Королевство, стр. 35

– Наверняка хотела бы, – согласилась я.

Гаррет всхлипнул и закрыл ладонями лицо. Я не знала, что делать. Просто стояла и смотрела, как он борется со слезами.

– Простите. Я не должен был показываться вам на глаза в таком состоянии.

– Все в порядке, Гаррет. – Я шагнула к нему, но не знала, как его утешить. – Я понимаю, как много для вас значила моя мать.

– Это правда, – он кивнул, – очень, очень много значила. Элора была сложным человеком, но благородной и справедливой… Всегда считала, что она прежде всего королева и уже потом все остальное.

– Перед смертью Элора сказала мне, что это главная ее ошибка в жизни. Что она жалеет об этом, что в конце концов пришла к мысли, что дорогие ей люди важнее государственных дел.

– Это она о вас. – Гаррет печально улыбнулся. – Она так любила вас, Венди. Дня не проходило, чтобы она не говорила о вас. Еще до вашего возвращения, когда вы были маленькой, она то и дело сидела у себя в кабинете и рисовала вас.

– Элора меня рисовала?

– А вы не знали?

– Нет… она мне никогда не рассказывала.

– Пойдемте, я вам покажу.

Гаррет вышел в коридор, я за ним. Я уже видела комнату в северном крыле, где Элора хранила под замком свои картины и рисунки. Однако там не было ни одного моего детского портрета. Разве что несколько карандашных набросков, но на них мне было не меньше двенадцати лет.

Мы прошли коридор почти до конца. Напротив моей прежней спальни Гаррет остановился и нажал на стену. Сначала я не поняла, что он делает, но внезапно часть стены отъехала в сторону. Потайная дверь!

– Ох, а я и не догадывалась… – пробормотала я озадаченно.

– Когда вы станете королевой, я покажу вам все секреты дворца. – Гаррет придержал дверь, пропуская меня. – И поверьте, что этот – далеко не единственный.

За дверью оказалась небольшая ниша, из которой вверх вела узкая винтовая лестница. Я оглянулась на Гаррета, но он жестом предложил мне подниматься первой.

Рисунки я увидела еще снизу. Мы очутились в комнате с двускатным потолком. Все стены были завешаны рисунками в рамках, аккуратно расположенными на равном расстоянии друг от друга. И на всех рисунках была я.

Мелкие, тщательные штрихи Элориного карандаша делали их почти фотографиями. Здесь можно было увидеть меня в любом возрасте, в любом настроении. На моем дне рождения, совсем маленькой, с кремом от торта на круглых щеках. С разбитой коленкой – года в три, – вместе с Мэгги, помогающей мне приклеить пластырь. После неудачного выступления в танцевальной студии, в балетной пачке, там мне восемь лет. На заднем дворе, на качелях, рядом Мэтт качает меня. А вот я свернулась калачиком в постели и читаю с фонариком – здесь мне двенадцать. Вот меня застал дождь по дороге из школы, и я, пятнадцатилетняя, тащусь домой усталая и мокрая.

– Но как?.. – изумленно спросила я, в волнении разглядывая рисунки. – Как у нее это получалось? Элора же говорила, что не могла выбирать свои видения.

– Да, не могла, – кивнул Гаррет. – Тут не видения по выбору. Просто она собирала всю свою энергию и старалась сфокусироваться на тебе, представить твой образ. Иногда получалось увидеть тебя вживую. Очень энергозатратный способ, но… для нее это того стоило. Иначе она не видела бы, как ты растешь.

– Это требовало много энергии? – Я обернулась к Гаррету, даже не пытаясь скрыть слезы. – Так вот почему Элора столь быстро старела? Вот почему выглядела на пятьдесят, когда мы с ней встретились? И умерла от старости, хотя ей еще не было сорока?

– Не смотри на это таким образом, Венди. Ты ее любимая дочь, ей как воздух было нужно видеть тебя. Знать, что с тобой все в порядке. Поэтому и появлялись рисунки. Элора прекрасно знала, чего это стоит, но, рисуя тебя, она была счастлива.

В этой потайной комнате я впервые по-настоящему поняла, что именно потеряла. У меня была мать, которая любила меня больше собственной жизни. Вот только я об этом не догадывалась. Даже после нашей встречи у меня не было возможности лучше узнать ее – пока не стало слишком поздно. Я разрыдалась. Гаррет ласково обнял меня. Так мы и стояли: я плакала, а он гладил меня по голове.

Потом он проводил меня обратно в мою спальню. Гаррет все извинялся, что так расстроил меня, но я была благодарна ему. С мыслями о матери и ее рисунках я и заснула.

Проснулась я рано. Оделась и поспешила на кухню. Однако на лестнице услышала, как в холле кто-то спорит. Я остановилась посмотреть, что там такое.

Внизу я увидела Томаса, его жену Эннели и двенадцатилетнюю дочь Эмбер. Финна с ними не было. Томас говорил тихим, спокойным голосом, зато Эннели яростно кричала в ответ. Эмбер пыталась вырваться от матери, но та крепко держала девочку за руку.

– Томас, если это так опасно, вы с Финном должны тоже поехать с нами! Он мой сын, я не дам ему сгинуть из-за какого-то дурацкого долга!

– Долг не бывает дурацким, Эннели, – отвечал Томас. – Речь идет о защите нашего королевства.

– Ах, нашего королевства! – фыркнула Эннели. – Что это королевство сделало нам хорошего? Твоего жалованья едва хватает на еду для детей. Мне приходится всю жизнь разводить коз, чтобы хоть крыша не рухнула на голову!

– Тише, Эннели, тише! – замахал рукой Томас. – Нас услышат!

– И пусть слышат! – Эннели только повысила голос: – Пусть все меня слышат! Пусть они к черту прогонят нас! Хоть в изгнание, хоть куда! Наконец мы станем семьей, а не пешками в руках монарших особ!

– Мама, хватит! – вскрикнула Эмбер. – Я не хочу в изгнание. У меня все друзья здесь!

– Эмбер, ты найдешь новых друзей где угодно, но семья у тебя одна.

– Именно поэтому вы сейчас должны уехать, – сказал Томас. – Здесь очень опасно. Витра объявятся со дня на день.

– Никуда я не поеду без тебя и сына! – отрезала Эннели. – Раньше и похуже бывало, но ты нас не отправлял с глаз долой, и теперь я не хочу остаться без мужа.

– Со мной все будет в порядке. Я могу защитить себя. И Финн может. А тебе надо позаботиться о дочери. Когда это все закончится, можем вместе уехать, если ты хочешь. Я тебе обещаю. Но сейчас, пожалуйста, увези Эмбер.

– Я не хочу уезжать! – снова встряла Эмбер. – Я тоже хочу воевать! Я же ростом почти как Финн!

– Пожалуйста, Эннели, – сказал Томас, – мне нужно только одно: чтобы вы были в безопасности.

– Куда ты хочешь нас отправить? – спросила Эннели.

– Твоя сестра замужем за кем-то из канин. Поезжай к ним. Там вас никто искать не будет.

– А как я узнаю, что с вами все в порядке?

– Я приеду за вами, когда все закончится.

– А если ты… никогда не приедешь?

– Я приеду, – сказал Томас твердо. – А теперь не мешкайте. Не хватало еще вам встретиться по дороге с витра.

– Где Финн? – спросила Эннели. – Я хочу с ним попрощаться.

– Занят с искателями. Идите домой, собирайте вещи. Я пришлю его поговорить с вами.

– Ладно, – неохотно согласилась Эннели. – Но ты привезешь мне сына, живого и невредимого! Без него можешь не являться!

– Знаю.

Секунду Эннели молча смотрела на мужа.

– Эмбер, попрощайся с отцом.

Девочка стала возражать, и мать дернула ее за руку:

– Быстро! Я жду.

Эмбер послушалась. Они с Томасом обнялись, он поцеловал дочку в щеку. Эннели еще раз обернулась на мужа через плечо, и они с Эмбер вышли в парадную дверь. Томас немного постоял, глядя им вслед, и тяжело вздохнул.

Томас эвакуировал семью… Ведь он видел последний Элорин рисунок и знал, какое разрушительное бедствие обрушится на дворец. Невинным свидетелям здесь не место.

И тут мне пришла мысль. Как отчаянно я искала способ изменить ход событий, ведущий нас к той ужасной картине, как высматривала хоть малейший шанс сбить с толку смерть… и наконец нашла его.

Двадцать два. Наступление

– Мы сами нападем на них!

В ответ – пять безучастных взглядов.

Томас, Туве, Вилла, Финн и Локи стояли напротив, и никто не выразил ни малейшего воодушевления от такой перспективы. Я созвала их на совещание, но пока говорила лишь сама.