Благословение небес (История любви леди Элизабет), стр. 112

Роберт еще крепче сдавил ее плечи и упрямо выдвинул вперед подбородок.

Элизабет больше не могла сдерживать слезы, как не могла ненавидеть Роберта за то, что тот хотел сделать с Яном. Она приложила руку к его впалой щеке, глядя на него глазами, полными слез.

– Роберт, – с болью в голосе проговорила она, – я люблю тебя. Думаю, и ты меня любишь. И если ты собираешься удержать меня здесь силой, боюсь, что для этого тебе придется убить меня.

Он отпихнул ее, словно прикосновение к ее коже жгло ему руки, и Элизабет опустилась на кровать, все еще сжимая в руках раскрытый ридикюль. С горечью в сердце от осознания пережитых им страданий Элизабет смотрела, как он мечется по комнате, словно загнанный, зверь. Потом выложила деньги на кровать и отсчитала себе столько, сколько было необходимо на дорогу.

– Бобби, – тихо позвала она. Его плечи напряглись, когда он услышал свое уменьшительное имя, которым она называла его в детстве. – Подойди сюда, пожалуйста.

Элизабет видела, как он борется с собой, продолжая метаться по комнате, потом он вдруг стремительно подошел к кровати и встал перед ней.

– Здесь – целое состояние, – сказала она все тем же печальным мягким голосом. – Эти деньги – твои. Возьми их и поезжай, куда хочешь, Бобби. – Она дотронулась до его рукава и прошептала, вглядываясь в его лицо. – Все позади. Мщения больше не будет. Возьми эти деньги и садись на первый же корабль.

Он хотел что-то сказать, но она быстро замотала головой.

– Только не говори мне, куда поедешь, если ты собирался сказать именно это. Меня будут спрашивать о тебе, и если ты будешь знать, что мне неизвестно, где ты находишься, ты будешь чувствовать себя в безопасности – и от меня, и от Яна, и от английских законов.

Она видела, как он сглатывает слезы, уставившись несчастными глазами на деньги, лежащие на кровати. В голове у нее вдруг прояснилось, мысль четко заработала.

– Через полгода, – продолжила она уже быстрее, – я внесу дополнительную сумму в любой банк, который ты мне назовешь. Дай объявление в «Таймс» для Элизабет… Дункан, – быстро придумала она, – и я положу деньги на имя, которое ты укажешь в объявлении.

Он не двигался, и она крепче сжала свой ридикюль.

– Бобби, нужно решать сейчас. У нас слишком мало времени. С минуту Роберт не мог говорить, потом вздохнул, и черты его лица разгладились.

– У тебя всегда было самое нежное сердце в мире, – сказал он кротким голосом, с любовью глядя в ее прекрасное лицо. Затем, не говоря ни слова, взял чемодан, побросал туда свои вещи и сгреб с кровати деньги.

Элизабет сморгнула слезы.

– Не забудь, – охрипшим голосом прошептала она, – Элизабет Дункан.

У двери он задержался и оглянулся на нее.

– Этого достаточно. – Одно долгое мгновение брат и сестра смотрели друг на друга, зная, что видятся в последний раз, потом его губы дрогнули в горькой улыбке. – До свидания, Бесс.

Элизабет видела, как он прошел мимо окна и начал спускаться по тропинке, ведущей к морю, и только тогда она позволила себе расслабиться. Она упала на кровать, и слезы ручьями покатились по ее бледным щекам, и слезы горечи смешивались со слезами облегчения, но плакала она только о нем – не о себе.

Потому что в ее ридикюле был пистолет.

С той минуты, как Элизабет поняла, что Роберт может не отпустить ее, она была готова направить на него пистолет.

Глава 35

Элизабет добралась из Хелмшида до Лондона за два с половиной дня, хотя обычно такой путь занимал не меньше четырех суток. Не считаясь с ценой и опасностью, она платила сумасшедшие деньги за то, чтобы ее везли ночью, спала прямо в карете и останавливалась только затем, чтобы сменить лошадей, переодеться и наспех перехватить чего-нибудь поесть. Где бы она ни останавливалась, все – от мальчишек-разносчиков до официанток – только и говорили, что о суде над Яном Торнтоном, маркизом Кенсингтонским.

Мили оставались позади, день переходил в черную ночь, за которой начинался серый рассвет, и все повторялось снова, а Элизабет прислушивалась к стуку лошадиных копыт и к стуку своего насмерть перепуганного сердца.

В десять часов утра, через шесть дней после начала суда над Яном, запыленная карета остановилась перед лондонским домом вдовствующей герцогини Хостонской, и Элизабет спрыгнула на землю, не дожидаясь, когда ей опустят ступеньки, подхватила юбки, взбежала на крыльцо и заколотила в дверь.

– Господи, что там такое, – состроила гримасу герцогиня, прекращая беспокойную ходьбу по холлу и недовольно глядя на громыхающую дверь.

Дворецкий отворил ее, и мимо него промчалась Элизабет.

– Ваша светлость! – тяжело дыша, начала она. – Я…

– Вы! – холодно произнесла герцогиня, глядя на растрепанную женщину в пропыленном платье, которая бросила мужа, причинив ему столько боли и тревог, и вот теперь явилась перед ней, похожая на пыльную швабру, как раз тогда, когда было уже слишком поздно.

– Вас не мешало бы выпороть, – сказала она.

– Я не сомневаюсь, что Ян с удовольствием займется этим лично, но только потом. А сейчас мне нужно… – Элизабет остановилась, пытаясь подавить охватившую ее панику и связно изложить свою просьбу, – мне нужно попасть в

Вестминстер. Мне нужна ваша помощь, потому что женщин не пускают в палату лордов.

– Сегодня шестой день суда, и я рада вам сообщить, что он продвигается не так хорошо, как вам бы того хотелось.

– Вы скажете мне все потом! – сказала Элизабет таким повелительным тоном, который сделал бы честь самой герцогине. – Лучше попробуйте вспомнить какого-нибудь влиятельного человека, который помог бы мне туда попасть, кого-нибудь, с кем вы знакомы. Остальное я сделаю сама – сразу же, как только окажусь там.

С некоторым запозданием до герцогини наконец дошло, что, несмотря на непростительное поведение, Элизабет сейчас – единственная надежда Яна Торнтона.

– Фолкнер! – рявкнула герцогиня, поворачиваясь к лестнице. Наверху, на балконе, материализовалась личная горничная герцогини.

– Ваша светлость? – спросила она.

– Отведи эту молодую женщину наверх. Вычисти ее одежду и приведи в порядок прическу. – Рэмси! – кивнула она дворецкому, приказывая следовать за собой в голубую гостиную, где села за письменный стол. – Отнеси эту записку прямо в Вестминстер.

Скажи им, что это от меня и что ее необходимо немедленно передать лорду Килтону. Он должен быть на своем месте в палате лордов. – Она быстро набросала несколько строк и вручила записку дворецкому. – Я написала ему, чтобы он немедленно остановил слушание дела и что через час мы будем ждать его в моей карете у входа в Вестминстер. Он должен встретить нас там и провести в парламент.

– Сию минуту, ваша светлость, – сказал Рэмси, кланяясь, и быстро направился к выходу.

Герцогиня последовала за ним, продолжая на ходу отдавать приказания:

– В случае, если Килтон пренебрег своими обязанностями и не явился сегодня на заседание, пошли людей к нему домой, в «Уайт», и к той актриске на Блоринд – стрит, про которую он думает, что о ней никто не знает. Вы, – сказала она, задержав ледяной взгляд на Элизабет, – пойдете со мной. Вам придется многое мне объяснить, миледи, и вы сделаете это, пока Фолкнер будет заниматься вашей внешностью.

– Я не собираюсь думать о своей внешности в такое время, – вдруг взорвалась Элизабет.

Брови герцогини взлетели неимоверно высоко.

– Вы приехали убедить суд, что ваш муж невиновен?

– Ну, конечно. Я…

– Тогда не позорьте его еще больше, чем вы уже сделали! Вы выглядите так, словно вас вытащили с помойки Бедлама. Благодарите Бога, если вас саму не повесят за тот скандал, что вы учинили! – Она начала подниматься по лестнице, и Элизабет медленно пошла за ней, вполуха слушая ее тираду.

– А теперь, если бы еще и ваш незаконнорожденный брат оказал нам честь и явился пред наши светлые очи, то вашему мужу, возможно, и не пришлось бы провести эту ночь в тюремной камере, куда он непременно попадет, по мнению Джордана, если обвинение успешно справится со своей задачей.