Обреченные, стр. 43
В кронах деревьев над ее головой. Вестники разговаривали.
И она их слышала. Неужели они разговаривали всегда?
Латынь, русский, японский. Английский с южным выговором. Ломаный французский. Шепотки, пение, скверные советы, рифмованные строчки. И один долгий, леденящий кровь вопль о помощи. Люс тряхнула головой, по-прежнему удерживая клинок Лилит в захвате, но голоса свыше остались с ней. Девочка бросила взгляд на Стивена, затем на Франческу. Те ничем не подавали виду, но, без сомнения, тоже это слышали. И знали, что и Люс прислушивается.
К посланию за шумом.
Всю свою жизнь, когда появлялись тени, она слышала один и тот же звук — свистящий, мерзкий, влажный. Но теперь он изменился.
Лязг.
Их клинки ударились друг о друга. Лилит сопела, словно разъяренный бык. Люс слышала собственное дыхание под маской, сбившееся, пока она удерживала чужую рапиру. Затем ей удалось что-то различить среди всех этих голосов. Внезапно она смогла сосредоточиться. Найти равновесие означало всего лишь отделить помехи от значимого. Но как?
— Il faut faire le coup double. Apres с a, c'est facile a gagner [13], — шепнул по-французски один из вестников.
Люс изучала французский всего два года, но слова затронули ее куда глубже, чем на уровне сознания. Не только ее разум понял послание. Каким-то образом ее тело тоже его уловило. Совет просочился в нее до самых костей, и девочка вспомнила: прежде она уже оказывалась в подобном месте, в подобном поединке, в подобном безвыходном положении.
Вестник предлагал сложное фехтовальное движение, в котором две отдельные атаки проводятся подряд, одна за другой.
Ее рапира скользнула по чужому клинку, и девочки разошлись. На миг раньше, чем противница, Люс одним плавным интуитивным движением сделала выпад вперед, перевела острие вправо, затем влево, а потом чиркнула сбоку по грудной клетке Лилит. Нефилимы разразились одобрительными возгласами, но девочка на этом не остановилась. Она отступила и сразу же атаковала во второй раз, ткнув острием клинка в защищенный жилетом живот противницы.
И это было третье очко.
Лилит швырнула рапиру на пол, сорвала маску, одарила Люс пугающе злым взглядом и поспешно вылетела в раздевалку. Остальные их одноклассники повскакивали на ноги и окружили победительницу. Заря и Жасмин деликатно обняли ее с двух сторон. Шелби подошла следом, чтобы хлопнуть ее по ладони, и Люс заметила, что позади подруги терпеливо ждет Майлз. Когда очередь дошла до него, мальчик удивил ее, подхватив с пола и стиснув в долгих, крепких объятиях.
Обнимая его в ответ, она вспомнила, как неловко почувствовала себя чуть раньше, когда после его схватки подбежала к нему и тут же обнаружила, что Заря добралась до него первой. Теперь девочка просто радовалась, что у нее есть такой друг, радовалась его непринужденной и искренней поддержке.
— Хочу брать у тебя уроки фехтования, — со смехом заявил Майлз.
Замерев в его руках, Люс смотрела на небо, на тени, тянущиеся от длинных ветвей. Их голоса теперь стали тише, менее отчетливыми, но все же куда ясней, чем когда бы то ни было прежде, — словно полное помех радио, которое она слушала годами, наконец-то настроили на нужную волну. Она не знала, радоваться ей или пугаться.
Глава 11
ВОСЕМЬ ДНЕЙ
— Погоди, — сказала Келли на другом конце провода. — Дай я себя ущипну, а то вдруг я…
— Ты не спишь, — заверила ее Люс в одолженный сотовый телефон.
Связь здесь, на опушке леса, была не слишком надежной, но ироничные слова подруги прозвучали громко и отчетливо.
— Это и вправду я. Прости, что была такой паршивой подругой.
Минул ужин четверга. Люс стояла, прислонившись к мощному стволу секвойи, позади общежития. Слева от нее виднелся покатый холм, а дальше — утес, за которым открывался океан. Небо над водой еще хранило янтарный оттенок. Ее новые друзья, должно быть, все собрались у Нефского дома: поджаривают закуски и рассказывают страшилки у огня. Очередное мероприятие Зари и Жасмин, в подготовке которого Люс полагалось бы участвовать, но все, что она сделала на самом деле, это попросила в столовой несколько пакетов маршмеллоу и немного темного шоколада.
А затем девочка сбежала на тенистую опушку леса, чтобы спрятаться от всей Прибрежной и заняться другими важными для нее делами.
Ее родители. Келли. И вестники.
Она тянула со звонком домой до сегодняшнего вечера. Четверг в семье Прайсов подразумевал, что мама будет играть в маджонг у соседей, а папа отправится в местный кинотеатр смотреть трансляцию из оперного театра в Атланте. Она сможет выдержать их голоса на записи автоответчика, не менявшейся уже лет десять с лишним, и оставить тридцатисекундное голосовое сообщение, где скажет, что изо всех сил упрашивает мистера Коула отпустить ее из школы на День благодарения и что очень их любит.
Келли не позволит ей отделаться так легко.
— Мне казалось, ты можешь звонить только по средам, — говорила она теперь.
Люс совершенно забыла о суровой телефонной политике Меча и Креста.
— Поначалу я перестала строить планы на среды, ожидая твоего звонка, — продолжила Келли. — Но потом вроде как сдалась. Как тебе вообще удалось раздобыть мобильник?
— И это все? — переспросила Люс, — Где я взяла мобильный? Ты не сердишься на меня?
Келли испустила долгий вздох.
— Знаешь, я подумывала, не рассердиться ли мне. Даже прокрутила в уме всю ссору. Но тогда мы обе проиграли бы, — заключила она и чуть помолчала, — А по сути, я ведь просто скучаю по тебе, Люс. Так что я решила — к чему тратить время попусту?
— Спасибо, — прошептала Люс, чуть не плача — от радости, — Так как у тебя дела?
— Но-но. Разговор веду я. Это твое наказание за то, что пропала из виду. И я хочу знать, что происходит у тебя с тем парнем. Кажется, его имя начиналось на «К»?
— Кэм.
Люс застонала. Неужели Кэм был последним парнем, о котором она говорила Келли?
— Оказалось, что он… вовсе не таков, каким я его себе представляла, — выговорила девочка и чуть замешкалась, — Сейчас я встречаюсь с другим, и все действительно…
Ей вспомнилось сияющее лицо Дэниела и то, как быстро оно омрачилось во время их последней встречи за ее окном.
Затем Люс подумала о Майлзе. Теплом, надежном, восхитительно нормальном Майлзе, который пригласил ее домой на День благодарения. Который заказывал в столовой гамбургеры с солеными огурчиками, хоть и не любил их, только для того, чтобы снять и скормить ей. Который запрокидывал голову, когда смеялся, так, что она видела искорки в его глазах, затененных бейсболкой с эмблемой «Доджерс».
— Все идет хорошо, — наконец закончила девочка. — Мы много времени проводим вместе.
— О-о, меняешь одного парня из исправительной школы на другого? Воплощаешь мечты в жизнь? Но с этим, похоже, серьезно, слышу по твоему голосу. Собираетесь вместе праздновать День благодарения? Привезешь его домой, где он нарвется на гнев Гарри? Ха!
— Э-э… да, может быть, — промямлила Люс.
Она была не вполне уверена, о Дэниеле или о Майлзе говорит.
Мои родители настаивают на большом семейном воссоединении в Детройте в следующие выходные, — сообщила Келли, — но я его бойкотирую. Хотела поехать к тебе, но решила, что тебя не выпустят из исправиловки.
Она чуть помолчала, и Люс представила себе, как подруга лежит, свернувшись в клубочек, на кровати в своей доверской спальне. Казалось, минула целая вечность с тех пор, как девочка сама училась в той школе. Насколько все изменилось.
— Но если ты приедешь домой, да еще и притащишь с собой парня из исправительной школы — только попробуй меня остановить.
— Ладно, но, Келли…
— Так решено? — перебила ее подруга. — Только представь: через неделю мы устроимся на твоем диване и наговоримся вдоволь! Я приготовлю свою знаменитую кукурузу в чайнике и вытерплю скучнейший показ фотографий, который устроит твой папа. А твой чокнутый пудель взбесится…