Большая книга ужасов – 52 (сборник), стр. 12
Первым делом, я вышел обратно в холл, там светлее. Уселся на подоконник и попробовал еще раз позвонить матери. «Аппарат абонента выключен», – кто бы сомневался. Вообще, пора было валить из больницы, даже если на лестнице была мать, она рано или поздно соберется домой. Дойду до поселка, там разберусь. Хоть бы эсэмэской номер дома скинула, чем звонить двенадцать раз!
Ворча, я дернул ручку входной двери: конечно, заперта! Прекрасно, прекрасно, я заперт ночью в пустой больнице, мои родители неизвестно где, а телефон у них не отвечает…
Вот я болван! Как будто мне больше позвонить некому! Совсем здесь в больнице одичал. С этой мыслью, я стал набирать номер Кита. Ну и что, что второй час ночи, у меня экстренный случай. Трубку взяли сразу:
– Ну? – Конечно, я его разбудил.
– Кит! Меня заперли в больнице одного, представляешь? У них с электричеством что-то, все и уехали. Скажи Лехе, чтобы сказал моим, чтоб… Выручай, в общем! Я, конечно, могу высадить стеклянные двери…
– Какие двери? – Голос у Кита сонный-сонный, ясно, ничего человек не соображает. – Какие двери, когда тебя еще вчера выписали?
– Да никто меня не выписывал! Я здесь, в больнице, один…
– А что ты там делаешь? – Я пообещал себе, что прибью Кита, как только окажусь на свободе. Пока крикнул ему: «Спи!» – убрал трубку и решительно оглянулся в поисках чего-нибудь тяжелого. Дома меня, конечно, по головке не погладят, но не сидеть же здесь, пока не починят электричество?
Для начала я все-таки поковырял замок ножом, но чертова пластина сидела на очень мелких винтиках, мой нож был толще. Придется бить стекло. В холле стояли цветы на длинных металлических подставках. Я разгрузил одну, взял за ножку и попробовал на вес: то, что надо!
…Уже размахнулся, чтобы как следует садануть подставкой по стеклянной двери, и тут меня накрыл новый приступ. Кашлять в этот раз не хотелось и не моглось, горло как будто сдавила невидимая рука. Я решил, что это от волнения: не каждый день я линяю из больницы и бью там стекла. Пальцы разжались сами собой, подставка звонка брякнула об пол. Я присел на пол и хватал воздух ртом, но его отчаянно не хватало. Уличные фонарики забегали перед глазами цветными пятнами. Знакомый голос где-то за спиной сказал: «Береги куклу», – и я шмякнулся головой об пол.
Легко стало почти сразу. Голова болела нещадно, зато стало можно дышать. Я еще лежал какое-то время, ни о чем не думая, просто наполняя легкие кислородом. Совсем расклеился я в этой больнице, уже в обмороки падаю. Надо вставать и выбираться отсюда. Сейчас ка-ак!.. Но едва я встал, горло опять стиснула невидимая рука. Присел – стало хуже. Тогда я растянулся на полу и сразу задышал. Что за ерунда?! Если я буду лежать, то сегодня отсюда не выберусь. И завтра и… Когда там все соизволят вернутся? Я вертелся на полу, ища удобную позу: рюкзак мешал. Тогда я его снял, отпихнул, и меня накрыл новый приступ удушья. А не надо было делать резких движений! Я корчился так и этак, пытаясь лечь поудобнее, но невидимая рука по-прежнему сжимала горло, и перед глазами заплясали цветные фонарики. Я запрокинул голову, больно ударился о рюкзак, и тот гулко свалился на пол. Тогда мне сразу стало легче. Несколько секунд я просто дышал и наслаждался тем, что дышу. А потом попробовал встать.
Голова болела, и отчего-то гудели ноги, но дышал я нормально. Вот ведь невезуха! Бегом-бегом отсюда, на волю в пампасы! Я уже потянулся к своей подставке, но тут за спиной послышались шаги.
Конкретные такие шаги, тяжелые, бряканье ключей, кашель… Я потянулся за телефоном, но меня первого ослепили лучом фонарика:
– Кто здесь?
– Я. – Трудно было придумать более глупый ответ, и я развил тему: – Проснулся – на этаже никого. Меня должны были скоро выписать, может, потому и забыли…
Охранник в синей форме разглядывал меня с таким сомнением, будто я залез грабить больницу. Моя подставка, аккуратно приготовленная у двери, в луч его фонарика не попадала. А вот рюкзак…
– Что в рюкзаке?
– Вещи же! Зубная щетка там… Домой вот собрался, а тут заперто везде.
Я плохо видел его лицо, но мог поспорить, что он мне не верит. Интересно, что можно украсть в больнице? Ах да, лекарства! Наркота…
– Фамилия?
Я сказал. Охранник велел мне ждать и удалился, брякая ключами. Не знаю, где он искал мою фамилию, но ждать мне пришлось столько, что казалось, будто больничный журнал заложили в фундамент и залили бетоном, а охранник его выдалбливал. Наконец, он вернулся и зашарил ключами в замочной скважине:
– Иди уже, Вася. Спать надо меньше.
Я бросил: «Спасибо!» – и мухой вылетел в ночь, пока этот подозрительный не заметил опрокинутую подставку. В лицо тут же ударил свет фар, а навстречу мне как из-под земли выскочил отец:
– Наконец-то! Я уже в больнице все окна обстучал, пока этого охранника добудишься… Здравствуй. Чего днем-то не вышел, я тебя здесь с обеда караулю.
Отец меня малость ошарашил. Хотя здорово, что он приехал меня встречать, а то куда бы я пошел-то.
– Мать сказала – придет, я ее и ждал, пока не уснул…
– И пропустил все звонки! Ясно. На работу ее вызвали срочно. Вот она и попросила тебя встретить. Небось звонила предупредить, а кто-то трубку не брал.
– Сказал же!..
– Ладно! – Отец открыл машину и буквально затолкал меня на переднее сиденье. – Едем посмотришь, как мы обустроились. Матери здесь нравится, хочет остаться до конца отпуска. Ты как, не против?
Глава VIII
Рыжий
Проснулся я от очереди эсэмэсок: «Абонент мама звонил вам полночи, да так и не дозвонился». Похоже, мать добиралась до Москвы электричкой и собрала по дороге все заглушки. Я набрал ее номер и опять услышал про «аппарат абонента выключен», что за ерунда?! Надо отца спросить, может, он дозвонился? Встал я не сразу. Голова кружилась, и воздуха как будто не хватало, хоть я и лежал в шаге от распахнутого окна.
В квартире, которую сняли родители, обстановочка была спартанская, точнее, почти никакой. В моей комнате: кровать, стол, стул, в большой – диван и телик, на кухне – плита и стол. А все остальное – место, чтобы в футбол играть. Квартира была огромная, здесь вполне могла встретиться парочка футбольных команд и еще болельщикам бы место осталось. Из моего окна на втором этаже была видна часть поселка, берег да кусок лагерного забора. На больницу выходили окна большой комнаты, я пошел туда будить отца. То есть сперва потихоньку сел, дождался, пока отбегают перед глазами цветные пятна… За сутки, оказывается, можно приноровиться ко всему. Встал, постоял, пока голова не перестала кружиться, и пошел на чужих ватных ногах.
Диван в большой комнате был уже сложен. Откуда-то издалека доносился треск масла на сковородке и запах жареного. Тут и потеряться недолго! На кухне отец.
– Как спалось на новом месте? – Он стоял ко мне спиной и жарил что-то на газовой плитке. Ну да, электричества нет.
– Нормально. Слушай, ты с матерью когда созванивался последний раз? Мы уже сутки друг другу дозвониться не можем.
– Не звонил. – Отец поставил передо мной тарелку, спихнул туда половину яичницы со сковородки. – На электричку вчера посадил и за тобой поехал. Набрал разок тебя, тут-то телефон и сдох. – Он уселся за стол и загреб на вилку желтковый глаз. – Погоди, дозвонишься еще. У нее сейчас небось совещание какое, вот и отключила телефон. Не просто же так из отпуска выдернули!
Я сделал вид, что согласился, но на душе было неспокойно. Есть не хотелось, хоть я и не ел уже тысячу лет. Из вежливости ковырялся в тарелке и думал обо всем этом. О больнице, о Контуженой, о следах, топоте, моем странном соседе и о том, что мы с матерью никак созвониться не можем. Может, это все и правда чреда глупых совпадений, и вся мистика-шмистика имеет рациональное объяснение. Как то, почему я остался один в больнице. Выписали меня еще позавчера вечером, а выгнать забыли в суматохе. Больница действительно осталась без электричества из-за той грозы, так что пришлось срочно перебираться в город. Про меня просто забыли, вот и все. Вспомнили, позвонили родителям. Но все равно было не по себе. Это все дурацкие совпадения.