Румо и чудеса в темноте. Книга II, стр. 39

– О! – ответил Укобах. – Всего парой сотен наёмников вооружённых до зубов. И медными парнями. Ничего сложного для тебя.

И он истерически засмеялся.

– Но можно на это посмотреть по-другому, – сказал Рибезел. – Хотя охранников очень много, но они в большинстве своём занимаются охраной пленных вольпертингеров и короля. Никто не рассчитывает на нападение снаружи. В основном, с тех пор, как медные парни занялись охраной театра.

– Только ты не начинай! – воскликнул Укобах. – Это абсолютное безумие! Один против целого города! Незнакомого ему города.

– Он прав, – сказал Рибезел и посмотрел на Румо. – У тебя нет никаких шансов. Ты всё ещё можешь повернуть назад.

– Пути назад нет, – тихо ответил Румо. – Я должен вручить шкатулку.

– Я знаю, – вздохнул Рибезел. – Ты уже говорил.

Умирающий мир

Сражение за тело Ралы не было настоящим сражение, а было захватнической войной, которую завоеватели выиграли в тот самый момент, когда попали в её тело. Это было убийством, организованной массовой казнью без шанса на самозащиту. Подкожный эскадрон смерти пришёл не сражаться, а побеждать.

Куда только не бежали Талон с Ралой в каждом кровеносном сосуде они видели умирающие или мёртвые организмы. Треск вражеского войска был невыносимым, он заглушал даже звук биения сердца. Всюду патрулировали подразделения бесформенного вируса, и практически невозможно было найти хоть один сосуд, где их не было.

В конце концов, Рала и Талон решили прикинуться мёртвыми среди гор мёртвых и умирающих кровяных телец. Беспомощно наблюдали они оттуда за ужасной работой не знающих покоя захватчиков.

– Где мы можем ещё спрятаться? – спросила Рала. Её голос был очень слабым.

– Я не знаю, – сказал Талон. – Они везде. И их становиться всё больше и больше.

Уже давно никто не становился на пути могущественных оккупантов. Они постепенно размножались. Из одного вируса появлялось два, из двух – четыре, из четырёх – восемь и так далее, бесконечно растущая армия идеальных смертельных машин, которые никто не мог остановить.

Если в какой-то момент подкожный эскадрон смерти не охотился и не убивал, тогда он отравлял кровь, выпуская кислотные облака, разрывал своими шипами и клещами нервные окончания или прожирал дыры в венах. Кровяные тельца погибали в огромном количестве, и Рала чувствовала, как с каждым из них, безжизненно падающим на стенки сосудов, бесследно исчезал кусочек её сил и воли.

– Это конец, – сказала она. – И неважно насколько сильно я сопротивляюсь или куда мы сбегаем. Битва проиграна. Как только они убьют последний кусочек моего тела, я тоже умру.

– Ты знаешь, что я убеждённый оптимист, – ответил Талон. – Но боюсь, что на этот раз я с тобой соглашусь. Такой разрушительной силы я ещё не встречал.

– А что будет потом? – спросила Рала.

– Эй! – ответил Талон. – Ты же не хочешь сама себе испортить сюрприз?

– Мы будем вместе?

– Да, будем. Но теперь одним сюрпризом меньше.

– Я бы ещё хотела сказать Румо, что я его люблю.

– Жаль, малышка, но для этого у нас в последнее время возникло слишком много препятствий.

– Я больше не могу терпеть, – выдохнула Рала.

– Тогда давай, – сказал Талон. – Пошли. Место, куда ты пойдёшь, не может быть худшим, чем это.

На них падали мёртвые кровяные тельца, медленно, как сухие листья. По телу Ралы пробежала последняя лёгкая дрожь, за ней раздался лёгкий вздох, и наступила тишина.

– Рала? – спросил Талон. Ни движений, ни ответа не последовало.

Рала умерла.

Талон должен уходить. Здесь ему больше нечего делать. Скоро, очень скоро этот мир исчезнет. Это уже началось. Он будет распадаться клетка за клеткой, пока тело Ралы не превратиться в пыль. А затем её дух станет свободным.

Талон сделал всё, чтобы подальше отодвинуть этот момент, но тут внутри действовала такая сила, которую он не мог понять. Это было одна из форм смерти, которой раньше не существовало. Может быть, она была создана специально для Ралы? Он был уверен, что до сих пор никто не подвергался нападению более мощного и безжалостного противника. И никто не защищался смелее Ралы.

Талон покинул этот умирающий мир. Он исчез таким способом, против которого бессильны двери, стены и медные девы, таким способом, который известен только духам. И он радовался, что скоро они вместе с Ралой будут охотиться за кометами.

Шпион

Когда в Геле начинался день, то не всходило никакого солнца, не бледнела луна и не было никакого птичьего щебета. Всё было мрачным, как и всегда, так как в подземном мире не было разницы между днём и ночью. Лишь колокол бил двенадцать раз, и звук его ударов разлетался над городом, распугивая летучих мышей. День в Геле был в два раза длиннее, чем в наземном мире, и тот день, который только что начался, должен был стать особенным днём. Это знал Фрифтар, поскольку к этому дню он готовился уже давно.

Не было никаким совпадением, что королевский советник, направляясь в Театр красивых смертей, прошёл мимо башни генерала Тиктака. Фрифтар волновался. В пещерах врахоков кто-то напал на одно из самых крупных животных и ранил его. Кто был на такое способен, спрашивал он себя, кто смог отрубить такому монстру кусок хобота? Фрифтар уже принял меры. Теперь врахоки охранялись круглосуточно, а контроль у городских ворот был усилен. Но в данный момент генерал Тиктак волновал Фрифтара больше всего.

Он должен наконец-то набраться храбрости и встретиться с генералом Тиктаком, как того пожелал король, и заставить его выполнять свои обязанности и регулярно появляться в театре. Фрифтар передаст это не в виде приказа или пожелания, он преподнесёт это, как дорогой подарок. Он хотел, чтобы это прозвучало так, будто сегодняшнее сенсационное сражение, призванное стать лучшим сражением вольпертингеров, было организовано специально для предводителя медных парней.

Но всё-таки сердце Фрифтара билось гораздо быстрее, чем обычно, как и каждый раз, когда он был вынужден встречаться с генералом. Даже Гаунаб был более предсказуем, чем эта безумная ходячая машина. При каждом разговоре с ним Фрифтар чувствовал себя улиткой, ползущей по лезвию бритвы.

Фрифтар уже хотел постучать в медную дверь башни, как вдруг заметил, что она приоткрыта. Это было необычно. Никто в Геле не оставлял двери открытыми. Фрифтар несколько раз громко и чётко выкрикнул имя генерала. Ответа не последовало. Он что, спит? Нет, это исключено. Машинам не нужен сон. Значит генерала не было дома.

Фрифтар нервно захихикал. Какой прекрасный случай для шпионажа! Шанс, которым нельзя было не воспользоваться. Может быть, он найдёт что-то, с помощью чего он сможет дискредитировать своего врага в глазах короля.

Он открыл дверь и вошёл в башню. Обычно такие вещи выполняли для него другие. Какое щекочущее чувство! Как же выглядит жильё машины?

В башне Тиктака царил сумеречный свет, маленькие окна были занавешены плотными шторами, чадила пара свечей, в воздухе висел запах машинного масла и политуры для металла. И, конечно, везде оружие – на полу, на столах, на стенах: шпаги и сабли всех видов, клинки всех размеров без рукояток, топоры, копья, кинжалы, косы, алебарды, сюрикены. Ничего, кроме оружия, инструментов и мелких запчастей. Зубчатые колёса и шурупы, гайки, поршни, ключи и клещи. Никакой мебели, никакой спальни, никакой кухни. Вместо этого огромное количество зеркал всех размеров. Конечно, именно так живёт машина, которой не нужно есть, спать и сидеть. Когда она была одна, то она или прикручивала к себе что-то или рассматривала себя в зеркало. Фрифтар подавил улыбку.

Он поднялся на второй этаж по широкой чёрной мраморной лестнице.

– Генерал Тиктак? – крикнул он ещё раз на всякий случай. – Эй!

И опять перед ним большая медная дверь, и опять она не заперта. Фрифтар вежливо постучался.