он и не убил его до сих пор, а только отправил его на какой – нибудь из своих приисков или кораблей, то в случае, если вы станете задавать вопросы, у Торнтона не будет другого выбора, как только избавиться от ненужного свидетеля. Вы меня слушаете, леди Камерон? Вы понимаете, что я вам говорю?

Элизабет кивнула,

– Тогда я желаю вам приятно провести день и приступаю к дальнейшим поискам.

В дверях он задержался и оглянулся на девушку, которая с побледневшим лицом и бьющимся сердцем застыла посреди комнаты.

– Ради вашего же блага, не выходите за этого человека – хотя бы до тех пор, пока мы не будем знать всю правду.

– Когда это будет? – упавшим голосом спросила она.

– Кто знает? Может быть, через месяц, а может, через год. Или никогда. –

Он помолчал, потом издал тяжелый вздох. – Если же вы все-таки поступите вопреки здравому смыслу и выйдете за него, тогда хотя бы ради вашего брата, если уж не ради вас самой, – молчите. Если он виноват и будет считать, что вы собираетесь узнать правду и, возможно, разоблачите его, ваша жизнь тоже может оказаться в опасности.

Когда он ушел, Элизабет снова упала на диван и закрыла глаза, пытаясь удержать жгучие слезы. В ее мозгу все еще продолжал звучать голос Вордсворта. А в сердце был Ян, который улыбался ей и хрипловатым умоляющим голосом говорил:

«Любите меня, Элизабет». Потом перед ее глазами всплыла сцена, когда он выгнал из дома на Променад-стрит ее дядю, – тогда от всего его облика исходило ощущение реальной угрозы. Она вспомнила его в оранжерее, когда на них набросился Роберт и сказал, что Элизабет уже обручена. Ян тогда посмотрел на нее, и в его глазах было желание убить.

Но, с другой стороны, на той дуэли он не причинил Роберту никакого вреда.

И хотя испытывал совершенно справедливый гнев, вел себя очень хладнокровно.

Элизабет вытерла уголки глаз, в которых скопились слезы. Все ее существо разрывалось на мелкие кусочки. Она вспомнила его лицо – твердое, мужественное, которое от ленивой насмешливой улыбки становилось почти мальчишеским. Она видела его глаза – ледяные в Шотландии, сердито сверкающие… и улыбающиеся в тот день, когда он был в Хэвенхёрсте.

Но все это время в голове у нее звучал его голос, который заглушал все сомнения, его глубокий, манящий голос: «Любите меня, Элизабет».

Элизабет медленно поднялась и наконец приняла решение. Если он невиновен, а она отменит свадьбу, Ян будет выглядеть дураком, потому что она даже не скажет ему о причине своего решения, после этого он уже никогда ее не простит.

Она потеряет его навсегда. Если же, следуя своей интуиции, она выйдет за него замуж, то, возможно, так никогда и не узнает, что стало с Робертом. Или Ян будет оправдан. Или она узнает, что стала женой убийцы.

Увидев смертельно бледное лицо подруги, Александра вскочила С места и обняла ее.

– Что случилось, Элизабет? Плохие новости? Скажи мне, пожалуйста, – у тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь в обморок.

Элизабет хотелось рассказать ей, она понимала, что нужно рассказать, но она слишком боялась, что Алекс попытается уговорить ее отменить свадьбу. Ей нелегко было принять решение, но теперь, когда она приняла его, она не была уверена в том, что сможет выдержать, если ее снова начнут уговаривать. Она решила поверить Яну, и раз так, то хотела, чтобы Алекс продолжала ему симпатизировать.

– Ничего, – еле слышно ответила она. – Хотя не совсем. Мистеру Вордсворту потребовалась более детальная информация о Роберте, а мне нелегко об этом вспоминать.

В дальнем конце церкви Александра и горничная Элизабет суетились вокруг ее шлейфа, в то время как сама невеста, раздираемая сомнениями, холодела от волнения, но продолжала убеждать себя, что это обычная предсвадебная нервозность.

Элизабет посмотрела на двери, зная, что во всем огромном соборе нет ни одного ее родственника, ни одного мужчины, который повел бы ее к алтарю. Она увидела, как в церковь вошел Джордан Таунсенд и занял свое место, за ним проследовал Ян – высокий, темноволосый, подавляющий своей осанкой и властным видом. Ей подумалось, что у нее нет никого, кто мог бы защитить ее в случае, если он нарушит условия их сделки. Ни один суд не заставит его выполнять их, если он сам этого не захочет.

– Элизабет? – услышала она мягкий голос герцога Стэнхоупского, и он подал ей руку. – Не бойся, дитя, – успокаивающе сказал он, с улыбкой заглядывая в ее огромные испуганные глаза. – Ты и не заметишь, как все уже будет позади.

Раздался пробный аккорд органа, и неожиданно Элизабет обнаружила, что уже идет по боковому приделу храма. Проходя под взглядами тысячной толпы, она думала, сколько людей сейчас смотрит на нее, вспоминает сплетни о ее связи с

Яном и высчитывает, когда у них должен появиться ребенок.

Однако на многих лицах написана непритворная благожелательность, отстранение заметила Элизабет. Сестра герцога улыбнулась ей, когда она проходила мимо, другая сестра приложила к глазам платок. Родди Карстерс игриво подмигнул ей, и она едва справилась с приступом истерического смеха, который тут же сменился ужасом и смущением. Прямо на нее смотрел Ян с каким-то необъяснимым выражением лица. Только викарий, который с Евангелием в руках ожидал, когда она приблизится, смотрел на нее добрым, понимающим взглядом.

Глава 29

Герцог Стэнхоупский настоял, чтобы на большой свадебный банкет были приглашены все светские знаменитости, дабы окончательно положить конец сомнениям вокруг Яна и Элизабет Поэтому отпраздновать свадьбу было решено не в

Хэвенхёрсте который не только не мог бы вместить тысячу гостей, но даже не имел необходимой меблировки, а в Монтмэйне. Стоя у входа в бальную залу, которую армия садовников Яна превратила в гигантскую, увитую цветами беседку с углублением в конце зала Элизабет всеми силами пыталась изгнать из своей памяти воспоминание об утреннем визите Вордсворта. Но несмотря на все ее усилия, его слова все еще окутывали ее, словно пеленой, – достаточно тонкой, однако, чтобы она могла продолжать улыбаться и делать вид, что ничего не случилось.

Элизабет боролась с волнением единственным способом, который был сейчас в ее распоряжении: как только на нее накатывали страх и уныние, она смотрела на

Яна. При взгляде на него, как она убедилась за те несколько часов, что прошли после венчания, все ее сомнения исчезали, и обвинения Вордсворта казались нелепыми – какими они, в сущности, и были. Если же Яна поблизости не было, она изображала на лице улыбку и притворялась перед всеми, да и перед самой собой, счастливой и беззаботной невестой. И чем больше она притворялась, тем больше чувствовала себя ею.

Сейчас Яна поблизости не было – он пошел принести ей шампанского и задержался поболтать с друзьями, поэтому Элизабет принялась раздаривать улыбки гостям, которые нескончаемой чередой приносили ей свои поздравления. Та холодность по отношению к ней, которую Элизабет наблюдала утром в церкви, теперь казалась ей плодом ее больного воображения, и она решила, что была несправедлива ко многим из этих людей. Да, они не одобрили ее поведения два года назад – да и как они могли? – но теперь большинство из них от чистого сердца поздравляли ее и радовались ее счастью.

То, как они старались делать вид, что не помнят ее прошлого, вызвало у Элизабет затаенную улыбку, и она снова посмотрела на цветочные гирлянды: никто, кроме нее, не осознавал поразительного сходства этой огромной залы с садом загородного дома Черайз Дюмонт и того, что углубление в конце залы соответствует тому уголку сада, где тогда ночью они с Яном танцевали вальс.

В противоположном конце залы Элизабет заметила викария, Джейка Уайли,

Люсинду и герцога Стэнхоупского. Викарий поднял за нее бокал. Элизабет улыбнулась и кивнула. Джейк Уайли заметил их обмен взглядами и с сияющим лицом проговорил: