Чужой в стране чужих (Чужак в стране чужой) (Чужак в чужой стране) (Другой перевод), стр. 22

— Хорошо, не хотите — как хотите. М-м… У меня никогда не хватало здравого смысла отказаться от этой игры. Хотите, чтобы я начал большую игру на повышение?

— Вовсе нет, Эд. Просто делайте то, что я вам сказала, потихоньку, не привлекая внимания. Сложилась, очень деликатная ситуация: Сатурн находится в равновесии между Львом и Девой.

— Как скажете, Элли.

Миссис Дуглас окунулась в хлопоты, счастливая от того, что Элли подтвердила ее соображения. Она отдала приказ о начале кампании дискредитации исчезнувшего Берквиста, послала за его досье; она вызвала Твитчела — командира Отделения Специальной Службы; после этого разговора он имел весьма несчастный вид, а для его подчиненных наступили тяжелые времена. Она велела Стэнфорту организовать новую передачу о Человеке с Марса, сопроводив ее слухами «из источников, близких к администрации», что Смит то ли собирается, то ли уже отправился в санаторий высоко в Андах, чтобы пожить в климате, похожем на марсианский. Потом она задумалась над тем, как бы нейтрализовать Пакистан.

В конце концов, она позвонила мужу и велела ему поддерживать претензии Пакистана на львиную долю кашмирского тория. Поскольку он хотел того же самого, его не пришлось долго уговаривать, хотя его несколько ошеломило утверждение, будто он когда-то был против. Когда и это было улажено, единственное, что ей оставалось сделать, это написать речь на тему «Материнство в Новом Свете» для Дочерей Второй Революции.

Глава 10

Пока миссис Дуглас распространялась на тему, в которой ровным счетом ничего не смыслила, Джубал Э. Харшоу, бакалавр права, доктор медицинских наук, доктор естественных наук, бонвиван, гурман, сибарит, чрезвычайно популярный писатель и философ-неопессимист сидел у себя дома в Покопосе, около бассейна, почесывая седую поросль на груди и поглядывая на трех своих секретарш, плещущихся в воде. Все три были восхитительно прекрасны, все три были великолепными секретаршами. С точки зрения Харшоу принцип наименьшего действия требовал объединения профессиональных качеств с внешними данными.

Энн была блондинкой, Мириам — рыжей, а Доркас — брюнеткой; их комплекция представляла последовательный ряд от приятной полноты до стройной изящности соответственно. Им всем уже давно перевалило за пятнадцать лет, но невозможно было сказать, которая из них старше.

Харшоу работал. Большая его часть разглядывала хорошеньких девушек, вытворяющих разные штучки с солнцем и водой, меньшая, закрытая глухими ставнями, творила. Он всюду провозглашал, что его метод работы состоит в том, чтобы запараллелить гонады со спинным мозгом и отключить головной; его привычки придавали правдоподобие этой теории.

Микрофон на столе был подключен к диктописцу, но Харшоу пользовался им исключительно для заметок. Когда он был готов писать, он звал стенографистку и наблюдал за ее реакцией. Сейчас он был готов.

— Ко мне!! — рявкнул он.

— Очередь Энн, — ответила Доркас. — Я позову ее. Вон те круги на воде — это Энн.

— Давай, ныряй за ней. — Брюнетка ушла под воду. Несколько секунд спустя Энн выбралась из бассейна, набросила халатик и села за стол. Она ничего не сказала и не сделала никаких приготовлений: у нее была абсолютная память.

Харшоу взял ведерко со льдом, в котором стояла бутылка бренди, и как следует приложился.

— Энн, у меня готов душещипательный рассказ. О котенке, который забрел в сочельник в церковь погреться. Кроме того, что он был голодным, замерзшим и одиноким, у него, бог знает почему, была поранена лапка. Хорошо. Начали: «Снег валил не переставая с самого…»

— Под каким псевдонимом?

— М-м… пусть будет Молли Уодсворт. Достаточно сентиментален. Заглавие такое: «ДРУГИЕ ЯСЛИ». [9] Начали. — Он диктовал, а сам время от времени поглядывал на ее лицо. Когда из ее закрытых глаз закапали слезы, он слегка улыбнулся и закрыл свои. К тому времени, как он закончила слезы текли в три ручья у обоих, оба омылись слащавым умилением.

— Тридцать, — объявил он. — Вытри нос. Отошли его поскорее и постарайся, чтобы он никогда не попадался мне на глаза.

— Джубал, тебе никогда не бывает стыдно?

— Никогда.

— Однажды я не утерплю и садану тебя ногой в живот.

— Учту. А сейчас лучше прикрой своя ляжки и позаботься о рассказе, пока я не передумал.

— Слушаюсь, босс. Она чмокнула его в лысину на макушке и ушла.

— Ко мне! — завопил Харшоу, и перед ним вытянулась Мириам. Громкоговоритель на крыше дома неожиданно ожил.

— Босс!

Харшоу пробормотал что-то энергичное, но малоразборчивое, Мириам фыркнула.

— Да, Ларри?

— Тут у ворот дама, — ответствовал громкоговоритель. — И еще труп.

Харшоу взвесил услышанное.

— Хорошенькая?

— Э… да.

— Так тебе что, тяжело кнопку нажать? Впусти ее, — Харшоу опустился в кресло. — Начали, — скомандовал он. — Монтаж из сцен городской жизни. Камера наплывает, показывая одну из сцен крупным планом. Это комната. На стуле с прямой спинкой сидит полицейский. Фуражки нет, воротник расстегнут, лицо покрыто потом. Между зрителями и полицейским видна спина еще одного человека.

Он поднимает руку, отводит ее назад, почти за пределы экрана, и отвешивает полицейскому полновесную пощечину. Обрыв. — Харшоу поднял голову и сказал. — Отсюда потом и начнем.

По холму, направляясь к дому, катила машина. Джил сидела за рулем, рядом сидел Ларри. Лишь только машина остановилась, молодой человек выскочил с такой поспешностью, словно не желал иметь с ней ничего общего.

— Вот она, Джубал.

— Вижу, вижу. С добрым утром, девочка. Ларри, где там этот труп?

— На заднем сиденье, босс. Под одеялом.

— Никакой это не труп, — запротестовала Джил. — Это… Бен говорил, что вы… то есть… — она всхлипнула.

— Ну-ну, дорогая моя, — мягко проговорил Харшоу, — не так уж много найдется трупов, достойных слез. Доркас… Мириам… позаботьтесь о ней. Дайте ей выпить и умойте личико.

Он повернулся к заднему сиденью и поднял одеяло. Джил отстранила Мириам и торопливо, едва не срываясь на крик, заговорила:

— Вы должны выслушать меня. Он жив. По крайней мере, я надеюсь, что жив. Он… О господи! — По ее лицу снова покатились слезы. — Я так умоталась… и так боюсь!

— Похоже, что это труп, — пробормотал Харшоу. — Температура тела упала до температуры воздуха. Окоченение, впрочем, не совсем типичное. Когда он умер?

— Да не умер он! Можем мы привести его в чувство? Мне было так страшно тащить его!

— Хорошо. Ларри, помоги мне… Чего ты такой зеленый? Перестань. Если тошнит, сунь два пальца в рот.

Они взяли Валентайна Майкла Смита и опустили его на траву. Тело было напряженным и скрюченным. Доркас принесла стетоскоп, поставила его рядом с Харшоу, включила, повернула верньер усиления.

Харшоу воткнул в уши трубки и стал прослушивать предполагаемого мертвеца.

— Боюсь, вы ошибаетесь, — мягко сказал он Джил. — Тут я уже бессилен. Кем он был?

Джил вздохнула. С ее лица как-то сразу сошла вся краска, и она ответила ровным безжизненным голосом:

— Он был Человеком с Марса. Я так старалась.

— Уверен, что ста… Человеком с Марса?!

— Да. Бен… Бен Кэкстон говорил, что к вам можно обратиться.

— Бен Кэкстон? Я высоко ценю дове… Тс-с! — Харшоу жестом призвал всех к молчанию. У него был ошеломленный вид, вскоре сменившийся удивленным. — Сердце бьется! Я глуп, как старый бабуин. Доркас… наверх, в лазарет… третий ящик в запертой части холодильника; код «светлые сны». Неси ящик и один кубик гипосульфита.

— Бегу!

— Доктор, не надо никаких стимуляторов!

Харшоу обернулся к Джил.

— Что?

— Извините, сэр. Я простая медсестра… но это случай особый. Я знаю.

— М-м… теперь это мой пациент. Впрочем, сорок лет назад я обнаружил, что и не бог, а десятью годами позже открыл, что я даже не Эскулап. Что вы хотите сделать?

— Хочу попробовать разбудить его. Все, что вы будете делать, лишь ухудшит его состояние.