Отраженная в тебе, стр. 60
— Ты любишь Гидеона Кросса?
— Разве не ясно?
— А он тебя любит?
Поскольку мне просто не хватало энергии, я положила свою чашку в раковину и достала новые, для себя и для него.
— Не знаю. Знаю, что он хочет меня, что порой нуждается во мне. Думаю, если попрошу, он сделает для меня все, что сможет, потому что в каком-то смысле я запала ему в душу.
Однако он так и не смог признаться мне в любви. Не рассказал о своем прошлом, И, судя по всему, не смог смириться со свидетельствами моего прошлого.
— А у тебя есть голова на плечах.
Я насыпала кофейных зерен, чтобы заварить новую порцию.
— А вот это, папа, весьма спорно.
— Ты честна перед собой. Это славное качество.
Я взглянула на него через плечо, и он натянуто улыбнулся:
— Я воспользовался твоим планшетом, чтобы проверить свою почту. Он на кофейном столике. Надеюсь, ты не против.
Я покачала головой:
— Да сколько угодно.
— Ну и уж коли так вышло, пошарил по Интернету. Хотел узнать, что там пишут о Гидеоне Кроссе.
Сердце мое слегка сжалось.
— Он тебе не нравится.
— Воздержусь от суждений. — Произнося эту фразу, отец исчез в гостиной и тут же вернулся обратно, уже с планшетом. Пока я молола кофейные зерна, он достал его из футляра и активировал. — Вчера вечером мне не удалось толком в нем разобраться, и я просто хотел получить побольше сведений. Нашел снимки, где вы с ним вместе, — многообещающие. Но потом увидел и кое-что еще. — Он развернул планшет экраном ко мне. — Ты мне это объяснить можешь? Может, у него еще одна сестра?
Оторвавшись от кофемолки, я подошла поближе и посмотрела на найденный отцом снимок. Гидеон и Коринн были сфотографированы за коктейлем, он обнимал ее за талию, и все в их позах говорило о близости, вплоть до того, что его губы почти касались ее виска. Она держала в руке бокал и смеялась.
Взяв планшет, я прочитала заголовок: «Гидеон Кросс, глава „Кросс индастриз“, и Коринн Жиро на рекламной вечеринке водки „Кингсмен“».
Дрожащими пальцами я открыла текст и, желая получить побольше информации, прочла короткую статью. И онемела, выяснив, что это мероприятие состоялось в четверг, с шести до девяти, причем место его проведения находилось в собственности Гидеона. И было прекрасно мне знакомо — он трахал меня там, как трахал и множество других женщин.
Гидеон не явился на нашу встречу с доктором Петерсеном, чтобы провести это время с Коринн у себя в отеле — «сексодроме». Именно это он и хотел сообщить детективам, но так, чтобы я не слышала. Его алиби заключалось в том, что он провел весь вечер — а быть может, и ночь — в обществе другой женщины.
Положив с преувеличенной аккуратностью планшет на место, я вздохнула и сказала:
— Нет, это не сестра.
— Мне тоже так показалось.
Я взглянула на него:
— Можешь оказать мне услугу и сварить кофе. Мне нужно позвонить.
— Без вопросов. А потом приму душ. — Он протянул руку, накрыв ею мою. — Давай погуляем и постараемся стереть все это утро. Как звучит?
— Звучит превосходно.
Удалившись с телефоном к себе в спальню, я быстро набрала номер сотового Гидеона и стала ждать. Он ответил после третьего гудка.
— Кросс, — раздалось в трубке, хотя он должен был видеть на экране, кто звонит. — Я сейчас не могу говорить.
— Тогда просто слушай. Говорить буду я. Одну минуту. Всего одну долбаную минуту твоего драгоценного времени. Можешь ты мне ее уделить?
— Я действительно не…
— Натан приходил к тебе с моими снимками?
— Это не…
— Приходил?
— Да, — буркнул он.
— Ты их смотрел?
Последовал долгая пауза.
— Да.
Я вздохнула:
— Ладно. По-моему, с твоей стороны было совсем уж непорядочно отправить меня к доктору Петерсену, прекрасно зная, что ты туда не явишься, потому что встречаешься в это время с другой женщиной. Я серьезно, это просто свинство. Да еще и вечеринка, организованная «Кингсмен», что, должно быть, имеет для тебя сентиментальное значение, так как… — Послышался звук резко отодвигаемого стула. Я зачастила, торопясь сказать то, что было необходимо, пока он не отключился: — Думаю, у тебя просто смелости не хватило прямо сказать, что между нами все кончено, особенно перед тем, как закрутить с другой.
— Ева! Черт побери!
— Но знай одно: хоть ты и обставил все это до ужаса паршиво и разбил мое сердце на миллионы мелких кусочков, заставив меня утратить к тебе всякое уважение, я все равно не виню тебя за то, что ты почувствовал, увидев эти мои снимки. Я это понимаю.
— Прекрати! — Голос его был чуть громче шепота, что заставило меня подумать о том, не рядом ли с ним Коринн даже сейчас.
— И не хочу, чтобы ты винил себя, хорошо? После того, через что мы с тобой прошли… Пусть я толком не знаю, через что пришлось пройти тебе, потому что ты так мне и не сказал, но все равно… — Я вздохнула, сознавая, что мой голос дрожит. Но хуже того, когда я заговорила снова, мои слова звучали уже сквозь слезы. — Не вини себя. Я не виню. Просто хочу, чтобы ты это знал.
— Господи, — выдохнул он. — Прекрати, пожалуйста, Ева.
— Уже прекратила. Надеюсь, ты найдешь себе… — Моя рука впилась в бедро. — Ну ладно, все. Прощай.
Отключившись, я бросила телефон на кровать, разделась, чтобы принять душ, сняла и положила на полку подаренное Гидеоном кольцо, пустила воду — настолько горячую, насколько могла выдержать, — и бесчувственно нырнула под струи.
Терять мне было нечего.
ГЛАВА 17
Остаток субботы и воскресенье мы с отцом провели, болтаясь по городу. Я постаралась угостить его всем, чем только можно: сводила и в «Джуниор» с их творожным пудингом, и в «Грейс папайя» за сосисками в тесте, и к Джонсу за пиццей, которую мы прихватили домой, чтобы поделиться с Кэри.
Мы побывали на смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинга, откуда, кстати, отец обозрел и статую Свободы, что его вполне устроило, а на Бродвее посетили дневное шоу. Прогулялись по Таймс-сквер, жаркой, многолюдной, с ужасными запахами, но довольно забавными — и порой полуголыми — уличными исполнителями. Некоторых я сняла на телефон и отправила снимки Кэри, чтобы посмеялся.
На папу произвело впечатление наличие в городе пунктов неотложной помощи, и очень, как и мне в свое время, понравились конные полицейские патрули. Мы прокатились в запряженной лошадьми коляске по Центральному парку, отважно спустились в метро. Я показала ему Рокфеллер-центр, «Мейсиз» и Кроссфайр, насчет которого он заметил, что это здание производит впечатление даже притом, что находится по соседству с другими не менее впечатляющими строениями. Но в основном мы просто гуляли. Не ставили перед собой особых задач, а ходили, болтали, радовались тому, что мы вместе.
Я наконец услышала, как он познакомился с мамой. У ее маленькой спортивной машины спустилась шина, и она обратилась в автомастерскую, где он тогда работал. Их история напомнила мне старый хит Билли Джоэла «Uptown Girl», о чем я ему и сказала. Папа рассмеялся и заметил, что это была одна из любимейших его песен. А еще признался, что до сих пор помнит, как она вылезла из-за руля своей маленькой дорогущей тачки и перевернула весь его мир. Она была прекраснее всех и всего, что он видел до того и после… пока не появилась я.
— Ты в обиде на нее, папа?
— Я свыкся. — Он обнял меня за плечи. — Меня всегда задевало то, что, когда ты появилась на свет, она отказалась дать тебе мою фамилию. Ну а насчет денег и всего такого я ее понимаю. Ясно же, что я не мог сделать ее счастливой надолго, да и она знала себя достаточно хорошо, чтобы не осознавать этого.
Я кивнула, в чем-то жалея нас всех.
— И на самом деле, — вздохнул он и на миг прижался щекой к моей макушке, — хотя мне очень хотелось бы иметь возможность обеспечить тебя всем тем, чем обеспечивали ее мужья, я просто радуюсь тому, что у тебя это есть. Не такой я гордец, чтобы не признать: это ее решения сделали твою жизнь несравненно лучше. Да и меня случившееся не выбило из колеи. Я живу своей счастливой жизнью, и у меня есть дочка, которой я чертовски горжусь. И считаю себя настоящим богачом, потому что в мире нет ничего такого, что бы я хотел, но не имел.