Мастер Загадок, стр. 24

– Моргол знает, – ответила Лира.

При звуке ее голоса Моргон оторвался от созерцания города. Он почувствовал, как что-то в глубине его души дрогнуло.

А Лира продолжала говорить:

– Загадка, которая убила Ру, это та самая, которую я задам тебе сейчас от имени Моргол: кто такой Звездоносец и что связанное он развяжет?

У Моргона перехватило дыхание. Он тряхнул головой, губы его раскрылись, чтобы произнести слово, но он не мог произнести ни звука. Потом он внезапно так заорал на Лиру, что та вздрогнула:

– Нет!

Он рывком развернул лошадь, ударил ее пятками в бока, и она поскакала вперед. Травянистая равнина расплывалась в его глазах в сплошное размытое пятно. Моргон низко пригнулся и гнал лошадь к краю болот, за которыми высились далекие силуэты гор. Он не слышал стука копыт позади, пока какое-то мелькание сбоку не заставило его бросить взгляд в сторону.

Моргон сразу же отвернулся и продолжал погонять лошадь, земля дрожала под ее копытами, но всадник на черном коне не отставал от него, словно тень, не замедляя и не ускоряя скачки. Внезапно Моргон почувствовал, что его лошадь сбилась с ноги и замедлила бег, и только тогда Дет, перегнувшись, схватил лошадь Моргона за уздечку и заставил остановиться.

Дыхание Дета было учащенным, он с трудом смог произнести его имя:

– Моргон…

Моргон вырвал уздечку из его рук, резко осадил свою лошадь назад и сказал дрожащим голосом:

– Я еду домой. Не хочу во все это впутываться. Я имею право выбора.

Дет сделал рукой успокоительный жест:

– Да. Ты имеешь право выбора. Но ты никогда не попадешь на Хед, если будешь вслепую скакать по херунским болотам. Если ты хочешь обратно на Хед, я тебя отведу. Но, Моргон, сначала немного подумай. Тебя же учили думать. Я могу провести тебя через болота, но что ты станешь делать потом? Проедешь через Имрис? Или морем из Остерланда?

– Обогну Имрис и поеду в Лунголд – по Торговой дороге в Кэйтнард… Переоденусь купцом.

– А если ты каким-нибудь чудом и доберешься до Хеда, что потом? Будешь жить безымянным на этом острове всю оставшуюся жизнь?

– Ты не понимаешь! – Глаза Моргона бегали, точно у загнанного зверя. – Моя жизнь продумана за меня еще до того, как я родился… Продумана кем-то… Кем-то, кто предвидел мои поступки еще до того, как я понимал, что именно я хочу сделать. Как мог Ирт предвидеть мое существование сотни лет назад и сделать для меня арфу? Кто предвидел мою жизнь две тысячи лет тому назад так, чтобы загадать загадку о ней, загадку, которая погубила Моргола Ру? Меня втянули в какую-то аферу, смысла которой я не вижу и которой не могу управлять… Дали мне имя, которое я не хочу носить… Я имею право выбора! Я был рожден, чтобы править Хедом, и там мое место… Там мое имя и мое место!

– Моргон, ты можешь видеть себя князем Хеда, но есть другие люди, которые ищут ответы на те же самые вопросы, какие задаешь и ты, и они дадут тебе это имя – Звездоносец, и не будет для них покоя, пока ты не умрешь. Никогда они не позволят тебе мирно жить на Хеде. Они последуют за тобой и туда. Откроешь ли ты двери Хеда для Эриэл? Для тех, кто убил твоих отца и мать и пытался убить тебя? Пощадят ли они твоих земледельцев, твоего беззубого свинопаса? Если ты сейчас вернешься на Хед, смерть будет скакать позади тебя, рядом с тобой, и ты обнаружишь, что она ждет тебя за раскрытой дверью твоего дома.

– Тогда я не поеду на Хед.

На лице Моргона отразилась внутренняя борьба, он отвернулся от Дета, чтобы скрыть свои чувства.

– Я поеду в Кэйтнард, получу Черную Степень и буду учить…

– Учить чему? Загадкам, в которых ты не видишь смысла и которые для тебя всего лишь старинные сказки, сочиненные в сумерках у камина?

– Неправда!

– А как насчет Астрина? Хьюриу? Они ведь тоже связаны с загадкой твоей жизни, они нуждаются в твоем ясновидении, в твоей храбрости…

– Нет их у меня! Только не для этого. Смерть я, по крайней мере, видел, я могу на нее смотреть и называть ее по имени, но эта… Эта тропа, которая сейчас вырастает передо мной, – я не могу даже видеть ее! Я не знаю, кто я такой, для чего я рожден. На Хеде у меня хотя бы имя есть!

Дет подъехал ближе и положил руку на плечо Моргона:

– Для тебя есть имя и за пределами Хеда. Моргон, ты, кажется, вообще забыл, зачем существуют загадки, и ведешь себя как Сол из Исига, пойманный страхом между смертью и дверью, которая была закрыта на протяжении многих тысяч лет. Если у тебя нет веры в себя самого, научись тогда верить в то, что ты называешь правдой. Ты знаешь, что нужно делать. У тебя может не быть храбрости, веры, желания это делать, но тебе нельзя повернуть назад. За спиной у тебя нет никакого ответа. Ты боишься того, чего не можешь называть. Значит, смотри на это и находи для этого имя. Повернись лицом вперед и учись. Делай то, что должно быть сделано.

Ветры неслись по равнине, пригибая траву, и казалось, что по ней катятся серебристые волны. Стража Моргол замерла в отдалении.

Пальцы Моргона до боли вцепились в уздечку, он медленно поднял голову и произнес:

– Это не твое дело, арфист Высшего, давать мне подобные советы. Или ты говоришь со мной как человек, который по праву может носить Черное одеяние Мастера? Мастера Загадок в Кэйтнарде никогда меня не называли Звездоносцем. Они и не подозревали, что такое имя вообще существует. И все же ты его принимаешь, как будто бы только этого и ждал. С чего ты взял, что у меня есть надежда? Что ты такого видишь во мне, чего никто, кроме тебя, не видит?

Арфист неожиданно отвернулся от Моргона и не отвечал.

Моргон повысил голос:

– Я спрашиваю тебя вот о чем: кто был Ингрис из Остерланда и почему он умер?

Рука Дета дрогнула на плече Моргона. Лицо его приняло странное выражение, и через мгновение он ответил:

– Ингрис из Остерланда рассердил Хара, остерландского короля, когда тот однажды ночью появился у двери Ингриса в облике старика, а Ингрис отказался его впустить. Поэтому король-волк проклял его и предрек, что, если следующий незнакомец, который подойдет к двери Ингриса, не назовет своего имени, Ингрис умрет. И первый же незнакомец, который пришел после Хара, был… некто арфист. Этот арфист делал для Ингриса все, о чем тот просил: он пел песни, рассказывал истории, давал поиграть на своей арфе, поведал о своих скитаниях – все, но только имени своего не называл, сколько ни спрашивал его Ингрис. Он умолял, отчаянно умолял арфиста назвать себя. Но каждый раз, когда Ингрис спрашивал его об имени, арфист отвечал лишь одним словом, и слово это, насколько Ингрис мог расслышать, было – Смерть. И вот от страха перед Харом и от отчаяния из-за проклятия сердце его остановилось – и он умер.

Дет замолчал. По мере того как Моргон слушал, его лицо становилось все спокойнее, и, наконец, он сказал дрогнувшим голосом:

– Никогда я не думал… Ты же мог назвать Ингрису свое имя. Свое настоящее имя. Толкование такое: давай то, что просят у тебя другие, цена этого – жизнь.

– Моргон, было кое-что, чего я не мог дать Ингрису, и есть кое-что, чего я не могу дать сейчас тебе. Но клянусь: если ты закончишь это тяжелое путешествие к горе Эрленстар, я дам тебе все, что ты у меня попросишь. Я отдам тебе свою жизнь.

– Почему? – прошептал Моргон.

– Потому что ты носишь эти три звезды.

Моргон погрузился в молчание. Потом слегка тряхнул головой:

– У меня никогда не будет права просить тебя об этом.

– Это будет мой выбор. Подумал ли ты о том, что толкование относится и к тебе? Ты должен давать то, что другие у тебя требуют.

– А если я не могу?

– Тогда, подобно Ингрису, ты умрешь.

Моргон опустил глаза. Он сидел в седле неподвижно, только ветер пел вокруг, словно струны арфы. Наконец Моргон тронул поводья, повернул лошадь и медленно поехал к стражницам, в молчании встретившим его возвращение. Затем они все продолжили путь к Городу Кругов.

6

Моргол из Херуна встретила их у своего порога. Она была высока ростом, ее закинутые за спину иссиня-черные волосы ниспадали на свободное одеяние из ткани цвета зеленых листьев. Ее странный дом из черного камня по форме действительно был похож на овал. Рядом с домом протекала река, и вода ее била из фонтанов в тенистом дворе, образуя небольшие пруды, в которых красными, зелеными и золотыми огоньками сверкали рыбки. Когда Дет спешился, Моргол подошла к нему и с улыбкой встала рядом. Глаза ее сияли.