Как прелестна роза, стр. 37

Ее губы раскрываются на его губах, как лепестки цветка. Им невозможно противиться. Ее нежные прикосновения воздействуют на него не так, как он бы того хотел. Он пытается сдержать себя, но все тщетно. Она подчиняет себе его волю, заставляет думать и чувствовать даже вопреки его желанию. И это тоже пугает его.

Ее губы припали к его шее. Она ласкает языком его шрам, зубами прикусывает обезображенную кожу. Это доставляет ей удовольствие. Она наслаждается своей властью. Все женщины любят власть. Но эта женщина особенная. В ее взоре сквозит неугасимая печаль.

— Кто ты? — выдавливает из себя он, а она целует его плоский маленький сосок. Ее губы скользят вниз, к его животу. Она не отвечает. Он зарылся ладонями в ее волосы. Золотистый шелк. Он хочет видеть ее лицо. Выражение лица. Все, что угодно, только не этот маленький розовый влажный язычок, который опаляет его кожу.

— Скажи, кто ты? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы, со стоном откидываясь на спину.

Она не может ответить.

— Скажи мне… — шепчет он прерывисто; в глазах темнеет. Все его существо сотрясается от возбуждения; он это чувствует столь же остро, как и страх, который сидит в нем. Она в беде. Он это точно знает. Но ведь он может защитить ее. Он давно уже не нищий мальчишка-южанин, живущий подаянием. Он теперь представитель закона. Он твердо стоит на ногах. И он поможет ей. Только бы она доверилась ему. Только бы доверилась.

— Кто ты? — шепчет он, требуя от нее ответа каждым порывистым вздохом. — Кто ты? — продолжает допытываться он, нежно поглаживая ее волосы, но вскоре язык перестает ему подчиняться.

Кейн резко открыл глаза. По телу струился пот, хотя в комнате было холодно, и вода в умывальном тазу покрылась тоненькой корочкой льда. Ошалелым взглядом он обвел крохотную каморку, пытаясь сообразить, где находится, потом глянул на свои штаны. Боже!

Он неловко вскочил с кровати. Ноги свинцовые, голова гудит, словно по ней несется тридцать четвертый полк штата Мэн. Трясущейся рукой Он пригладил назад волосы.

Он должен увидеть ее.

Кейн потянулся за платком, чтобы отереть пот, но на колышке платка не было. И деньги тоже исчезли. Кто-то подобрал монеты, которые, как ему смутно помнилось, он высыпал на стол. О том, что они у неге действительно были, свидетельствовала застрявшая щели между половицами медная монетка в один цент.

Заскрежетав зубами, он проломил в тазу хрупкий ледок и умылся. Он и сам не понимал, зачем так спешит. Он точно знал, что произошло. К нему опять вернулось то ужасное чувство мрачной безысходности, которое не покидало его в последние годы войны. Существуют безвыходные положения, когда человек бессилен что-либо изменить.

Наконец одевшись, он помчался в соседнюю комнату. Ее там не было. Можно, конечно, заглянуть в столовую, но там он ее тоже, скорей всего, не найдет. В глубине души он знал, что она уехала. Сбежала, словно преступница.

— Кто ты? — шепнул он в пустоту комнаты, выискивая глазами хоть какую-то позабытую ею вещицу, которую можно было бы потрогать, понюхать. Потом, вспомнив что-то, полез в карман куртки. На ладони заблестели семь золотых монет. Как такое понять? Торопясь поскорее скрыться, она прихватила с собой жалкие центы, отказавшись от целого состояния.

Его холодные серые глаза вспыхнули гневом. Он сжал в кулаке монеты, словно давая себе клятву. Когда-нибудь он дознается, почему она сбежала.

И она сама объяснит ему мотив своего поступка.

Глава 12

НОЯБРЬ 1875 г.

— Одержимость выражается множеством симптомов. Боюсь, у него они все налицо. — Роуллинз заерзал, сидя в темно-красном кожаном кресле. В присутствии человека, стоявшего возле письменного стола, он чувствовал себя неловко. Мужчина задумчиво смотрел в окно. В городе бушевала вьюга. Экипажи сменили колеса на полозья, но проезжая часть в основном была запружена санями. Непогода притушила атмосферу суетливого оживления, обычно царившую в «Уиллардз-Сити». Окна гостиницы, годами бесстрастно взиравшие на перипетии борьбы за власть, на разрушительную работу всепроникающих щупальцев коррупции и — изредка — на проявления героизма, сейчас были затянуты белой пеленой беснующихся снежинок. В объятиях метели здание напоминало сидящее на корточках пустоглазое привидение.

— Я думал, Кейну надоела суровая кочевая жизнь. Роуллинз в ответ хмыкнул.

Его собеседник уловил насмешку в этом коротком звуке.

— Значит, тут замешана женщина? Господи, помилуй нас всех. Из-за нее он и отверг наше предложение?

— Если Кейн переживет эту напасть, он с радостью будет работать на вас, сэр. Дайте ему год сроку, и он вернется, и еще будет проситься на предложенную ему должность.

— Но почему он вдруг изменил свое решение? Я думал, он приехал в Вашингтон, чтобы остаться с нами.

Роуллинз покачал головой.

— Он надеялся, что забудет ее, сэр. Но вот ведь как получается: чем упорнее стараешься избавиться от наваждения, тем сильнее оно крутит тебя.

— Кейн нужен нам здесь. С тех пор как я увидел его в деле в Шайло, он не перестает восхищать меня. То, как он проявил себя, помогая сотрудникам маршальской службы, даже не поддается оценке. Уникальный человек. Именно то, что нам нужно.

— Служба безопасности за год не прекратит своего существования. И когда Кейн вернется, уверяю вас, господин президент, он полностью посвятит себя работе. — Роуллинз криво усмехнулся. — А сейчас от него все равно толку мало.

Грант наконец повернулся к нему. В последний раз Роуллинз видел его в горах Кентукки, и тогда Грант произвел на него неизгладимое впечатление. Он ехал на коне вместе с солдатами своей армии, как и они, весь в грязи с головы до пят в своей синей генеральской форме; золотые галуны изодраны, заляпаны глиной. Но никакие тяготы и опасности не способны были согнуть его гордую осанку, погасить одухотворенность в лице, лишить мужества, заставить позабыть о чести. Никто не Мог сравниться с ним. Разве что Ли [14].

С тех пор Грант сильно потучнел. И вид у него был утомленный. Очевидно, заключил про себя Роуллинз, коррупция среди государственных чиновников доставляет ему немало хлопот.

— Так куда отправился наш мятежник? Думаю, я вправе это знать, раз мне предложено ждать его так долго, целый год. — Грант вскинул бровь, — Мне незачем напоминать тебе о том, что идет второй срок моего пребывания на посту президента.

Роуллинз раздраженно вздохнул. Кейн ведет себя, как сумасшедший. С тех пор как эта женщина исчезла из Кэмп-Брауна в августе, он только о ней и думает, хотя и поклялся забыть ее. Роуллинз никогда прежде не видел Кейна таким, зловеще сдержанным и тихим, как в то утро, когда тот обнаружил, что она уехала. Роуллинз и некоторые другие из его товарищей предложили отправиться по ее следу, но Кейн отказался наотрез, заявив, что ни одна женщина не стоит того, чтобы гоняться за ней по дорогам преисподней. Он был оскорблен ее предательством.

Но на лице его отразились не только обида и злость. Кейн переживал отъезд девчонки как глубокую утрату и с каждым днем мучился все сильнее. Роуллинз не был уверен, что сумеет объяснить президенту состояние Кейна; он и сам толком не понимал, что у того на уме. Одно было ясно: Кейн не находил себе места от тоски. Девчонка тянула его за собой, и он в конце концов сдался. Утром Кейн отправлялся в Вайоминг. Гонимый одержимостью собственного воображения.

— Расскажи мне о ней. Кто она, эта женщина, пленившая Маколея Кейна?

— У нее какие-то крупные неприятности. Я в этом уверен. — Роуллинз опустил глаза. — Я говорил Кейну, что из-за нее он может попасть в беду и, вполне вероятно, что она этого не стоит. Вы бы видели ее лицо, когда она узнала, что Кейн вовсе не разбойник, а сотрудник маршальской службы. Я думал, она свалится в обморок прямо посреди прерии. Девчонка пришла в ужас. Было ясно, что она боится его больше, чем всех бандитов Кайнсона, вместе взятых.