Чекист, стр. 30
— Так. Дело понятное, — со спокойной улыбкой сказал он, складывая карту и пряча ее за пазуху. — Надо ехать прямо на запад, чтоб солнце в спину пекло.
— С тобой не пропадешь! — радостно откликнулся красноармеец.
И, свернув с дороги, они медленной рысью поехали через степь на запад.
Едва стемнело, батальон выстроился в походном порядке. Ездовые спешно увязывали тюки, нагружали повозки. Не более двух десятков людей осталось у костров и на позициях, чтобы обмануть внимание противника. Бой должен был начаться рано утром, и за четыре — пять часов, оставшихся до рассвета, батальону предстояло пройти немалое расстояние до хутора, чтобы занять свою позицию на бугре.
Но командир медлил. Разведчики не возвратились — тревожный признак. Опасно вести людей почти вслепую. Он все Надеялся, вот-вот, в последнюю минуту вернется Медведев. Несколько раз замечал Василия Рыжего, который слонялся возле штабной тачанки и прислушивался к разговорам.
— Что тебе? — остановил его командир.
— Дружка моего все нет... — проговорил Василий, и в голосе его прозвучала просьба.
— Теперь уже некогда искать! — жестко сказал командир. — Идти надо! — Потом впился в него колючими глазами, мгновение подумал и потеплевшим голосом добавил: — Ладно, пойдешь с разведкой, может, встретитесь. — Коротко закончил: — Передай команду «Вперед».
Темная масса людей зашевелилась и с тихим шорохом тронулась — точно ветер прошелся по степи.
Вконец измученные многочасовыми скитаниями по раскаленной степи, голодом и жаждой, под вечер стояли разведчики на вершине холма и с отчаянием смотрели на огромный военный лагерь, раскинувшийся под ними. Дымили походные кухни, горели костры, копошилось множество людей, торчали в небо оглобли бесчисленных обозов, и у самой околицы большого села поблескивали крылья аэроплана. А далеко впереди, почти на горизонте, угадывались линии окопов и заграждений. Это были главные силы белых.
— Все, — глухо сказал Митя. — Дальше некуда.
— Нет, ты мне разъясни, пожалуйста, — жалобно заговорил его товарищ, — чего ж ты весь день в карту смотрел? Чего ж теперь делать?
Представив себе весь ужас разгрома, которому может подвергнуться его батальон в жестокой ночной засаде, Митя схватил за руку товарища и горячо сказал:
— Друг, я во всем виноват! Ничего в этой проклятой карте не понимаю! Главное, своих предупредить. Ведь они на хутор пойдут сегодня ночью...
Маленький красноармеец свистнул от удивления.
— Вот это да!.. — Потом долго молчал и наконец так крепко выругался, что у Мити даже немного отлегло от сердца.
— Значит, одно остается, — заключил красноармеец, — ворочаться под хутор и там ждать своих.
Весь день после того, как они бросили лошадей, он покорно плелся за Митей, не проявляя ни малейшей инициативы. А тут вдруг решительно шагнул вперед и, кинув через плечо: — Запрячь свою карту! Так найду! — быстро пошел на восток. Митя последовал за ним.
Была глубокая ночь, когда они снова подошли к хутору. Там слышалось движение, изредка звякало железо. Кто-то вполголоса отдавал команду, и тотчас раздавался топот сапог или дробный цокот копыт. Чей-то бас громко произнес:
— Пленных не брать, ребята! С богом!..
И вразброд глухо застучали сапоги по укатанной дороге.
Разведчики лежали в высокой траве, напряженно всматриваясь в темноту, сдерживая дыхание.
«Как предупредить? Как предупредить?» — Мите казалось, эта мысль так стучит в его голове, что слышно на весь хутор.
— Если б знать, что наши близко, можно бы выстрел дать, — словно в ответ ему шепнул красноармеец.
Если б знать! Может быть, они подходят уже. А может, еще далеко... Ведь до рассвета добрый час. Но если они подходят... Если вот в следующую секунду там впереди застрочат по дороге пристрелянные пулеметы... И решение у Мити созрело мгновенно. Бесповоротно.
— Доставай гранату! — и первый пополз к плетню, к дороге.
Когда колонна поравнялась с ним, он с силой швырнул гранату в самую гущу. Послышался глухой удар, чей-то стон. Наступила секундная тишина. И затем взрыв. Гулкое эхо раскатилось над степью. И началось. Крики. Стрельба. Почти сейчас же неподалеку взорвалась еще граната. Митя бросился туда вдоль плетня. Товарищ его лежал здесь же в огороде и методически постреливал. Митя упал рядом с ним и тоже стал стрелять. Разведчиков заметили. Постепенно огонь белых сосредоточился на них.
Небо посветлело, и теперь было видно, что они лежат почти в центре села. Стали отползать к земляному погребу, поросшему травой. Но и там укрыться было невозможно. Справа, перелезая через плетни, к ним бежали офицер и несколько солдат.
Митя высыпал на землю последние патроны — отходить было некуда.
Сперва он только увидел, как кто-то, делая саженные прыжки, спускался по склону бугра к селу. Человек этот нес на плече что-то громоздкое, странно размахивал рукой и кричал. Тут Митя заметил, что офицер целится из-за плетня. Прижавшись к земле, Митя выстрелил в него, но промахнулся. Офицер перелез через плетень, пошел прямо на разведчиков, но на полдороге остановился и вдруг, повернувшись, хромая, медленно побежал назад. И тогда Митя наконец услышал:
— Держи-и-ись!..
Там, на склоне бугра, Васька Рыжий пристроил свой пулемет и бил оттуда остервенело, длинными очередями, неистово чертыхаясь и матерясь. Издалека донеслось «ура-а!..»
— Наши-и! — радостно тонким голосом вопил за Митиной спиной маленький красноармеец.
Белые бежали врассыпную, бросая оружие, повозки, лошадей.
Митя выпрямился во весь рост и, потрясая над головой винтовкой — кончились патроны, пошел навстречу Василию, крича что-то нелепо восторженное.
Василий привстал на одно колено, потом нога его как-то странно медленно подвинулась, поползла. И, обеими руками прижав к груди пулемет, в обнимку с ним он покатился с бугра в ржавый колючий бурьян.
3-я Орловская бригада на Восточном фронте проявила истинный героизм.
Для Мити же началась настоящая, трудная школа войны, в которой ему предстояло многому научиться, не только чтению топографических карт.
КОНЕЦ ИЛЛЮЗИЙ
Заседание Военно-революционного Совета Брянского укрепрайона 25 сентября 1919 года затянулось до полночи — Деникин подходил к Орлу.
Александр Медведев подписал протокол заседания, попрощался с членами Совета и поспешно вышел. Он торопился в Чека.
В городе почти не было света, и Александр в густой мгле ощупью, скользя по мокрой дороге, спускался с Покровской горы. Ему казалось, что все вокруг полно тревоги и вражды: злобно притаились темные обывательские дома, трусливо обезлюдели улицы, даже собаки не брехали. Все затаилось в ожидании — чья возьмет.
Напряжение борьбы достигло огромного накала. Вчера наложили контрибуцию на городских купцов и взяли пятнадцать заложников, а ночью в городе уже кем-то расклеены листовки о «зверствах» Чека. Вся волчья свора завозилась. На улицах Брянска появились анархисты, отсидевшие после прошлогодних эксцессов, и тотчас же начались в городе разговоры о забастовках на заводах. В штабе 14-й армии на днях схватили деникинскую шпионку, пытавшуюся выкрасть оперативные документы. А сегодня утром на складе Арсенала обнаружилось хищение ста килограммов пироксилина. Конечно, вполне возможно, что эти события не имеют между собой прямой связи. Просто приближение Добровольческой армии воодушевило все враждебные силы. На этом сегодня особенно настаивал Цеховский, которому Александр поручил расследовать дело о краже пироксилина.
Цеховский посмеивался над провинциальной манией заговоров: «Во всяком преступлении ищи спекуляцию. Смутное время — каждый торопится урвать кусочек». И надо признать, он виртуозно распутывал спекулятивные комбинации, вылавливал спекулянтов и в этом деле был незаменим. Историю с пропажей пироксилина он тоже объяснял чистой спекуляцией. «Спекулянты ждут Деникина, запасаются товаром. Я найду вам эту взрывчатку в какой-нибудь бакалейной лавочке в самом Брянске».