Горец IV, стр. 26
О той боли, которую причинял засевший глубоко в теле кусок железа.
Сейчас боли не было. Было какое-то смутное беспокойство, но Дункан не смог его расшифровать.
К тому же сейчас ему не до беспокойства было. Король, сам король говорит с ним!
А Конан именно по этой причине не мог ничего подсказать ему. Трудно рассчитывать на что-либо при королевском дворе, если прервешь речь монарха!
К тому же и сам он не видел пока, откуда может исходить опасность. И опасность ли это?
Оставалось рассчитывать на удачу…
— Итак, чем ты можешь порадовать меня, мой подданный? Что ты умеешь?
— Я умею все, что положено уметь горцу, — Дункан приосанился. — Умею скакать верхом и карабкаться на вершины. Владею волынкой и прорезной виолой. Могу спеть песнь почета, песнь траура и песнь поношения… Последнюю — только для Ваших врагов, сир!
— Нет, хватит с меня музыки… Сыт я ею по горло! — глаза юного короля недобро сверкнули.
(Он, конечно, знал о темных слухах, согласно которым он, Джемс, — якобы сын придворного музыканта, которым в свое время увлеклась королева, его мать…
И хотел бы забыть про них — да не дают ему забыть…)
— Владеешь ли ты чем-нибудь, что более пристало мужчине, горец? Например — оружием?
Теперь в глубине глаз юноши мелькнула какая-то странная, нездоровая жадность.
— Чем я заслужил Ваши оскорбления, сир?! Плох тот горец, который не умеет обращаться с боевым железом!
— Значит, ты — не плох?
— Никто не хотел бы утверждать обратное, сир! Готов сразиться с кем угодно и чем угодно — по Вашему выбору! Клейморой-мечом и палашом-клейморой, на копьях и на ножах, конный или пеший, в доспехах или без… Какие угодно условия выставьте — и я с клинком либо алебардой…
— Довольно! — прервал его король.
И снова — странный блеск мелькнул в глубине его глаз…
Говорили в старину: спаси нас, Всевышний, от милости сильных мира сего пуще, чем от гнева их…
35
Дункан замер, оборванный на полуслове.
— А секирой — владеть умеешь? — уже не просто страсть — почти мания горела в глазах у короля. Это столь так явно не соответствовало его сану, что собеседник его сразу же почувствовал себя более свободно.
И напрасно!
Потому что, когда властитель позволяет себе нечто, ему не подобающее,
— это обычно не знак доверия, а знак беды.
Горе тому, кто этого не поймет!
Дункан пожал плечами:
— Алебарда — секире сродни, сир! Приказывай!
— Не замедлю приказать… — Джемс поднялся с места, снова сел, опять привстал. Нервная дрожь била его…
— Ни разу не видел я настоящего секирного боя… Уже много лет, как есть у меня один боец — но долго, очень долго не удавалось мне найти ему пару! Ты — первый из моих подданных, кто согласился!
(Конечно, для такого дела требуется согласие. Во всяком случае, от подданного благородных кровей. А неблагородному — не дашь никогда такого задания…
А приказать шотландскому дворянину можно лишь после того, как сам он изъявил согласие).
Дункан такое согласие дал. Но оба они понимали, что такие вещи даром не делаются.
— Чего хочешь ты взамен, мой подданный? Говори — не поскуплюсь…
— Тебе не придется скупиться, сир… — Дункан уже обращался к Джемсу на «ты», потому что они перешли некую грань, разделяющую подданного и короля.
— …Не придется, так как просить я буду не «сколько», а «что».
— И что же ты будешь просить? — на сей раз не страсть, не желание было в этом вопросе — а настороженность…
— Не бойся, сир… Моя просьба тоже не составит тебе ни труда, ни опасности. Мне нужно задать несколько вопросов одному из Мастеров, состоящих при твоем дворе. А ты — отдай ему приказ, чтобы отвечал он правдиво!
— Есть ли у тебя основания сомневаться, что он и без моего распоряжения будет отвечать правдиво?
— Пожалуй, нет. Но ты все-таки этот приказ отдай. Это — моя цена.
— Твоя цена? — резко переспросил Джемс. Давно уже никто не осмеливался говорить с ним так.
— Да, моя цена, — Дункан кивнул спокойно и твердо.
И король, подумав, кивнул в ответ, соглашаясь с его правотой. За необычное дело — необычная плата.
— Имя Мастера? — спросил Джемс теперь тоже спокойно.
— Мак-Фуад.
— Этерскел Мак-Фуад? — брови короля поползли вверх.
Дункан тоже не смог сохранить на своем лице маску безразличия. Но почти сразу же он овладел собой.
— Малое имя его не знаю. А имя клановое — Мак-Фуад.
— Н-ну, хорошо… — уголки губ Джемса тронула легкая усмешка.
— Если будешь после боя в состоянии задавать вопросы — то задашь свой вопрос ему. И ответит он тебе — или я не король!
Недаром жаждал король насладиться зрелищем секирного боя. И недаром жаловался, что трудно было найти ему на это охотников.
Секира — символ славного прошлого Шотландии. Именно славного. Но — именно прошлого.
Еще во времена прадеда, даже деда Джемса VI, каждый тан выводил в поле сотни секироносцев. А теперь для подсчета численности войска — уже другие мерки требуются.
Количество клеймор. Число кавалерийских пик. Даже число презренных мушкетов — тоже учитывается!
Нынешние старики еще помнят: когда были детьми, — рассказывали им деды, как они — деды — в молодости владели секирами. Но любое воинское искусство забывается, если стоят за ним только предания, а не живые мастера.
Так что даже странно, где сумел найти Джемс знатока секирного боя…
Ныне — алебарды в ходу. Алебарда секире действительно чем-то сродни. Но родня они не близкая.
Алебарда — скорее копье, чем топор. И скорее крюк, чем копье.
К тому же это оружие, по сути, не предусматривает поединка. Редко-редко сходятся в бою воины с алебардой против алебарды.
В основном — пеший против конного применяет ее. А так как кавалерист ныне почти всегда облачен в доспехи — то широко используется крюк на обухе. Чтобы, зацепив, сдернуть с седла.
И узкий копейный наконечник тоже часто используют. Чтобы вонзить его рыцарю в стыки лат.
А вот секирное лезвие — куда реже применяется. И нет обычно у алебардщиков достаточного навыка рубки им.
Все это отнюдь не волновало Дункана. Он был спокоен.
Потому что стараниями Конана он давно уже миновал ту ступень боевого мастерства, где требуются «навыки» как таковые. И тип оружия — для него тоже не важен был.
Столь уверен в себе был Дункан, что это помешало ему заметить: его Учитель сейчас не может похвастать таким же спокойствием…
Говорили в старину: только Мастер может одолеть Мастера.
36
Для боя отвели отдельный зал.
Не принято было делать из таких боев публичное зрелище.
Однако и в полной тайне хранить их — тоже не принято было.
Поэтому, кроме короля, занявшего почетное место, вдоль одной из стен этого зала выстроились человек пятнадцать. Латники из числа охраны, придворные…
Ни одного хайлендера не было видно среди них. Впрочем, где-то в заднем ряду, кажется, стоял какой-то старик в клетчатом килте.
Вот именно — кажется… Не разглядеть сквозь живую стену придворных.
Конану не пришлось смешиваться с этой толпой. Ему дворцовый церемониймейстер определил место рядом с креслом короля, справа от подлокотника.
Ну естественно: он ведь спутник того, кто будет сейчас участвовать в схватке…
Место это было престижным, но оно не давало полной Конану возможности свободно перемещаться по залу.
А сойти с него — значило уж очень явно нарушить этикет.
Столь демонстративное нарушение не пошло бы на пользу ни ему, ни Дункану.
Поэтому, хотя Конан сразу ощутил, что присутствие чужой ауры усилилось — со своего места он не смог определить ее точный источник… В данном случае это было очень сложно.
Они вошли в зал из двух противоположных дверей — Дункан и назначенный ему противник. Каждый нес на плече боевую секиру.
Старинную секиру, с топорищем в полтора ярда, для двуручного захвата. А по лезвию были вычеканены руны — такие же, как на древних камнях.