Дочь дыма и костей, стр. 33
Она шла на расстоянии взмаха крыльев. Они пытались сохранить равновесие на краю непреодолимого влечения, боясь приблизиться друг к другу.
— Зачем ты сжег порталы? — спросила она.
Он глубоко вздохнул. Что он мог сказать? Чтобы отомстить? Чтобы добиться мира? И то и другое было в какой-то мере правдой.
— Чтобы закончить войну, — осторожно ответил он.
— Войну? Разве идет война?
— Да, Кэроу. Война повсюду.
Она вновь смутилась, услышав свое имя.
— Бримстоун и остальные… что с ними? — Она едва дышала, и Акива понял — ей страшно. Она боится услышать ответ.
— Они прятались в черной крепости, — сказал он.
— В крепости… — В голосе прозвучала надежда. — С решетками. Я была там в ту ночь, когда ты напал на меня.
Акива отвел глаза. Накатила волна тошноты. В голове стучало так, что он не мог сосредоточиться на прошлом; лишь однажды он получил такую же сильную травму от дьявольских отметин, после которой не надеялся выжить, и до сих пор не понимал, как это ему удалось. Трудно было открыть веки, а тело казалось якорем, тянущим его ко дну.
Голоса.
Кэроу резко обернулась. Акива проследил за ее взглядом. Некоторые из зевак увязались за ними и сейчас показывали пальцами в их сторону.
— За мной, — сказала Кэроу.
Будто у него был выбор.
30
Ты
Она вела его домой и по дороге думала: «Глупая, глупая, что ты делаешь?»
«Ответы. Мне нужны ответы», — тут же объясняла она самой себе.
У лифта засомневалась, стоит ли входить в такое маленькое пространство вместе с серафимом, но он был не в состоянии подниматься по лестнице, и она нажала кнопку. Судя по всему, он не знал, что такое лифт, и, войдя за Кэроу в кабину, слегка вздрогнул, когда механизм заработал.
Дома она бросила ключи в стоящую у двери корзинку и огляделась вокруг. На стене крылья Угасшего ангела, поразительно схожие с его крыльями. Если он и заметил это, то не подал виду. Комната была слишком маленькой, чтобы полностью их расправить, и они висели, как балдахин над кроватью — низким тиковым помостом, на котором, как в сказке про принцессу на горошине, лежала гора перин. На незастланной постели — ворох старых альбомов. Прошлой ночью Кэроу просматривала их — только так ей теперь удавалось побыть с семьей.
Один из альбомов был открыт на странице с портретом Бримстоуна. Заметив, как при виде его ангел стиснул зубы, Кэроу быстро схватила альбом и прижала к груди. Он отошел к окну и посмотрел на улицу.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Акива.
— Откуда ты знаешь мое имя?
Долга пауза.
— Старик…
Изил. Конечно! Но… ведь Разгут сказал, что Изил погиб, защищая ее.
— Как ты меня нашел?
Янтарные глаза Акивы отражались в темном оконном стекле.
— Это было нетрудно.
Кэроу хотела расспросить подробнее, но он прикрыл глаза и прижался лбом к стеклу. Она указала рукой на глубокое, обитое зеленым бархатом кресло.
— Можешь присесть, только не подожги ничего.
На его лице появилась унылая гримаса — мрачное подобие улыбки.
— Не подожгу.
Он расстегнул пряжку на ремнях, крест-накрест стягивающих грудь, и мечи, висевшие между лопатками, с грохотом упали на пол. «Вряд ли соседи снизу обрадуются», — подумала Кэроу. Акива сел — или, скорее, рухнул — в кресло. Кэроу отодвинула альбомы и устроилась лицом к нему на кровати, в позе лотоса.
В крошечной квартирке места хватало лишь для кровати, стула да задвигающихся друг под друга резных столиков. На полу гордость Кэроу — персидский ковер, который она сторговала прямо с ткацкого станка в Тебризе. Одну из стен — напротив окон — полностью закрывали книжные полки, а из прихожей двери вели в миниатюрную кухню, еще более миниатюрную кладовую и ванную размером с душевую кабину. Высота потолков при этом, как ни странно, была двенадцать футов, отчего комната казалась вытянутой вверх. Поэтому Кэроу устроила над книжными полками верхний этаж, чтобы отдыхать там, развалившись на турецких подушках, и любоваться видом на крыши Старого города и замок.
Она посмотрела на Акиву. Тот в изнеможении откинул голову назад и закрыл глаза. Осторожно пошевелив одним плечом, сморщился от боли. Кэроу раздумывала, не предложить ли ему чаю — она бы тоже выпила с удовольствием, — однако не захотела так явно проявлять гостеприимство, ведь они были врагами.
Она изучала его лицо, мысленно поправляя рисунки, которые делала по памяти. Пальцы так и чесались от желания взять карандаш и сделать набросок с натуры. Глупые пальцы.
Акива открыл глаза и поймал ее взгляд. От смущения щеки Кэроу вспыхнули румянцем.
— Не слишком-то расслабляйся, — буркнула она.
Он с трудом выпрямил спину.
— Прости. Так всегда бывает после битвы.
После битвы. Он настороженно наблюдал, как она пытается осознать услышанное.
— После битвы с химерами? Потому что вы — враги?
Он кивнул.
— Почему?
— Почему? — удивленно переспросил он, словно понятие «враги» не требовало пояснений.
— Да. Почему вы — враги?
— Мы всегда ими были. Война продолжается уже тысячу лет…
— Это не объяснение. Два племени не могут изначально родиться врагами. У вражды должны быть причины.
Медленный кивок.
— Да. Они есть. — Он потер лицо руками. — Что ты знаешь о химерах?
Что она знала? Пришлось признаваться:
— Немного. До того вечера, когда ты напал на меня, я думала, их всего четверо. И они — единственные представители своего племени.
Он помотал головой.
— Они — не одно племя. Племен много, они союзники.
«В этом есть смысл, — подумала Кэроу, — ведь все четверо так не похожи друг на друга».
— Значит, есть и другие, похожие на Иссу, на Бримстоуна?
Акива кивнул.
Реальность, о которой Кэроу имела лишь смутное представление, заиграла новыми красками. Воображение нарисовало разбросанные по миру племена, целые деревни исс, семьи бримстоунов. Она хотела их увидеть. Почему ей об этом ничего не рассказывали?
— Не понимаю, как ты жила, — сказал Акива. — Бримстоун тебя пускал только в лавку, но не в саму крепость?
— До того вечера я не знала, куда ведет задняя дверь.
— Значит, он все-таки пустил тебя туда?
Вспомнив, в какую ярость пришел Бримстоун, Кэроу поджала губы.
— Ну да. Можно и так сказать.
— И что ты там увидела?
— С чего я стану рассказывать? Вы враги, а значит — ты и мой враг тоже.
— Я тебе не враг, Кэроу.
— Они — моя семья. Их враги — мои враги.
— Семья, — повторил Акива, качая головой. — Откуда ты родом? Кто ты?
— Почему каждый считает своим долгом спросить меня об этом? — Кэроу вспыхнула от гнева, хотя этим вопросом она и сама стала задаваться, как только поняла всю странность своего положения. — Я — это я. А ты кто?
Вопрос был риторическим, но он воспринял его всерьез.
— Я — воин.
— И что ты тут делаешь? Твоя война идет в другом месте. Зачем ты явился сюда?
Он сделал глубокий вдох и снова откинулся в кресле.
— Мне кое-что… было нужно, — ответил он. — Я воюю уже больше полувека…
— Тебе за пятьдесят?! — изумилась Кэроу.
— В моем мире живут долго.
— Везет, — не удержалась Кэроу. — У нас, если хочешь долго жить, придется вырвать себе щипцами все зубы.
При упоминании о зубах глаза его грозно вспыхнули, но он ответил лишь:
— Долгая и несчастная жизнь — тяжкая ноша.
Несчастная жизнь. Он говорил о себе?
Она спросила.
Он поморгал и закрыл глаза, словно не мог держать их открытыми, и так долго не отвечал, что Кэроу подумала: не уснул ли? И все-таки ей не терпелось получить ответ. Она чувствовала — он имеет в виду себя. Вспомнила, как он выглядел в Марракеше, его лишенные жизни глаза.
Ей вновь захотелось проявить заботу о нем, предложить что-нибудь, но она подавила этот импульс. Просто сидела и рассматривала его: резкие черты лица, угольно-черные брови и ресницы, полосы на руках, вытянутых на подлокотниках кресла. На шее виднелся рубец, чуть выше размеренно пульсировала вена.