Хранить вечно, стр. 71

А вот и подписи под протоколами. Моя подпись, подпись… Подпись человека, которого я знал под именем Вильгельма Кемпенера. Его настоящее имя? Владислав Павлович Курбатов.

От автора

Я встретился с Владиславом Курбатовым в Москве. Он жил в районе Сокольнического парка. Небольшой дом, при доме сад. В саду горели яркими красками розы и тюльпаны, свешивались над крыльцом плакучие ветви белой акации.

Дома — везде книги. Английские, немецкие, испанские издания. Он рассказывал о своей жизни, а меня неотвязно мучил вопрос, и я его задал:

— Почему все это вы рассказываете мне? Вы должны сесть и обо всем написать!

— Мемуары? — переспросил он и покачал головой. — Много причин, почему я не могу написать. Прежде всего я и не могу! Вы вправе изменить имена, ситуации — я обязан обо всем рассказать протокольно точно, а быть протокольно точным не пришло время. Мечтой моей жизни было вернуться на Родину, в Россию, вернуться достойным ее сыном, а путь этот был нелегок…

И еще один вопрос мучил меня. А как же Наташа, как его сын Алексей?

— Вы виделись с сыном?

Он не отвел взгляда. Он умел говорить глазами. Едва замет» но улыбнулся, углубились морщинки у глаз.

— Видел и Наташу и сына… Они меня не видели, и я не знаю, решусь ли я когда-либо, чтобы они меня увидели…

…Есть в Кирицах тихий, обычно безлюдный уголок земли. Весной он вспыхивает цветами сирени; отцветает сирень, зацветает липа, издали слышен пчелиный гуд. Это сельское кладбище.

Путь в Кирицы не близкий, дальний, да еще и зимой. От станции я добирался на лошади. Жаль, что не пришлось положить цветов на заснеженный холмик, почтить память Владислава Курбатова. Свой долг перед ним я исполнил иначе, рассказал о нем в этой книге.

Книга вторая

НИКИТА ДУБРОВИН

Часть первая

1

Хранить вечно - i_004.png
айбах» долго петлял по горной дороге, взбираясь с каждым витком выше и выше. Тяжелые покрышки с грубым протектором проминали гравий, выбрасывая его под задние крылья.

Я очень внимательно следил за дорогой, пытаясь запомнить, куда меня везут, и проглядел резкий, почти под прямым углом, поворот в пролом каменной гряды. Дорога, прорубленная в скале, сузилась, двум автомашинам не разъехаться. Сверху ее прикрыли густые кроны каштанов. Въезд в туннель, увитый плющом, короткий туннель — и у меня на секунду создалось впечатление, что машина движется к обрыву в пропасть. Крутой, опять же почти под прямым углом, поворот — с одной стороны дороги высокая каменная стена, скала, с другой — обрыв в пропасть, огражденный крупными валунами. Впереди — ажурный стальной мост через ущелье, и мы остановились у глухих железных ворот. Ворота медленно раздвинулись. По мере того как разъезжались их створки, ажурный мост поднимался и уходил в скалу. Дорогу назад рассекло глубокое ущелье.

«Майбах» медленно въехал в ворота, они тут же автоматически задвинулись. Ни души! Ни прислуги, ни стражи — горный замок охранялся автоматикой.

Машина остановилась возле подъезда. Можно было подумать, что судьба занесла меня в Кащеево царство, где нет живых людей, а двери распахиваются по волшебству. Я сделал шаг вперед, двери поползли в разные стороны, и я попал в просторный холл со сводчатым потолком. Ноги утонули в ворсистом ковре. Стальные створки медленно сошлись за спиной, и тут же под потолком вспыхнула люстра.

Шагов я не услышал, как-то сразу увидел перед собой невысокого, сухонького старика. Его серые, бесцветные глаза смотрели из-под густых бровей. Я узнал его — фотографии Рамфоринха часто публиковались в немецких журналах и газетах. Раздался скрипучий тенорок:

— Кто вы и откуда?

— Меня доставили… — начал я.

— Я знаю, как вас доставили! — перебил он меня, и я ощутил по тону, что передо мной властный человек, подчиняющий своей воле.

— Документы вы мне прислали на имя Франца Клюге…

— О Франце Клюге — забыть! Он исчез и нигде не появится… Я вам приготовил другие документы… Что вы мне скажете о моем сыне?

— Он жив… Лечится от ожогов… Самолет сгорел…

— Ожоги опасны? Я могу ему помочь?

— Опасность миновала…

— У вас есть что-нибудь от него?

— Это было бы неосторожно! Я с ним там не встречался… Перелет был совершен ночью, никто не видел меня в лицо…

— Вы в этом уверены?

— Уверен!

Барон указал мне рукой выход из холла в коридор под каменными сводами. Мы прошли коридор, опять автоматически раздвинулась дверь в стене, в глаза ударил яркий солнечный свет.

От пола до потолка — сплошное стекло. Вся стена — стекло. За стеклом синее небо, перистые облака в вышине, внизу горные луга, еще ниже лес, а на дне долины серебристая лента реки.

В глубине огромный резной письменный стол, поставленный на мощные деревянные медвежьи лапы. Книжные шкафы того же стиля. На глухой стене во всю ее четырехметровую высоту — гобелен. По гобелену искусной рукой вышиты геральдические знаки, кабаньи головы, детали рыцарских доспехов. В центре поля, обнесенного геральдикой, парящий ящер, чудовище из кошмарных сновидений.

Я невольно остановился перед гобеленом. Барон взял меня под руку.

— Мой далекий предок! Обитатель здешних гор… Не каждый может гордиться геральдикой в сто миллионов лет… Останки этого вида найдены в моих владениях! Вы только приглядитесь, как он приспособлен для борьбы за жизнь! За господство над всеми земными тварями… Его царство длилось сто миллионов лет! Мы и тысячной доли не протянули…

Мы прошли к столу, барон указал мне на кресло, сам ушел за стол.

Некоторое время мы сидели молча, разглядывая довольно бесцеремонно друг друга. Наконец последовал вопрос:

— У вас есть необходимость сообщить о своем прибытии?

— Да!

— Каким образом вы собирались это сделать?

— Для этого мне надобно выехать в Берлин…

— Это долго и ненадежно. Я хочу, чтобы там, где мой сын, знали, что я сдержал слово! Рация вас устроит?..

— Нужна мощная рация. У меня ее нет.

— Я вам предоставлю свою рацию, если текст будет зашифрован.

Вот и началось! Время передачи не ограничивалось Центром, волна определена, но это лишь на первое сообщение. Текст — это шифр. Неужели барон доберется до шифра? Безнадежная попытка. Шифровался не прямой текст, а заранее обусловленный. Я записал цифрами нужный мне текст, сообщил, что благополучно прибыл к барону, встречен им, что разработанный маршрут нигде не нарушен. Барон взял листок, пробежал его глазами, снял телефонную трубку с одного из аппаратов на столе и продиктовал кому-то цифры, волну и время передачи. Мне оставалось надеяться, что приказ его будет выполнен беспрекословно.

Он дал мне листок с моей легендой, с моей биографией и объяснениями моего появления в его резиденции: приехал по его вызову из Бразилии работник одной из его фирм, немец, уроженец тех мест… Соответствующие документы были снабжены всеми необходимыми подписями и печатями. Я получил даже проездные билеты.

…Через несколько дней снова приехал хозяин замка, и мы опять встретились с ним в кабинете.

— Я стер все ваши следы! — заявил он.

Позже он назвал мне сумму, которую обозначил на чеке, переданном Гиммлеру, чтобы никто не искал Франца Клюге.

— Я прошу вас осознать, — подчеркнул он. — Я стер все следы, все остальное зависит от вашего благоразумия…

Меня встретили, доставили в горный замок, скорее даже в убежище от вероятных в далеком будущем воздушных налетов. Рамфоринх любезен, сдержан, краток.

— Когда я увижу своего сына? — спросил он меня. Ответ на этот вопрос давно был продуман и готов.

— Ваш сын в полной безопасности… Его безопасность гарантируется моей безопасностью…

— Где он?

— Вас интересует территория?

— Нет! У кого?

— У моих надежных друзей!

— Логично! — одобрил барон. — Вы не желаете открывать, кто вас послал?