Попаданец со шпагой, стр. 76
Переправа – переправа…
У Барклая, разумеется, было и без меня хлопот по горло, поэтому личного общения не состоялось, но я получил его письменный приказ прибыть в распоряжение Остермана, прикрывавшего своим арьергардным корпусом отступление Первой армии.
Ну что же: "Если партия скажет: Надо! — Есть!, — ответит отряд "Гренада".
Прибыл к Остерману-Толстому и сразу предложил свой план… То есть не сразу, а по приглашению генерала высказаться. Причём я высказался исключительно по инженерно-минёрной части, а командир корпуса развил идею в целом. И талантливо развил, надо сказать.
Мостик подходил нам по всем статьям. И речка ему соответствовала – достойное место. На подготовку у нас где-то около суток. И была это не работа – пахота натуральная: размещение зарядов, провод к ним огнепроводных шнуров, и, самое главное: организация инициации реакции… О как завернул!
Достаточно сложно было организовать своевременный поджог того, что требовалось поджечь. Но организовали. Работа сделана, и все наши силы удалились от моста приблизительно на полверсты. Наши – это основная часть пионеров, которые не участвовали в дальнейшем спектакле, а два взвода егерей засели, рассредоточились в сотне шагов.
При приближении французов, мои пятеро пионеров изобразили неудачную попытку поджечь мост и в "панике" слиняли при виде показавшейся французской кавалерии.
При этом пропустили через переправу с десяток казаков и только после этого выдернули чеку предохранителя.
Несколько выстрелов с правого берега показали неприятелю, что переправа всё-таки охраняется – конницей её брать чревато.
Но пехота у французов была. И пошла в атаку. Через мост…
И была пара-тройка досточек на этом мосту, наступ на которые инициировал взрыватель, поджигавший шнур, ныне именуемый "бикфордовым"…
Долго я подбирал в своё время варианты инициаторов поджига, но ничего надёжней ампулы с концентрированной серной кислотой, выливающейся на смесь сахара с бертолетовой солью не придумал. Да вероятно ничего лучше и надёжней по тем временам не сделать – тёрочные ненадёжны, особенно если требуется не просто короткий шнур дёрнуть, а, как в данном случае, перенаправить может быть и не слишком серьёзное физическое воздействие. Электровзрыватели вообще пока не из данной реальности, не говоря уже о радиоинициации…
А ампула с кислотой лопнет и прольёт то, что надо туда, где требуется. И воспламенение может не произойти только в случае явного вредительства или архираздолбайства.
Огонь побежал по сердцевине шнура и достиг динамитных зарядов…
Мост вспучился, выгнулся рассерженной кошкой. Тяжёлые доски, вздыбленной шерстью встали по всей длине, сбрасывая, иссеченные щепой тела в реку. Не меньше трёх дюжин, а то и до полусотни солдат армии вторжения были убиты, обожжены, контужены или ранены на этой переправе. И многих из тех самых раненых, обожжённых и контуженых, равнодушно приняла в свои глубины река…
А тех, кто успел форсировать преграду, расстреляли как в тире егеря. С чувством, с толком, с расстановкой. Спокойно выцеливая в первую очередь офицеров…
Века через полтора, такое называли снайперской засадой. А уж сейчас её эффективность, да помноженная в моральном плане на взрыв моста вместе с марширующими по нему…
А после этого лёгкий треск выстрелов, сопровождающийся только мгновенным выплеском пламени и слабым белёсым дымком… Засечь наших егерей было практически невозможно, стрелять по ним прицельно – тем более.
С противоположного берега шарахнула пара пушечных выстрелов. Ага! В божий свет как в копеечку… В общем, самыми опасными для нас являлись проклятья раздающиеся от не переправившихся частей Наполеона.
То есть ещё с сотню бонапартовских завоевателей можно было списать со счетов. Может и не сотню, но несколько десятков – гарантированно. Причём всё-таки ближе к сотне…
А ведь на данной переправе разыграна только прелюдия…
Ведь ворогам или на несколько вёрст по сторонам броды искать (а их особо-то и нету), или здесь переправу налаживать, а для этого нужно наших стрелков выкурить, иначе егеря продолжат расстрел французских понтонёров, каковые, кстати, являются военнослужащими "дефицитными". И их работу неприятель готов прикрыть даже артиллерией, но куда ей стрелять?
Первое, что напрашивается – переправить отряд кавалеристов вплавь там, где это можно сделать и атаковать держащих переправу егерей.
Но только берега реки на пару вёрст в обе стороны заросли густым кустарником, так что придётся делать немалый крюк. Не поленились…
Ну и считать противника дикими скифами тоже не стоило – и там французов встретили пачками выстрелов из прибрежных кустов. Причём разведку сначала пропустили беспрепятственно, а основную массу переправляющихся драгун, стали бить в воде, когда "ни тудыть – ни сюдыть".
А разведчиков, тем временем, расстреляла "вторая линия обороны".
Но силами одной роты, переправу дивизии, а может и корпуса, не сорвать. Однако тормознули ворогов здорово.
То есть: темп сбили, и график продвижения похерили серьёзно. В намеченный пункт "Б" из стартового пункта "А" они своевременно не прибудут. Подарено ещё несколько часов спокойного отступления нашей Первой армии, созданы бытовые проблемы как минимум одной наполеоновской дивизии на ближайшие сутки, ну и как минимум лишняя пара сотен интервентов уже больше никогда не будет представлять опасности для российской армии, а это, как минимум, полторы сотни жизней русских солдат – старались не зря.
У нас один убитый и четверо раненых. Батюшка Александр Васильевич Суворов такое бы оценил…
А позже я узнал, что в этот же день Храповицкий с Алексеем атаковали ещё одну переправу. И достаточно успешно: сожгли наводимые мосты "греческим огнём". Потери там у интервентов небольшие, но важен эффект. Очень надеюсь, что теперь к каждой речке наполеоновские солдаты будут приближаться с некоторой дрожью в коленках. А мы…
А нам нужно продолжать эту "скифскую войну". Отступать, но регулярно огрызаться и создавать проблемы "победителям Европы". Многое по сравнению с реальностью уже сделано. И речь даже не только о боевых нововведениях – стараниями Серёги разрушена система производства фальшивых денег и французам придётся иметь неприятности с местным крестьянством при закупке продовольствия и фуража, а это в современной войне практически то же самое, что лишить горючего механизированные армии времён Второй Мировой – встанут "лошадиные силы" наполеоновской "военной машины". Снизит активность кавалерия, будут еле-еле продвигаться артиллерия и обозы, а это для нашей армии подарок небес. А ещё имеется "мясо", идущее своим ходом, ведь не мороженые же туши в рефрижераторах везут: быков, баранов и свиней по дороге тоже кормить надо. Медленно передвигающиеся полчища "съедят" сами себя, поскольку будут стремительно "выедать" ту местность, на которой находятся столь продолжительное время. А всего-то для этого нужно лишить противника некоторой части зерна и сена, которую он получал в реальности…
И пусть французы сколько угодно жалуются, что мы воюем с ними "нечестно" – хозяин дома волен лупцевать вломившегося к нему грабителя чем ни попадя, хоть ухватом, хоть сковородкой, хоть ночным горшком и глупо требовать, чтобы действовал он непременно шпагой.
Но в ближайшее время придётся дать и классический бой. Четвёртый корпус, на воссоединение с которым мы, вместе с ротой Первого егерского, стремительно маршировали, уже готовил позиции для боя, прикрывающего отход армии Барклая. Силы, по сравнению с наступающими французами, невеликие: семь пехотных полков – Кексгольмский, Перновский, Полоцкий, Елецкий, Рыльский, Екатеринбургский и Селенгинский, три егерских, сводная бригада гренадёр из пяти батальонов, около восьмидесяти пушек и изюмские гусары.