Блестящая партия, стр. 35
– Просто я пытаюсь объяснить тебе, что заключение брака между такими людьми, как я и ты, отличается от бракосочетания между простыми людьми. В моей семье много различных условностей, которые осложняют жизнь, и...
– Что значит – в твоей семье? – перебила Софи. – То, что благодаря какой-то счастливой случайности ты носишь высокий титул? Это совсем не делает тебя другим человеком, который отличается от меня, от твоих слуг или от других людей, до седьмого пота работающих на тебя. Ты просто мужчина, а я просто женщина, и сама природа велит нам любить и быть любимыми.
Закончив говорить, Софи сделала шаг по направлению к мужу, но герцог вдруг со злостью насупил брови, как будто, сделав этот шаг, она перешла какую-то невидимую черту, и Софи в ужасе остановилась.
– Зачем ты пришла сюда? – гневно воскликнул Джеймс. – И чего ты на самом деле хочешь от меня?
В его глазах Софи уловила откровенную злость, а выражение лица герцога напомнило ей ту откровенную жестокость, которую она прошлой ночью заметила на портретах его предков.
Испуганная и ошеломленная, она недоуменно смотрела на мужа. Нет, она не могла совершить такую ужасающую ошибку! Софи прекрасно помнила, что прежде ей в его глазах виделось совсем другое. Он был ее сказочным принцем, и она не имела права потерять его.
– Я хочу, чтобы ты меня любил, – упрямо проговорила она, надеясь, что ей не придется сожалеть о произнесенных ею словах.
Несколько мгновений Джеймс молча смотрел на нее, и вдруг Софи показалось, что ему не хватает воздуха. Затем он, видимо, несколько успокоившись, укоризненно покачал головой:
– Боюсь, ты не понимаешь, о чем просишь.
– Прекрасно понимаю. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне в постель.
– В твою постель, – повторил он и замолчал. Казалось, герцог обдумывал что-то весьма серьезное... опасное.
Наконец он пересек комнату и подошел к Софи. Это было так неожиданно, что она инстинктивно сделала шаг назад.
– Ты хочешь, чтобы я делал то, что делал в Риме? – Голос его был одновременно мягким и угрожающим.
– Да, – ответила Софи, с трудом беря себя в руки.
– И это все? Я совсем не возражаю против того, чтобы заниматься сексом в качестве развлечения.
Боже! Софи не знала, что ей думать. Перед ней был совершенно чужой, незнакомый ей человек.
– Ничего не понимаю. Возможно, ты просто играешь какую-то роль?
– Вовсе нет. Ты пришла сюда, чтобы заниматься сексом, и я согласен.
– Я пришла совсем не для этого.
– Но большего я ничего не могу тебе обещать, так как никогда не планировал полюбить тебя.
Софи не верила своим ушам, ей с трудом удавалось дышать. Лучше бы он ударил ее!
– Возможно, я не очень хорошо поняла тебя...
Джеймс промолчал.
Запинаясь, тихим голосом Софи спросила:
– Ты хочешь сказать, что женился на мне только из-за денег?
– Нет, я не настолько корыстен. Когда я делал предложение, меня тянуло к тебе, и сейчас ты тоже привлекаешь меня.
Тихо вскрикнув, Софи медленно отошла от него.
– Не могу поверить, что это говоришь ты. – Голос ее дрожал.
Не отводя от нее взгляда, герцог равнодушно пожал плечами:
– Ты сама настаивала.
– Я ни на чем не настаивала. Я просто хотела быть рядом с тобой.
– Нет ничего плохого в том, чтобы доставлять друг другу удовольствие, но только до тех пор, пока это не переходит определенных границ.
– Ты просто обыкновенный обманщик. Я думала, что ты полюбил меня...
– Но я никогда не говорил тебе этого. И потом, как я мог полюбить, я ведь тебя почти не знаю. Интересно, на что ты рассчитывала, появившись в Лондоне и предложив в качестве приданого такую фантастическую сумму? Ты должна была понимать, что тебя тут же захотят ради денег.
– Только не ты! Ты так говорил со мной, так смотрел на меня...
– Я ухаживал за тобой, надеясь на приданое, как и все остальные.
Софи больше не могла сдержать накопившуюся внутри ее злость и обиду. Глаза ее наполнились слезами, она почти задыхалась.
К ее удивлению, Джеймс неожиданно подошел к ней, обнял и крепко прижал ее к себе. Приподняв пальцем подбородок, он поцеловал слезу на ее щеке, потом прижался губами к ее губам. Софи приняла это утешение, потому что это было все, что у нее осталось. У нее не было никого, кроме него, а он не мог дать ей больше, чем это...
И вдруг, словно что-то остановило ее, она отвернулась и твердым голосом произнесла одно короткое слово:
– Нет!
– Но разве мы не можем доставлять друг другу удовольствие? Не надо ждать от меня невозможного...
Ею опять овладела злость, и Софи, отодвинувшись от него, поднесла руку к лицу и вытерла губы.
– Я не хочу доставлять тебе удовольствие. Не могу. Еще немного, и я возненавижу тебя.
– Вряд ли ты знаешь меня настолько хорошо, чтобы ненавидеть. Ты вышла замуж за вымышленного героя, а теперь настало время реальной жизни.
– По-твоему, любовь – это фантазия и в реальной жизни ее не бывает?
– Боюсь, дело обстоит именно так.
– Неправда! Я знаю, что такое настоящая любовь, – вспыхнула Софи. – Слава Богу, у меня есть любовь моей семьи, без которой я невероятно тоскую.
– Возможно, тебе следовало подумать об этом до того, как ты на пароходе отправилась за океан искать мужа.
– Да, я рассталась со всем, что у меня было, потому что полюбила тебя...
Джеймсу вдруг стало не по себе. От ее откровенности он буквально остолбенел. Брови его соединились в одну линию, как будто уверенность Софи в том, что она любит его, показалась ему такой же нелепой, как вера в существование эльфов.
– Что ж, может быть, твое отношение ко мне со временем изменится...
Софи охватило отчаяние, и она низко опустила голову. Ей больше нечего было сказать. Несколько секунд она стояла не шевелясь, а затем круто повернулась и молча вышла из комнаты.
Стоя на середине своей спальни, Джеймс тупо смотрел на только что закрывшуюся дверь. Казалось, прошли часы, прежде чем он смог опуститься на стул и допить из бокала оставшееся там бренди. Сердце у него болело, и он был невероятно расстроен. Ему следовало знать, что решение жениться на Софи было ошибкой, но еще большей, совершенно непростительной ошибкой было то, что он не сдерживал свои чувства во время медового месяца. Ему не дано было любить. Когда он был ребенком, зерна любви не зародились в его сердце, и теперь, став взрослым, он ничего не мог с этим поделать.
Всю свою жизнь Джеймс видел только жестокость в семейных отношениях, и сегодня он сам проявил жестокость. Он и раньше предполагал, что когда-нибудь станет жестоким человеком. Ирония заключалась в том, что он вел себя так, считая, что делает добро.
Он и хотел делать добро, но все в его жизни перепуталось. Джеймс считал, что поступает правильно, старается для блага Софи, требуя, чтобы она перестала надеяться на сердечные отношения между ними, но все оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал. Если бы только Софи не хотела от него слишком многого!
Джеймс снова наполнил бокал и сразу выпил половину, а затем уселся на стул, надеясь, что бренди подействует быстро: ему не хотелось думать о том, что сейчас Софи в своей комнате скорее всего рыдает в одиночестве.
Пытаясь справиться с болью в груди, Джеймс закрыл глаза; как ни хотелось ему немедленно встать, пройти в комнату своей жены и молить ее о прощении, он не мог позволить себе поддаться искушению, потому что знал: стоит ему уступить своим желаниям, и в будущем их обоих ждет ад.
Глава 16
Софи забралась в холодную постель, желая лишь одного: чтобы все обидные жестокие слова, сказанные Джеймсом, оказались не более чем сном или результатом ее воспаленного воображения. Она рассталась с семьей, покинула свой дом и свою страну – и все ради него; так неужели во время их медового месяца Джеймс все еще не убедился в искренности ее чувств? Он должен был ощущать это каждый раз, когда она с восторгом произносила его имя.