Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод), стр. 43

Он решил обдумать события точки пересечений необходимостей, но они оказались слишком новы. Он не был готов объять их, не был готов восхвалить и возблагодарить людей, которых он вынужден был переместить. Вместо этого он с радостью вернулся к прерванному занятию. «SHERBEET»… «SHERBETLEE»… «SHERBETZIDE»…

Он дошел до «TINWORK» и собирался приступить к «TINY», когда почувствовал приближение Джил. Он вытолкнул из горла язык и подготовил себя, зная, что брат Джил не может долго оставаться под водой без вреда для себя.

Когда она коснулась его, он взял ее голову в руки и поцеловал. Это была вещь, про которую он узнал совсем недавно и не совсем хорошо грокнул. Было здесь что-то от возрастающей близости водной церемонии. Но было и еще… нечто, что он желал бы грокнуть во всей полноте.

Глава 16

Харшоу не стал дожидаться, пока Джил вытащит своего трудного ребенка из бассейна. Он распорядился, чтобы Доркас дали успокоительное, и поспешно отправился в студию, оставив Энн объяснять всем (если сможет) события последних десяти минут.

— Ко мне! — бросил он через плечо. За спиной возникла Мириам.

— Сейчас моя очередь, — напряженно проговорила она. — Но босс, что за…

— Девушка, ни слова больше!

— Но, босс…

— Заткнись, я сказал! Мириам, через неделю мы сядем кружком и попросим Энн рассказать о том, что случилось. Но сейчас нас замучают звонками, и репортеры посыплются, словно гусеницы с дерева… А пока я должен позвонить сам. Сможешь ли ты не быть занудой если потребуется? Это напоминает мне… Напомни, что надо удержать с Доркас плату за то время, когда она билась в истерике.

Мириам на минуту потеряла дар речи.

— Босс! А что, если все мы однажды уйдем отсюда?

— Чепуха.

— Не надо прижимать Доркас. Я бы тоже закатила истерику, если бы не была так измучена. — Она помолчала. — Мне кажется, у меня сейчас будет истерика.

Харшоу ухмыльнулся.

— Валяй, будет повод отшлепать тебя. Ладно, выпиши Доркас премию за «выполнение служебных обязанностей в опасной ситуации». И всем остальным тоже. А главное, мне. Я ее заслужил.

— Хорошо. А кто выплатит премию тебе?

— Налогоплательщики. Мы найдем способ урвать… Проклятье!

— Видео в студии надрывался, давно требуя к себе внимания Джубал опустился в кресло и ударил ладонью по клавише. — Харшоу слушает. Кого там еще черт принес?

— Ладно уж, док, — ответило лицо с экрана. — Все равно я вас не боюсь. Ну, как делишки?

Харшоу узнал Томаса Макензи, главного постановщика программы «Новый Мир», и слегка отмяк.

— Неплохо, Том. Но я кручусь, как белка…

— Вы крутитесь? Испробуйте-ка мой сорокавосьмичасовон день. Вы думаете, у вас по-прежнему есть что-нибудь для нас? Я не про оборудование, черт с ним. Но мне придется оплачивать три команды, которые только тем и заняты, что ждут вашего сигнала. Я сделаю для вас все, что смогу. Мы пользуемся вашей писаниной и намерены пользоваться ею и впредь. Но я не имею понятия, что буду говорить ревизору.

Харшоу уставился на него.

— Вы полагаете, того, что показали скрытые камеры, недостаточно?

— А что они показали?

Вскоре Харшоу понял, что программа «Новый Мир» не видела последних событий в его доме. Он увильнул от расспросов Макензи, ибо был уверен: правдивые ответы убедят Макензи во мнении, что бедный старина Харшоу сошел с рельсов.

Вместо этого они договорились, что, если в течение двадцати четырех часов не произойдет ничего стоящего, «Новый Мир» уберет камеры и прочую технику.

Лишь только экран погас, Харшоу скомандовал:

— Ларри сюда! И велите ему принести «кнопку тревоги»… она у Энн.

Он позвонил еще в два места. Ко времени появления Ларри Харшоу знал, что ни одна программа стереовидения не видела, как люди из Специальной Службы пытались ворваться в его дом. Не было никакой нужды справляться о том, какие сообщения они приготовили: все сводилось к тому же сигналу, который должен был предупредить ребят со стереокамерами.

Ларри протянул ему «кнопку тревоги» — портативный радиопередатчик.

— Вот она, босс.

— Я хочу потоптать ее. Впредь наука, Ларри: никогда не доверяй механизму более сложному, чем нож или вилка.

— О'кей. Еще что-нибудь, босс?

— Есть ли способ проверить эту коробку, не поднимая переполоха на всех трех программах?

— Конечно. Основной передатчик, который они разместили в моей мастерской, имеет для этого специальную кнопку. Щелкаешь выключателем, нажимаешь «кнопку тревоги», и загорается огонек. А потом вызываешь их прямо по передатчику и говоришь, что хочешь немедленно проверить камеры и связь со станциями.

— Положим, проверка покажет, что неполадки есть. Ты сумеешь разобраться, где именно?

— Может быть, — сказал Ларри неуверенно, — если речь идет о простых цепях. Но Дюк — спец-электронщик, а я более интеллигентный человек.

— Знаю, сынок. Я тоже не силен, когда дело доходит до практики. Что ж, делай то, что сможешь.

— Что-нибудь еще, Джубал?

— Если встретишь человека, который изобрел колесо, веди его сюда. Зануда!

Джубал не исключал возможности, что Дюк нарочно повредил «кнопку тревоги», но гнал от себя эту мысль. Пока он позволил себе подумать о том, что произошло в саду и как парень умудрился это сделать… из-под десяти футов воды. Он не сомневался, что за всем этим невозможным кавардаком стоял Майк.

То, что он видел день назад в этой самой комнате, так же взбудоражило его, но сейчас потрясение было совершенно иным. Мышь такое же чудо биологии, как и слон. Однако есть и разница: слон больше.

Вид пустой картонки, можно сказать, мусора, исчезающей в воздухе, предполагает, конечно, что и военная машина, полная людей, тоже может исчезнуть. Но первое еще как-то можно переварить. Второе — нет.

Что ж, не стоит лить слезы по этим казакам. Джубал допускал что копы хороши в качестве копов, он встречал среди них и честных. Даже распоследний констебль не заслуживает априорного презрения. Береговая охрана — вот пример того, каким полицейский должен быть и каким он зачастую бывает.

Но если человек служит и Спецслужбе, в сердце его поселяется вероломство, а в душе — жестокость. Гестаповцы. Штурмовики политического лидера, находящегося у власти. Джубал хотел бы читать лишь Билль о правах и позабыть о куче законодательных изобретений Федерации, аннулирующих его.

Ладно, хватит. Так что же случилось? Люди Генриха наверняка поддерживали радиосвязь со своей базой, и, конечно, ее прекращение было замечено. Если куча полицейских из Спецслужбы явится взглянуть, в чем дело… Они уже в пути, если вторая машина замолчала во время донесения о разворачивающихся событиях.

— Мириам!

— Да, босс.

— Мне нужны Майк, Джил и Энн. Потом найди Ларри — наверное, он в мастерской, — и оба идите сюда. Заприте двери и окна нижнего этажа.

— Опять неприятности?

— Пошевеливайся и не любопытничай.

Если эти обезьяны появятся… нет, когда эти обезьяны появятся, и если их вожак решится ворваться в запертый дом, что ж, мы можем спустить на них Майка. Но эту войну необходимо кончать. И это значило, что Джубалу непременно надо было прорваться к Генеральному Секретарю.

Как? Позвонить во дворец? Генрих, наверное, был прав, говоря, что новые попытки снова выведут его на Генриха… или того босса из Спецслужбы, кто греет сейчас его кресло. Ну и? Их, пожалуй, удивит встреча лицом к лицу с человеком, арестовывать которого отправилось целая команда. Он, пожалуй, может проложить себе путь на самый верх — к их командующему… Как черт возьми, зовут этого типа с мордой отъевшегося хорька? Ага, Твитчел. Командующий Спецслужбы может пропустить его к своему боссу.

Ничего хорошего не выйдет. Можно до потери пульса убеждать человека, верящего только в ружья, что у тебя есть кое-что получше. Твитчел будет бросать сюда новых людей и новые ружья, пока не лишится и того, и другого, но никогда не согласится с тем, что ему не могут привести человека, местонахождение которого точно установлено.