Страж, стр. 75

Это был мужчина лет сорока, высокий, аккуратно одетый, с невыразительным мальчишеским лицом. На нем были джинсы, мокасины, твидовый пиджак с поднятым воротником. Я узнал в нем священника, которого Анна называла своим «духовным наставником». А я шутливо называл его «небесным лоцманом». Он был настоятелем здешней церкви, но я даже не помнил, как его зовут. Те пару раз, что мы виделись, он не показался мне особенно привлекательным. Но сейчас я был рад ему.

— Как поживаете? — Он ухмыльнулся и, спускаясь по ступеням, протянул мне руку. — Вы ведь Мартин, не так ли? Какой приятный сюрприз! Не видел вас давным-давно. Как поживает Анна?

— Отлично, — ответил я. Он, конечно, меня помнил. — Просто отлично.

Я подумал о том, ввела ли его Анна в курс дела. Часы замолкли. Я вновь посмотрел на башенный колокол. Но дрожал не он, а небо над ним.

— Вы зайдете? Здесь довольно зябко. Заходите и расскажите мне про вас с Анной.

— Я должен встретиться с ней здесь.

В его кротком, но внимательном взоре вспыхнули искорки интереса. Он улыбнулся:

— Давайте подождем ее у меня в кабинете. Она туда непременно заглянет.

Я прошел следом за ним через дверь-вертушку в темную церковь с каменными сводами. Здесь было столь же холодно, как и на улице. Знаком велев мне подождать, священник подошел к справочному бюро и сказал что-то, чего я не сумел расслышать, дежурной. Я увидел, как она посмотрела в мою сторону и кивнула. Затем он вернулся ко мне, шаркая мокасинами по мраморному полу.

— Кабинет занят, там какая-то конференция. Давайте пойдем в часовню. Подождем ее там.

Пожилая женщина в черном, стоявшая на коленях перед алтарем, при нашем появлении поднялась и поспешила к нам по проходу. Мы сели в резные деревянные кресла в самом конце часовни и продолжали разговор, перейдя на шепот. Когда женщина подошла, священник поднялся и открыл перед ней тяжелую бронзовую дверь.

— Благодарю вас, отец. Да благословит вас Господь.

В часовне никого не было. Пылинки вились в сине-золотых лучах света, падавшего сквозь дымчатые окна. Все это напоминало мне первую, «экскурсионную» пещеру. Мне захотелось крикнуть, чтобы выяснить, раздастся ли эхо.

— Удивительно, что Анны еще нет, — сказал я, чуть повысив голос. — Может быть, она ждет снаружи.

— Не беспокойтесь, она нас отыщет. Я велел дежурной встретить ее, — священник прокашлялся. — Вы говорили, что хотите меня о чем-то спросить.

— Да, говорил... Но я не знаю, стоит ли... — Я помедлил. — Не хочу обижать вас, но, думаю, вы просто не поймете того, о чем мне пришлось бы говорить.

Он пожал плечами:

— А вы попробуйте.

— Даже если поймете, то не поверите.

— Но может быть, вы дадите мне шанс разобраться в этом самому?

— Вы верите в прорицания?

— О чем это вы? — он улыбнулся. — Об Откровении Иоанна Богослова? Или о новомодных предсказателях?

— Я не так выразился. А в мифы вы верите?

— Как в проявление божественного начала в человеке — да, верю. Как в некую истину, некий архетип. Истину, неподвластную времени, если хотите. Но, конечно, не буквально.

— Истина мне открылась благодаря тому, что вы бы назвали мифом. И в совершенно буквальном смысле, как выяснилось, — я подался к нему поближе и зашептал: — Оно здесь, в этом портфеле, доказательство вашего божественного начала.

— Ну что ж, в таком случае вы определенно не ошиблись адресом, — он засмеялся и поднял руки в знак капитуляции. — Хорошо-хорошо, я вам верю.

— Да ради Бога, — я отвернулся от него. — Просто решил посмотреть, как вы отреагируете.

— Думаю, Мартин, мне известно, что у вас.

— Вот как?

Лицо его стало выглядеть озабоченным.

— Анна говорила мне, что вы последнее время неважно себя чувствуете. Она была у меня пару дней назад, и мы с ней немного потолковали. Она говорила, что вы обратились к психиатру. Вы ведь понимаете, Мартин, что такое может случиться с каждым. Вы мне не поверите, но я и сам однажды прибег к такой помощи. Я перестал понимать, во что я на самом деле верю. Но я понял, что когда доходит до дела, есть только одна вещь, в которую мы можем верить.

— Анна ничего об этом не знает. Я ей не рассказывал. Люди, утверждающие, будто я психически болен, лгут. Они завладели моим разумом, они попытались использовать меня в своих зловещих целях. Это заговор... с целью разрушить мир. Им нужна вещь, находящаяся у меня. Я нуждаюсь в убежище. Как вы понимаете, не для себя... Речь идет о...

И внезапно я понял, что нет ни малейшего смысла продолжать.

— Убежище?

— Забудем об этом.

— К сожалению, Мартин, мы живем в тяжелые времена. Мир и сам по себе достаточно ужасен. Я понимаю, что вы ищете, когда говорите об убежище. Нам всем нужно убежище. Попытайтесь реально представить себе все, что происходит в нашем мире, и как сказал один мой друг, — не будем недооценивать разумность помешательства.

— Не вешайте мне лапшу на уши, отец. Я прекрасно понимаю, что происходит в мире, мы все знаем, к чему он идет. Отец, мы просто не можем признаться себе, что это на самом деле должно произойти. И скоро. Все прорицания начинают сбываться.

— Мы можем уповать только на Господа.

— И понимаете, я единственный, кто в состоянии что-то сделать. Анна уже наверняка пришла. Пойду к воротам.

— Погодите еще немного. Она придет сюда. Давайте опустимся на колени и помолимся. Давайте помолимся вместе.

Что-то в его голосе насторожило меня.

— Почему это вы меня всеми силами задерживаете?

— О Господи, — он опустился на колени. — Во тьме земной ненависти, алчности и предубеждений помоги нам не загасить пламя любви...

Его зычный голос разносился по всей часовне.

— Вас попросила об этом Анна? Вы поджидали меня у входа, не так ли? Она, должно быть, позвонила вам сразу же после разговора со мной.

Я встал, перешагнул через его мокасины и направился к выходу.

— Да, ваша жена позвонила мне. Она просила помолиться за вас. Она очень любит вас, Мартин.

Она стояла на ступенях спиной к церкви и глядела в парк по направлению к гробнице генерала Гранта. Какое-то время я наблюдал за ней из-за двери-вертушки. Сначала мне показалось, будто она высматривает меня на одной из скамей. Но потом она обернулась, понурила голову, начала переминаться с ноги на ногу от холода, и я понял, что она просто ждет.

Но почему же она не заходит в церковь?

Когда я положил руку на дверную ручку, намереваясь открыть дверь, Анна огляделась по сторонам и наши взоры сквозь дымчатое стекло встретились. По тому, с каким выражением она посмотрела на меня, я сразу же понял, что что-то сорвалось. У нее во взгляде читалось сочувствие — и ничего больше. И на губах — горькая и грустная улыбка, поведавшая мне сразу обо всем.

И тут через аллею я увидел санитарную машину, большой серый «мерседес» без окошек, величиной с два нормальных автомобиля. Дверцы открылись, и из машины вышли двое мужчин.

Анна слабо вскрикнула, но я, не внимая ей, бросился в глубь церкви, к справочному бюро. Я спросил у ошарашенной дежурной, нет ли из церкви запасного выхода. Она ответила мне изумленным взглядом. У нее за спиной из часовни выскользнул священник и устремился навстречу мне, его мальчишеское лицо сейчас казалось маской.

Справа от основного прохода группа школьников со своими наставниками входила в один из ведущих на башню лифтов. Второй не работал.

— Билет на колокольню, — потребовал я у служительницы.

Она замерла. Не дожидаясь, пока она решит, что ей делать, я швырнул четвертак на стол перед ней и устремился к лифту. Мне удалось втиснуться вслед за последним школьником.

Уже из-за закрытой двери я услышал крик Анны:

— Подожди, Мартин! Подожди! Это совсем не то, что ты подумал.

Жирная женщина средних лет в оранжево-желтой накидке зачитывала в лифте текст из путеводителя: