Попаданец со шпагой, стр. 77

Кстати с удивлением узнал, что кексгольмцами командует полковник Стессель. Неужели предок того самого генерала, который сдал/сдаст японцам Порт-Артур?

Добрались до наших войск мы, когда уже смеркалось. Значит, до рассвета французов ожидать не приходится, даже к полудню вряд ли пожалуют, к тому же завеса из изюмцев наверняка обнаружит приближающегося неприятеля.

Мы ещё вернёмся!

Здесь, наверное, стоит дать некоторые пояснения. Я вот раньше никогда не задумывался над вопросом: а кто и как выбирал место сражения и почему противник в это место приходил?

Представим себе ландшафты средней полосы России в те времена – в основном леса. По лесам проложены дороги, соединяющие некие населённые пункты. И количество таких дорог весьма ограниченно. Вдоль дорог и только вдоль дорог, а как же ещё, деревни, сёла, городки и города. Но в основном всё-таки леса. И тянется армия вторжения по лесной дороге вытянутая в ниточку. Серьёзными силами её здесь не атакуешь. Но когда-нибудь лес кончится, и появятся луга и поля, раскинувшиеся возле некой деревушки.

Где-то тут и можно выбрать позицию, которую наступающим оставлять в тылу никак невозможно – коммуникации будут немедленно перерезаны, а это чревато уничтожением твоих войск по частям. Ни один военачальник на такую авантюру не пойдёт и либо оставит сильный заслон, если на бой "приглашают" не очень значительные силы, либо, что более вероятно, попытается атаковать и уничтожить врага, а потом двинется дальше. Или хотя бы сбить с позиций и заставить отступить и не мешать дальнейшему движению наступающей армии. Какое-то время…

То есть "заступивший дорогу" имеет немало преимуществ: выбор места сражения и, в определённой степени, времени его начала, может максимально использовать ландшафт для своей пользы готовя позиции и укрепить их, построив полевые укрепления… Единственно в чём он, как правило, уступает – в численности имеющихся под своим началом солдат.

Можно, конечно, надеяться на преимущество в качестве своего войска, но не в данном случае – маршалы, офицеры и рядовые армии Наполеона уже не первый год показывали армиям всей Европы, что они вояки не из последних. В том числе и русским: Аустерлиц забудется ещё нескоро.

Но тем более необходимо поскорее сбить спесь с зарвавшихся галлов и иже с ними.

Несмотря на весьма выматывающий марш-бросок в два с половиной десятка вёрст, спал я в эту ночь плохо, а наутро пошёл вместе со своим десятком минёров делать последнее из того, что перед этим сражением сделать мог. Должно сработать. Хоть частично…

А дальше от меня практически ничего не зависит – командовать пехотинцами или артиллеристами не умею, кавалерист вообще никакой. Теперь только ждать…

Ко всему вдобавок, то ли Барклай отдал соответствующее распоряжение, то ли сам Остерман принял это решение, но со мной поступили в соответствии с известной командой всё того же Наполеона, которая отдавалась по французской армии в египетском походе в случае опасности: "Ослов и химиков в центр каре!". То есть берегли тягловую силу и тех, кто умел делать порох.

Я кадр достаточно ценный, к тому же ценности собственно на поле боя не представляющий.

Правда, справедливости ради, надо сказать, что и моих минёров, и инженерную роту с позиций тоже убрали подальше в тыл – даже солдаты-пионеры слишком "дорогое" имущество в армии, чтобы выставлять их под огонь противника без необходимости.

Генерал же приказал находиться при его штабе.

Александр Иванович одобрительно кивнул, когда увидел моё появление на "штабном" холме, но больше на скромного обер-офицера внимания не обращал – были дела поважнее: французы уже выходили на исходные для атаки позиции.

Увертюра почти любого сражения, кроме разве что встречного кавалерийского боя, исполняется на пушках. Они и начали. Загрохотало над овсяным полем и поплыли по небу гранаты, чтобы принести смерть в стройные порядки атакующих и обороняющихся. А построены солдаты плотно, так что каждое удачное попадание вырывает более десятка бойцов. Как из идущих вперёд, так и ожидающих на месте. И не так обидно, если "ожидающие" стоят в первой линии обороны. Андрей Болконский, если вспомнить Льва Николаевича, сгубил треть своего полка, находясь под артобстрелом, стоя в резерве и не сделав ни единого выстрела по противнику – тот ещё "подвиг".

Но вот и наступающие колонны французов дошагали до той зоны, где работал я со своими пионерами. Растяжки сработали качественно: зацепил солдат верёвочку протянутую к глиняному горшку в котором находится динамитная шашка и дробь, выпрошенная у изюмских гусар, сработал нехитрый детонатор и "Нате вам!". Ближайших убивает и калечит контузией, а тех, кто подалее достают летящие черепки и свинец. Я насчитал с десяток таких взрывов на протяжении двадцати секунд. Значит, две мины всё-таки не сработали… Но процент отказов для такой ситуации вполне себе благоприятный.

А теперь ещё один "сюрпрайз": открыли огонь егеря. С запредельной дистанции. А промахов по таким крупным, как плотные ряды пехотинцев мишеням, было, разумеется, немного. То есть стали падать французы, поляки и прочие голландцы задолго до того как имели возможность открыть ответный огонь, или даже резко сорвать дистанцию перейдя с шага на бег: бросок бегом можно начинать не ближе, чем за сотню метров до противника, иначе строй будет совершенно сломан и управление им потеряно.

А до наших порядков ещё почти пятьсот шагов и пули нового образца успеют как минимум в три очереди егерских выстрелов, выкосить не один десяток вражеских солдат.

Да и пушкари добавляли огоньку сначала гранатами, а потом перейдя на картечь, и пехотные полки, после приближения вражеских колонн врезали дружными залпами.

А в довесок, видя расстроенное состояние французской пехоты, Остерман послал в атаку залихватских изюмцев генерала Дорохова и те, своими пиками и саблями почти полностью растерзали левый фланг наступающих. Там началось просто паническое бегство.

Но противник сумел парировать этот ход контратакой польских улан. Завязалась встречная рубка лёгкой кавалерии.

Красная и синяя лавины нахлынули одна на другую и понеслось… Конь на коня, пика на пику, сабля на саблю, крики, ржание лошадей, выстрелы гусарских мушкетонов и уланских карабинов, вскрики раненых, топот копыт, который был различим даже со штабного холма… Бились славянин со славянином на славянской земле. Но одни из них сражались под романскими знамёнами, а другие защищали свою Родину. Хотя обидно… Чертовски обидно, что мать-история устраивает такие вот идиотизмы.

А поляки начали уже теснить гусар, поскольку числом серьёзно превосходили изюмцев. Ещё немного и наши кавалеристы могут дрогнуть и податься назад, а на их плечах уланы запросто способны добраться до батареи-другой и покрошить там орудийную прислугу в мелкий винегрет.

Положение спасла конноартиллерийская полурота, которая со всеми своими шестью пушками вынеслась прямо к самому месту рубки и буквально за несколько минут уже начала брать на картечь кавалеристов Понятовского. Причём прислуга орудий начинала стрелять, не дожидаясь готовности других пушек, чуть ли не прямо на ходу – только с передков и сразу: "Огонь!".

Кавалеристы вышли из "клинча" и в сражении наступила некоторая передышка. Французы понявшие, что дуриком с позиции нас не сбросить, отошли для перегруппировки своих сил и подготовке к новой атаки.

Наверное, не только у меня сидела в мозгу занозой мысль: "А дальше-то как?". Ну, то есть остановим мы неприятеля, не дадим ему овладеть позициями, и что? Не стоять же тут, дожидаясь всей наполеоновской армии, которая перемелет один корпус даже не заметив этого. В конце концов, придётся ведь и отойти. А отходить, имея на плечах вражескую кавалерию – очень чревато. Это боевые порядки нерасстроенной пехоты для конников "крепкий орешек", а на марше – растерзают за милую душу. Тем более и артиллерия будет по-походному. Нужно, необходимо как воздух кавалерийское прикрытие, а его нет. Уже достаточно растрёпанный Изюмский полк не справится, несмотря на доблесть гусар графа Долона. Просто разум отказывался понимать, как мог Барклай не предусмотреть такого очевидного факта.