Румо и чудеса в темноте. Книга I, стр. 6

Там, более ста лет назад, он испытал один из восхитительнейших кулинарных моментов своей жизни. Он сидел на улице, на терассе, с невообразимым видом на бухту, которая в это время года из-за обилия огненных медуз светилась оранжевым светом. В качестве закуски Смайку подали целый Трюфель, запечённый в гусиной печени, затем потушенную огненную медузу на подушке из водорослей к ней ризотто с ракушками и имбирным салатом со сливочным соусом, ароматизированным лимонной травой. А на десерт был Гралсундерский сыр с голубой плесенью пятилетней выдержки и бутылка "Бленхаймер Рубикон". Вино пахло персиковыми цветами. Это было достаточно простое воспоминание, но Смайк активировал эту картину чаще всех остальных.

Толька одна картина в Комнате воспоминаний была всегда завешена. Она была особенно большой, её закрывал чёрный платок. Смайк пробегал очень быстро мимо этой картины, но удалить её из Комнаты было невозможно.

Остальные воспоминания были законсервированы в урнах. Вдоль стен стояли маленькие столбики, на которых находились урны разных расцветок. Когда Смайк открывал один из этих сосудов, оттуда выходил запах: запах падающего снега, аромат книжной пыли, поднимающейся при открытии старинной книги. Весенний дождь на мостовой большого города. Костра. Свежевытащенная винная пробка. Свежий хлеб. Кофе с молоком.

Каждый из этих запахов включал в Смайке цепную реакцию воспоминаний, которым он мог часами предаваться, с помощью которых он на некоторое время забывал о своих страхах и отчаянии, пока рёв труб из ракушек или грохот решётки грота не возвращали его в действительность.

В эту суровую действительность попал щенок-вольпертингер, бегающий всё ещё на четырёх лапках, всё ещё не умевший говорить и которого периодически рвало. Но Смайк знал, что этот щенок олицетворял собой причину, по которой он построил Комнату воспоминаний. Он олицетворял надежду, которая не позволяла ему отчаяться на дне вонючего водоёма, он представлял собой последнее желание, которое было у него в этом жутком мире: желание быть спасённым с Чёртовых скал. Этому желанию требовалось имя. То, на что мы надеемся, должно иметь название. Он думал не долго: в Замонии существовала карточная игра, которую Смайк особенно ценил. Главная карта, давшая также и имя игре, называлась Румо. С одной стороны играть в Румо означало бросить вызов судьбе и всем – действительно всем – рисковать. С другой стороны – огромный выигрыш. Так и получил Румо своё имя.

Спящие слова

– Румо!- сказал Румо.

– Точно! – воскликнул Смайк. – Ты Румо – я Смайк!

– Ты Румо – я Смайк! – повторил Румо старательно.

– Нет, нет, – засмеялся Смайк. – Ты Румо – я Смайк!

– Ты Румо – я Смайк! – сказал Румо упрямо, и стукнул себя лапой в грудь.

Смайк учил Румо говорить. Или правильнее: Румо мог уже говорить, но ему не хватало правильных слов. Он получал их просто сидя у водоёма и слушая червякула. Смайку было что рассказать. Сначала Румо казалось, что он слушает зверя издающего дикие, рахитичные звуки, шушуканье, кряхтенье, звуки, не имеющие никакого смысла. Скоро он заметил, что некоторые звуки возбуждали в нём картинки, другие вызывали чувства, страх, замешательство и радость. Были ещё такие, которые заполняли его голову геометрическими фигурами и абстрактными узорами.

Маленький вольпертингер впитывал как губка необычные звуки, которые издавал Смайк. Во время некоторых высказываний в ушах у Румо неожиданно звучала чудесная музыка и он чувствовал необъяснимое счастье, распространявшееся по всему его телу. Иногда он видел вещи, о существовании которых он не мог знать: большой чёрный город, в котором горело множество огней, горы, покрытые сверкающим снегом. Пустынную, раскалённую от жары долину. Потом он снова впадал в транс, как-будто он спал с широко распахнутыми глазами и бешено стучащим сердцем. При этом он всё ещё видел Смайка, плавающего в воде, жестикулирующего всеми четырнадцатью ручками, но через его тело протекал поток событий, чувств, понятий. Ему казалось, что слова проникают в его тело через тысячи точек, взрываются внутри и становятся рисунками, группирующимися в неясные и несвязанные сцены, летящими друг за другом и стирающими друг друга. Будто огромные способности и древний опыт дремали в нём и теперь были насильно разбужены. Нет, Смайк не учил его говорить – он будил в нём слова ото сна.

– Да! Да!- вскрикивал постоянно Румо. – Рассказывай! Рассказывай!

Слова. Рисунки. Чувства. Но Румо было этого мало.

С наибольшим удовольствием Смайк рассказывал о сражениях. Легко можно было заметить, что сам он не был воином, но о теоретических аспектах сражений он знал больше, чем любой другой. Он изучил до мелочей все виды сражений: спортивные сражения, битва в поле, смертельно опасные дуэли на шпагах, бокс специально накаченными кулаками, стрельбу из маленьких арбалетов, древнюю борьбу ногами жителей болот, жуткие кровавые драки моргенштернами. Смайк видел дуэли, в которых противники, облитые смолой, пытались поджечь друг друга факелами. Он, вооружённый лупой и счётчиком муравьёв, сутками наблюдал битвы между враждующими муравьиными родами, сопровождаемые чудовищными потерями. Он мог так рассказывать о сражениях, что слушателей бросало в пот, они видели разваливающихся на части противников и слышали хруст их костей. Иногда Румо сидел перед водоёмом, как перед боксёрским рингом, и боксировал воздух своими маленькими, сжатыми в кулачки, лапками, так захватывали его рассказы Смайка.

Смайк был судьёй на профессиональных боксёрских состязаниях и военным советником во время Наттиффтоффских малых войн, официальный лицензированный секундант для дуэлей флоринтской знати и хронометражист в шахматных турнирах вольпертингеров в Бухтинге. Его профессиональный спектр охватывал также: организацию петушиных боёв, работу в качестве казначея Замонийской Червяковой лотереи (в которой орнистские черви боролись друг с другом), в качестве натравливателя в Мидгардийских боях карликов и в качестве крупье в Форте Уна, городе вечных азартных игр. Нет, Смайк не был воином, он был игроком. Поэтому он изучал битву, наблюдал за сражающимися, анализировал победу и поражение в любой форме. Тот, кто знал как работают сражения, мог предугадать их исход. Это было его страстью, целью его жизни – как можно глубже развивать способность знать, кто победит.

– Как-то раз я наблюдал за битвой двух скорпионовых гидр, – внезапно начал он однажды и Румо прислушался.

"Скорпионовые гидры", – насторожился он и что-то маленькое, с множеством ножек проползло у него в мыслях.

– Скорпионовые гидры – это очень маленькие, но очень ядовитые звери с семью чрезвычайно подвижными хвостами. Каждый из них заканчивается ядовитым жалом, – продолжил Смайк.

Румо встряхнулся.

– Хочешь узнать, как проходила битва?

– Рассказывай, – сказал Румо.

История скорпионовых гидр

Это происходило в пустыне, мне нечем было заняться, поэтому я начал наблюдать за этими двумя ядовитыми чудищами в песке, ставя сам себе ставки. Я поставил на меньшую, более подвижную скорпионовую гидру. Сначала некоторое время танцевали они в песке по кругу, этакий танец вежливости и уважения, как два придворных танцора, развлекающих публику. Затем, неожиданно, они приступили к делу: большая гидра сделала отвлекающий манёвр, и одним ударом убила меньшую. Чик! Готово. Всё. Потом она её съела. Итак, я проиграл сам себе, и одновременно сам у себя выиграл.

Румо наморщил свой маленький лобик.

– Но самое поразительное произошло позже: после того, как победившая гидра съела свою соперницу, она ужалила себя в голову своим же жалом и умерла мучительной смертью.

– Ух! – выдохнул Румо.