Пустыня смерти, стр. 112

Однако Бизоньему Горбу не терпелось. Он считал, что Киркер — нехороший человек и заслуживает пыток со стороны скво, но до них нужно добираться целых четыре дня на север, а набег совершался в южном направлении. Может Брыкающийся Волк и уступал Трем Зернышкам по части изощренности пыток, но и он неплохо сумел заставить Киркера извиваться и мычать весь вечер. Киркер весь обгорел, был изрезан и ослеплен, когда его подвели к невысокому дереву на берегу Пекоса и подвесили на сук головой вниз. Затем под его мотающейся головой развели небольшой костер и приготовились тронуться в путь. Смолистые дровишки будут гореть всю ночь, и еще задолго до восхода солнца голова Киркера зажарится и закоптится как надо.

И даже когда Бизоний Горб вскочил на коня и объявил, что пришло время воспользоваться преимуществами луны команчей и заняться серьезным делом — начать набег, Брыкающийся Волк отказался ехать со всеми. Он твердо настроился насладиться муками Киркера до конца. И вонзил острую палочку в его другое ухо, чтобы кровь из головы капала в костер.

Бизоний Горб рассердился. Брыкающийся Волк, как воин, был волен поступать, как ему вздумается, но до определенного момента. Он знал дорогу в Мексику не хуже любых других. Вряд ли Киркер проживет до утра, а как только ему придет конец, Брыкающийся Волк отправится в путь и нагонит отряд на следующий день.

И тем не менее, прежде чем начать поход, Бизоний Горб строго-настрого наказал Брыкающемуся Волку присоединиться к остальным как можно скорее. Брыкающийся Волк был лучшим конокрадом во всем племени команчей, а также лучшим похитителем детей. Он умел передвигаться совершенно бесшумно. Раза два он проникал в дома через окна и захватывал ребенка в то время, как его родители тоже находились в этой же комнате и обедали или же переругивались в семейной ссоре. Бизоньему Горбу не хотелось, чтобы Брыкающийся Волк задерживался слишком долго, истязая какого-то жалкого охотника за скальпами. Тот уже слишком ослабел и не мог выносить смертельные пытки. Он лишь слабо дергался да тихонько мычал сквозь зашитые губы, когда пламя лизало его голову.

Брыкающийся Волк не обращал особого внимания на Бизоньего Горба и других воинов, когда те поскакали на юг. Он даже обрадовался, что военный вождь уехал — Бизоний Горб был великим воином, но при медленных пытках проявлял нетерпение. Из-за своего нетерпения Бизоний Горб не был, в частности, и хорошим охотником — он слишком рано срывался. Для пыток нужно терпение, а у Бизоньего Горба его не хватало.

Воины еще не успели скрыться из виду, а Брыкающийся Волк вынул из костра пару головешек и стал тыкать ими там и сям в тело Киркера, заставляя его корчиться, словно выброшенная на берег рыба. Брыкающийся Волк получал удовольствие, наблюдая, как извивается истязаемый. Как хорошо, что рядом нет нетерпеливого военного вождя, хорошо быть одному и заставлять испытывать жуткую боль человека, который оскальпировал его жен и маленького сына. Немного времени спустя он разрезал суровую нить, которой Бизоний Горб сшил губы Киркера. Затем подбросил дров в костер и, схватив Киркера за волосы, стал держать его голову так, чтобы лицо горело в пламени. Брыкающемуся Волку хотелось услышать стоны и вопли белолицего.

Когда вопли затихли, Брыкающийся Волк немного пригасил костер и принялся опять коптить голову Киркера, потом встал и зашагал к ближайшим скалам, освещая себе путь горящей палкой как факелом. Ему хотелось поймать маленьких скорпионов и посадить их на подвешенного над костром. Скорпионы ужалят его, но не убьют, и пытки можно будет продолжать.

2

Калл весьма удивился, увидев, как умело ездит верхом леди Кейри. Сидела она, разумеется, в дамском седле, но правила своим вороным мерином не хуже любого мужчины. Она даже могла заставить лошадь перепрыгивать на всем скаку через неширокие канавы и низенькие кустики. Калл подумал, что так поступать довольно глупо, но вынужден был признать, что проделывала она это мастерски и красиво. Уилли тоже пытался заставить своего пони прыгать, как мамин мерин, но, конечно же, пони так прыгать не мог. Миссис Чабб ехала на ослике и все время жаловалась на его непослушание, хотя Гас и говорил ей, что ослик ведет себя не хуже и не лучше любых других ослов.

— Нет, сэр, в Англии они ведут себя гораздо лучше, — не соглашалась с ним миссис Чабб. — Этот все норовит укусить меня за ногу.

Эмеральд, высокая негритянка, ехала на крупном белом муле; Гас весьма удивился, когда она сказала, что этот мул приплыл сюда из Ирландии вместе с пони для Уилли и вороным мерином леди Кейри.

— Сомневаюсь, чтобы мне понравился мул, которого привезли сюда на судне, — произнес он.

Гас ехал на гнедой лошади, купленной в Эль-Пасо. По правде говоря, у всех рейнджеров были, благодаря щедрости леди Кейри, гораздо лучшие лошади по сравнению с теми, на которых им приходилось когда-либо ездить во всех предыдущих походах. У каждого теперь было по две лошади — основная и запасная; грузы перевозились на четырех мулах: на одном везли палатку леди Кейри, а на остальных — продовольствие, разное снаряжение и большой запас боеприпасов. Все были вооружены первоклассным оружием — ружьями и пистолетами последнего образца, имелся также великолепный дробовик для охоты на дичь. Гасу не терпелось опробовать дробовик и поохотиться на степных тетеревов — ему уже понравилось лакомиться дичинкой; но, к сожалению, на востоке от Эль-Пасо, где они ехали, тетеревов не водилось, там расстилалась голая пустыня. Тем не менее Гас умудрился подстрелить из охотничьего ружья тощего зайца, но Эмеральд, осмотрев зверька, отказалась стряпать из него что-либо. — Леди Кейри ничего не имеет против зайцев, если только они не тушеные, — заявила она.

Леди Кейри в это время ускакала далеко вперед. Она не снимала густую вуаль, так что Калл никак не мог взять в толк, как же она умудрялась замечать норы степных собачек и другие опасные препятствия на своем пути. Носилась она довольно быстро, покрывала на ней раздувались, и тем не менее вороной мерин редко спотыкался.

Ровно в четыре часа вся группа, к удивлению рейнджеров, остановилась на бивак, чтобы попить чаю. Поставили небольшой столик, накрытый белой камчатой скатертью. Пока Эмеральд нарезала ветчину тоненькими ломтиками и делала небольшие бутерброды, рейнджеры разожгли костер, на котором миссис Чабб принялась кипятить воду для чая. Принесли сахарницу и щипчиками положили кусочки сахара в чашки.

Чай понравился всем рейнджерам; выдув по нескольку чашек, они объявили, что одобряют английские обычаи. Калл же, хотя ему тоже понравился чай, подумал, что глупо тратить попусту целый час дневного времени, просиживая за столом в пустыне. И вечером можно гонять чаи сколько душе угодно — зачем же пропускать светлые дневные часы? Но все же он должен был признать, что во всех других отношениях мероприятия, организованные леди Кейри, были просто великолепны.

В Эль-Пасо они приобрели самые лучшие седла, какие только нашлись, не забыли также и о том, что зима не за горами. Леди Кейри настояла, чтобы они купили дождевики, теплые куртки и целую кипу одеял. Да если бы экспедиция Калеба Кобба была хоть наполовину экипирована так, она, может, и осуществилась бы, считал Калл. С надлежащим материальным обеспечением она имела бы реальные шансы на успех.

Вечером Эмеральд установила, с помощью Верзилы Билла и Гаса, палатку для леди Кейри. Когда растяжки палатки прочно укрепили, леди Кейри присела у лагерного костра и стала читать сыну Уилли рассказы из книг, которые они прихватили с собой. Рейнджеры, которым никогда прежде не доводилось близко сталкиваться с дамой, умеющей читать, внимательно слушали ее и чтение им нравилось не меньше, чем Уилли. А что касается Матильды Робертс, то ей книга нравилась даже больше, чем Уилли, — маленький виконт уже не раз слышал эти рассказы, а Матильда не знала ни про Красную Шапочку или про Джека и бобовое зернышко. Пока леди Кейри читала, Матильда сидела, словно завороженная, не обращая внимания на то, что ее чай давно остыл.