Румо и чудеса в темноте. Книга I, стр. 17

В ту ночь Румо приснился сон. С тех пор, как он жил в клетке, его сны стали напряжённее и страшнее. Чаще всего в них были циклопы. Часто в снах все одноглазые приходили в грот, чтобы устроить последнюю кровавую резню и каждый раз всё это происходило на глазах у Румо, так как он был прикованный цепью, или сидел в клетке, или просто стоял и не мог пошевелиться, пока циклопы, в конце концов, не набрасывались на него.

Но этот сон был другим. Румо был свободен, он находился на суше, он шёл по полю в высокой траве под голубым небом. И над ним, высоко в воздухе, летела серебряная нить, та, которую он впервые учуял на подворье. И Румо охватило неизвестное чувство, чувство бурной радости от ожидания чего-то, чего он ещё не знал, но понимал, что это лучшее, что приготовила ему жизнь. Румо не знал этого, но ему снилась любовь.

Пробуждение алчности.

На следующее утро Румо проснулся из-за того, что кто-то стучал по его клетке – привычная утренняя проверка. Один глупо таращившийся циклоп стоял перед клеткой, в одной лапе – мёртвый тюлень, в другой – палка. Он просунул тюленя через прутья решётки, а затем потыкал палкой в Румо, чтобы проверить его рефлексы. Он не относился к главарям, поэтому выполнял своё задание вяло и неохотно, так как он знал, что не получит ни кусочка от этой вкуснятины. Румо зарычал, циклоп развернулся и решил заглушить своё плохое настроение, сожрав жирную свинью. Так что он направился к свинарнику. Ещё один циклоп, зевая, вошёл в грот и тоже направился к свинарнику. Наверняка он тоже хотел полакомиться хрюкающим поросёнком. Они почти одновременно подошли к ограде и толкнули друг друга, немного потеряв равновесия из-за пошатывающихся скал.

Они зло захрипели друг на друга, первый циклоп поднял палку, но кулак уже врезался ему в лицо. Покуда он отходил от этого удара, за ним последовал другой, прямо в челюсть, он пошатнулся назад, споткнулся и упал на спину. Его противник склонился над ним и лупил его кулаками, пока тот не перестал двигаться. Затем, похрюкивая, он утащил его из пещеры.

Смайк наблюдал одним глазом из водоёма за этим варварским действием. Он спрашивал себя, были ли циклопы каннибалами и съедали ли они своих мёртвых собратьев. Это, как минимум, подходило этому прожорливому племени. Большинство одноглазых были сейчас легко возбудимы и могли каждую минуту впасть в коллективное безумие. Смайк вздохнул. Это был тот момент, к которому он так стремился и которого он больше всего боялся. Дверь открылась и если Смайк сейчас не воспользуется случаем и не проскользнёт через неё, тогда она закроется навсегда. Наступило время действовать.

Смайк выходит.

Румо застыл. Из водоёма Смайка раздавались странные звуки, неаппетитные и хлюпающие. Червякул кряхтел и ругался, вода из водоёма разбрызгивалась во все стороны. И тут из жирного ила поднялось тело, стеная и задыхаясь, перевалилось оно через край и поползло через грот прямо к клетке Румо, оставляя за собой оливково-зелёный маслянистый слизистый след. Все пленники кладовой молча наблюдали это необычное действие.

Румо встал на ноги и просунул морду между прутьев решётки. Смайк выбился из сил, пока дополз до клетки.

– Слушай внимательно…ух…у меня не так много времени…ох… Если циклопы меня увидят…, – Смайк тяжело вздохнул и взглянул на Румо. – Я боюсь.

Румо кивнул.

– Но у меня есть план. Я хочу его тебе сообщить.

– Хорошо.

Смайк рассказал о своём плане. Он был невероятным. Он был абсолютно сумасшедшим. Он звучал как ужасная сказка, как кровавое возмездие, и он был без всякой надежды на успех.

– Что скажешь? – спросил Смайк.

– Я попробую, – ответил Румо.

– Отлично. Но послушай: я научил тебя всему, что я знаю о сражениях. Практический опыт ты должен получить самостоятельно. Я уверен, что это придёт к тебе совершенно естественным путём. Просто дай этому течь. Как при…

– Я знаю, – перебил его Румо. – Ты должен вернуться в водоём. Тут слишком опасно.

– Кое-что ещё! Самое важное. Слушай меня внимательно, это ключ к моему плану! – Смайк вцепился в решётку, а Румо навострил уши. – Я хочу рассказать тебе кое-что о циклопских языках, мой мальчик…

Жажда крови.

Заточение в клетке продолжалось уже так долго, что Румо оставил попытки из неё освободиться. Он больше не тряс прутья решётки, не грыз замок, а просто сидел без дела, ел или спал. В лучшем случае – бегал без остановки в своём ограниченном пространстве, туда-сюда. Несколько дней назад пропали боли во рту, да и его вечный голод тоже исчез. Он удовлетворялся маленькими порциями и становился всё избирательнее в отношении еды, бросаемой ему циклопами сквозь решётку.

Последние дни скалы шатались сильнее, а волны разбивались о них всё громче. Наверное плавающий остров попал в шторм. В гроте царил хаос, фернхахинцы висели беспомощно на цепях и ударялись, как языки колокола, головами о стены. Поросята начали друг друга кусать, и те немногие дикие звери, пока ещё остававшиеся в живых, ревели и бесились в своих клетках. Вонючая вода выплёскивалась из водоёма Смайка и растекалась по гроту.

Торжество циклопов достигло апогея. Они играли на своих инструментах, кричали и пели в штольнях Чёртовых скал. Но что было хуже всего – они приходили в грот в три раза чаще чем обычно.

Румо крепко держался за прутья клетки и в тысячный раз пробегал по всем пунктам плана Смайка, их было всего два, когда в пещеру ввалились три циклопа, очевидно совершенно одурманенные, так как они были с головы до ног облиты кровью.

Какое-то время они бесцельно шатались по пещере, обнюхивая запасы. Один из них поскользнулся на слизи Волцотана Смайка и рухнул на пол грота. Это вызвало приступ дикого смеха у двоих оставшихся циклопов. Циклоп в бешенстве рванул к водоёму Смайка и опустил в него руку, вероятно, чтобы сожрать его в наказание. Румо в ужасе схватился за решётку.

Циклоп, грязно ругаясь, пытался выловить свою жертву, но Смайк только усложнял ему эту задачу – он постоянно выскальзывал у него из рук. Вдруг раздался ужасающий треск – огромная волна накрыла остров, пол затрясся и слизь выплеснулась из водоёма Смайка и облила циклопа. Два других циклопа рассмеялись ещё громче. Испачканный великан впал в ярость: он наклонился над водоёмом и бил кулаком ушедшего на дно Смайка. Один из двух других великанов вспомнил, зачем они сюда пришли, и схватил одного фернхахинца. Он просто сорвал его со стены, не снимая цепей, из-за чего оторвалась одна из тонких ручек карлика. Фернхахинец закричал как сумасшедший и затряс ножками и оставшейся ручкой, чем привлёк внимание третьего циклопа. Он подошёл и схватил несчастного за ногу. Первому великану это совершенно не понравилось, он угрожающе заревел и стал тянуть к себе свой ужин. Другой же циклоп не выпустил ногу, а яростно стал тянуть её в свою сторону. Таким образом они разорвали карлика на две части. Это взбесило одноглазых ещё сильнее, поскольку их добыча потеряла ценность – она не могла дёргаться и кричать – карлик ужасным образом избежал ещё более ужасающую смерть. И пока третий циклоп продолжал ловить Смайка, эти двое разочарованных циклопов ругались, издавая укоризненные клокочущие звуки.

Кровь Румо закипала. Перед глазами танцевали красные огоньки, он зарычал и залаял, как его древние дикие предки, и затряс прутья своей клетки. Циклопы посмотрели на беснующегося вольпертингера, сначала озадаченно, потом – весело, и жажда крови исказила их гримасы. Из ртов потекли слюни, глаза загорелись. Губы задрожали и оголили жёлтые клыки. Они пока не решались нарушить табу и покуситься на собственность главарей. Они отбросили остатки фернхахинца и стояли покачиваясь, будто загипнотизированные свирепствующим вольпертингером.

Румо удвоил свои старания. Он бился плечом в дверь, он бешено носился по клетке, дёргал прутья так, что они трещали. Это разъярило остальных диких зверей, и они ревели и шипели в своих клетках и пытались, как Румо, освободиться.