Сверхъестественная любовь, стр. 89

— Джошуа сказал, что у одного из членов Стаи убили жену, — сказала я, помолчав несколько минут. — Речь шла о жене Габриэля, да? Ее… ее убили охотники?

Даниэль сидел напротив меня, поставив локти на стол, и пил свой кофе. В тусклом освещении кухни цвет его волос казался еще более насыщенным.

— Да, — ответил он.

— Но почему он напал на меня? Я всего лишь туристка и не охотилась на волков!

Даниэль глубоко вздохнул:

— Если бы Габриэль в тот момент был способен рассуждать… И остальные тоже. Стая переживает трудные времена с тех пор, как изменили законы.

— Какие законы? Никто даже не подозревает о существовании вервольфов. Никто не открывал сезон охоты на них!

— Несколько месяцев назад серых волков исключили из списка видов, находящихся под угрозой вымирания, — мрачно сообщил Даниэль. — Принимая этот закон, правительство знало, что за этим последует. Еще чернила не успели просохнуть, а уже было убито много волков. Габриэль поступил неправильно, но я понимаю, что заставило его так поступить. Вы не знаете, что это такое — сознавать, что люди хотят стереть всех вам подобных с лица земли.

В его голосе звучала горечь. Я со стуком поставила чашку на стол:

— Я еврейка. Мне не нужно об этом рассказывать.

Даниэль опустил голову, и несколько минут мы сидели молча. Как ни странно, это молчание не было напряженным. Мы заключили перемирие и обошлись без всяких слов.

— Итак, — наконец продолжила я, потихоньку привыкая к странному смешению реального и фантастического, — жену Габриэля убили, когда она была в волчьем обличье. А как охотники догадались выстрелить серебряной пулей? Может быть, вас все-таки рассекретили?

Даниэль усмехнулся:

— Не обязательно стрелять серебряными пулями. Есть много обычных способов нас убить, Марли. Но если в рану не попадет серебро, мы обычно можем ее залечить.

Снова донесся шум с улицы. На этот раз радостные возгласы.

Даниэль кивнул на окно:

— Кажется, они закончили.

Какие грубые, жестокие нравы! Казни. Экзекуции. Способность менять обличье. Куда я попала!

— Вы понимаете, что скоро моя семья начнет меня искать? — сказала я. — Я не вернусь вовремя из отпуска, и родители это заметят, не говоря уже о начальстве, которое непременно поинтересуется, почему я не выхожу на работу.

Он покачал головой:

— О чем вы только думали, когда бродили по лесу одна?

Его вопрос так напоминал упрек, что я напряглась и ощетинилась:

— Я была не одна! Со мной были мои друзья, но потом Бренди подвернула ногу, так что им с Томом пришлось уйти. Я тоже собиралась, но…

Договорить фразу значило бы слишком много открыть ему. А звучала бы она так: «Я тоже собиралась, но мне осточертело бесконечно откладывать свои мечты на потом и ждать подходящего момента!»

Сколько всего отложено на потом! Ведь сначала надо устроить свою жизнь «как полагается». И вот: работаю, по сути дела, клерком, вместо того чтобы закончить образование и стать юристом (как же, мне надо выбрать специализацию, прежде чем сделать решающий шаг!). Долго не могла позволить себе отпуск (сперва надо выплатить страховку за машину, а потом уже тратиться на отдых!). Не переехала к Полу на Манхэттен, когда он меня звал. Нет-нет, сначала надо заниматься карьерой, а потом заводить серьезные отношения!

Глядя на распухшую лодыжку Бренди и понимая, что мне придется снова отложить свои планы в долгий ящик, я решила послать наконец все к черту. Обойду весь Йеллоустонский заповедник, даже если придется сделать это одной! И вот к чему привело это решение.

— Вы не поймете, — ответила я.

Он пристально посмотрел мне в глаза:

— Я думал, мы уже выяснили, что каждый из нас способен понять значительно больше, чем кажется другому.

Я раздраженно выпалила:

— Ладно, тогда как вам такой вариант: я не хочу говорить с вами об этом? Не понимаю, почему я вообще с вами разговариваю. Вы меня удерживаете здесь силой.

— Вы теперь принадлежите Стае, — ответил он тихо, но его негромкие слова словно впечатывались в мое сознание. — А я по своей должности обязан оберегать Стаю. Даже если опасность угрожает ей изнутри.

Мне не хотелось развивать эту тему. Я зевнула, надеясь, что Даниэль поймет намек.

Он понял. Встал, отодвинул стул и спросил:

— Если я приму душ, вы тем временем ничего не натворите?

— Я не брошу вам в ванну с водой включенный радиоприемник и вас не ударит током, если вы это имеете в виду.

Он улыбнулся:

— Приятно слышать, но я имел в виду другое: можно надеяться, что вы не попытаетесь бежать, пока я буду в душе? Не хотелось бы привязывать вас к стулу, но и перспектива бегать за вами в мыле меня тоже не прельщает.

— С места не двинусь. Но только потому, что, если бы двинулась, ты бы сразу услышал, — мысленно добавила я.

Даниэль отправился в ванную, а я села на кровать и уже подумывала, не забраться ли под одеяло — в комнате было холодновато, — но решила подождать. Пожалуй, когда Даниэль выйдет, я тоже приму душ. Придется снова взять одну из его рубашек. По крайней мере, моя скромность не пострадает — они все мне длинны.

Я с тоской посмотрела в окно и горестно вздохнула. Там свобода! Стоит попытаться сбежать, и Даниэль действительно бросится за мной, даже голый и намыленный, а когда поймает, действительно привяжет к стулу. Перспектива спать сидя, замотанной клейкой лентой, мне не улыбалась. Нет, придется подождать другого случая. Когда-то же он должен представиться.

Через десять минут в дверном проеме появился Даниэль. Мокрые волосы казались темнее, на коже все еще поблескивали капли воды. На нем не было ничего, кроме полотенца, повязанного вокруг бедер, и своей белизной оно подчеркивало его загар. Он провел ладонью по волосам, стряхнув капли. Этот простой жест, от которого заиграли его мускулы, на секунду заставил меня забыть обо всем на свете.

Конечно же, он не человек. Ни один человек не может быть так скульптурно красив, так великолепен.

Я вдруг поняла, что секунды бегут и я смотрю на него довольно долго. Отвернись, дура! — сверкнуло в моем мозгу. В конце концов я перевела взгляд с его груди на лицо.

Даниэль не улыбался. И не хмурился. Он пожирал меня откровенно голодным взглядом. У меня свело внизу живота.

Теперь я не замечала, что в комнате прохладно, — сразу согрелась и даже вспотела.

Это неправильно. Все это неправильно. Не смей! Прекрати немедленно!

— Стокгольмский синдром, — прошептала я.

Единственная причина… Кто, находясь в своем уме, западет на своего тюремщика, как бы тот ни выглядел?

— Или еще что-то. — Даниэль сказал это тихо, но в его голосе было нечто, от чего по моему телу пробежала дрожь. — Волчица чует своего волка по запаху иногда еще раньше, чем увидит его. И он ее тоже. И если эти двое встретятся, то некоторые вещи неизбежны.

Опять этот первобытный блеск в его глазах. Я вцепилась в простыню:

— Я не волчица.

Даниэль улыбнулся, чувственно и многообещающе:

— Скоро будете.

Глава 6

В дверь деликатно постучали:

— Можно?

Голос был женский. Я бы предпочла ответить «нет», но поскольку замка все равно не было, то какой смысл?

— Да.

Вошла девушка с рыжеватыми волосами. Прошло несколько секунд, прежде чем я ее узнала, точнее, вспомнила, — двоюродная сестра Даниэля. Черт, как же ее зовут?

— Я принесла вам кое-какую одежду, — сказала она. — Надеюсь, по размеру подойдет. Если нет, можно вернуть вещи в магазин. Это совсем рядом, на одной улице с нами.

Девушка положила на мою кровать несколько пакетов. С ночи прогона сквозь строй я почти не выходила, а уже прошло два дня. Я была смущена и озадачена. Сценарий о несчастной девушке, находящейся в плену у волков, менялся на ходу: теперь я заранее чувствовала, что пойдет дождь, слышала слабые и отдаленные звуки, недоступные человеческому уху, то и дело видела сны о том, как превращаюсь в волчицу, и мой мозг больше не воспринимал их как кошмар. Скорее, как нечто увлекательное и волнующее.