Отраженная в тебе, стр. 44

— Ты скажешь… — Я охнула, потому что его губы, поверх рифленого хлопка, сомкнулись на моем соске. — О господи…

Он слегка укусил меня за сосок.

— Закончи.

— Ты скажешь когда. Ты скажешь как.

— Ангел мой, есть вещи, относительно которых ты можешь торговаться, но твое тело и секс не предмет торга.

Мои руки вцепились ему в волосы, непроизвольно реагируя на непрекращающееся дурманящее посасывание моего чувствительного соска. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне хотелось подчиняться ему. Просто хотелось.

— А о чем еще я могла бы поторговаться? Все и так твое.

— Твое время и внимание — вот два твоих рычага воздействия. Ради них я готов на все.

Меня пробрала дрожь.

— Я уже мокрая для тебя, — шепотом произнесла я. Гидеон, со мной на руках, отошел от перил.

— Это потому, что я так тебя хочу.

ГЛАВА 12

На Манхэттен мы с Гидеоном вернулись в воскресенье в полночь. Предыдущую ночь мы спали порознь, но большую часть дня провели вместе в общей постели. Целуясь, обнимаясь. Смеясь и перешептываясь.

По молчаливому соглашению мы до конца нашего уединения больше не затрагивали болезненные вопросы. Ни телевизора, ни радио тоже не включали, потому что нам казалось неправильным делить наше время еще с кем-то. Снова прогуливались по побережью. Долго, медленно, с чувством занимались любовью на галерее третьего этажа. Играли в карты, причем выигрывал исключительно он.

Это был лучший день в моей жизни.

Приехав в город, мы отправились ко мне на квартиру. Гидеон отпер дверь полученным от меня ключом, и мы, как могли тихо, вошли в темное помещение, стараясь не разбудить Кэри. Гидеон с поцелуем, от которого таяла душа, пожелал мне доброй ночи и направился в гостевую спальню, а я легла в свою одинокую постель без него. Тоскуя по нему. Гадая, сколько еще времени нам придется спать порознь. Месяцы? Годы?

Так с этими мыслями я закрыла глаза и начала погружаться в сон.

И тут зажегся свет.

— Ева, вставай!

Гидеон вошел в спальню и, направившись прямиком к шкафу, стал доставать оттуда мою одежду.

Я, моргая, заметила, что он одет в слаксы и рубашку с пуговицами на вороте.

— В чем дело?

— С Кэри беда, — мрачно ответил Гидеон. — Он в больнице.

Когда мы выбежали из дома, у тротуара нас ждало такси. Гидеон усадил меня, потом сел сам.

Мне казалось, будто машина едет невероятно медленно. Казалось, все вокруг ужасно замедлилось.

Я схватила Гидеона за рукав:

— Что случилось?

— На него напали. В пятницу ночью.

— Откуда ты знаешь?

— Твоя мать и Стэнтон оставили сообщения на моем сотовом.

— Моя мать?.. — в растерянности уставилась я на Гидеона. — Почему она не…

Ну конечно, позвонить мне она не могла — у меня ведь не было телефона. Чувство вины и тревога накатили на меня с такой силой, что трудно было дышать.

— Ева, — обнял меня за плечи Гидеон, чтобы я прислонилась к нему головой, — не изводи себя, пока не узнаем больше.

— Прошло уже несколько дней, Гидеон. А меня не было рядом.

Слезы лились ручьем всю дорогу до больницы. На само здание я, поглощенная собственными переживаниями, практически не обратила внимания. Хорошо хоть Гидеон сохранял спокойствие и самоконтроль.

Дежурный в регистратуре сообщил нам номер палаты Кэри, но на этом его готовность к сотрудничеству закончилась. Гидеон сделал несколько ночных звонков и добился-таки для меня разрешения посетить Кэри, хотя часы, понятное дело, были далеко не приемные. Впрочем, Гидеон порой бывал весьма щедрым жертвователем, а потому на внутренний распорядок можно было закрыть глаза.

Когда я вошла в отдельную палату Кэри и увидела его, сердце мое затрепетало, а колени ослабли. Только поддержка Гидеона не позволила мне упасть. Человек, которого я считала своим братом, лучший друг, какого я когда-либо имела или могла иметь, лежал в постели молча и без движения. Его голова была перевязана, под глазами расплылись синяки. Одна рука была под капельницей, другая в гипсе. Не знай я, к кому пришла, наверное, вообще бы его не узнала.

На всех свободных поверхностях стояли пышные многоцветные букеты. Тут же были надувные шары и несколько визитных карточек. Не сомневаюсь, что тут не обошлось без моей мамы и Стэнтона, которые наверняка оплачивали лечение.

Мы были его семьей. И вся семья уже пришла ему на помощь, кроме меня.

Гидеон подвел меня ближе, придерживая на всякий случай за талию. Я заливалась горючими слезами: только это позволяло мне сохранить молчание.

Впрочем, Кэри то ли услышал, то ли как-то ощутил мое появление. Его веки затрепетали, потом поднялись. Прекрасные зеленые глаза был налиты кровью и расфокусированы, так что ему потребовалась, наверное, минута, чтобы разглядеть меня. А когда ему это удалось, он заморгал и по лицу его полились слезы.

— Кэри! — Я бросилась к нему, и мои руки скользнули в его ладони. — Я здесь.

— Ева. — Он сжал мои пальцы с такой силой, что мне стало больно.

— Прости, что так поздно. У меня телефона не было. Я ничего не знала. А как узнала, сразу бросилась сюда.

— Все в порядке. Ты здесь. — Он тяжело сглотнул. — Господи… все болит.

— Я найду сиделку, — сказал Гидеон, проведя рукой по моей спине, после чего беззвучно выскользнул из палаты.

Увидев столик на колесиках, на котором стояли маленький кувшин и чашка с соломинкой, я спросила:

— Пить хочется?

— Очень.

— Можно тебя приподнять в сидячее положение? Или нет?

Я боялась, что любое мое неловкое движение может причинить ему боль.

— Да.

С помощью пульта, лежащего возле его руки, я приподняла верхнюю часть кровати, так что он оказался почти в сидячем положении, а затем поднесла соломинку к его губам. Он жадно и долго втягивал жидкость, пока наконец не расслабился и со вздохом не сказал:

— Ты отрада для моих бедных глаз, детка.

— Что за чертовщина с тобой случилась? — Я поставила пустую чашку на место и снова взяла его за руку.

— Сам ни хрена не пойму. — Голос его звучал слабо, почти как шепот. — Кто-то наскочил. С битой.

— С битой? — От одной этой мысли мне стало не по себе. Какая дикость! Жестокость! — Он что, псих?

— Да уж конечно, — пробормотал Кэри с усилием, и между его бровей залегла глубокая болезненная морщина.

— Извини, — попятилась я.

— Нет-нет. Ты ни при чем. Дерьмо… — Его глаза закрылись. — У меня сил нет.

Тут появилась медсестра в халате, украшенном изображениями шпателей и стетоскопов. Молодая, симпатичная, с темными волосами и глазами-сливами. Она осмотрела Кэри, измерила кровяное давление и нажала кнопку укрепленного на ограждении пульта.

— Вы можете управляться с ним самостоятельно, — сказала она. — Просто нажимайте на кнопку каждые полчаса. Раньше времени дозатор все равно средство не выдаст, так что не стоит беспокоиться, что будете нажимать слишком часто.

— Один раз — это уже слишком часто, — пробормотал Кэри, глядя на меня.

Я понимала его опасения: у него имелся опыт привыкания к наркотикам. Законченным наркоманом он еще не стал, но уже начал свой путь по этой дорожке, прежде чем мне удалось вбить ему в башку малость здравого смысла.

Но для меня было облегчением увидеть, как разгладился только что морщившийся от боли лоб и сбивчивое дыхание стало обретать ритм.

— Ему нужен отдых. Вы можете прийти в часы для посетителей, — заявила мне медсестра.

Кэри с отчаянием посмотрел на меня:

— Не уходи.

— Она никуда не уходит, — произнес вновь появившийся в палате Гидеон. — Я договорился, чтобы сюда на ночь поставили раскладушку.

Мне казалось, что любить Гидеона сильнее, чем я уже любила, попросту невозможно, но ему как-то все время удавалось найти способ показать мне, что я не права.

Медсестра застенчиво улыбнулась Гидеону.

— Кэри может понадобиться больше воды, — сказала я ей, глядя, как она с величайшей неохотой перевела взгляд с моего возлюбленного на меня.