Они жаждут, стр. 84
Лампли повесил трубку, посмотрел на красный телефон на стене. Глупо было бы вызывать само Управление из-за каких-то ветров в пустыне, пусть даже и очень порывистых. Даже если это небольшая песчаная буря, ну и что из этого? О самолетах позаботится аэрометеослужба, основной напор примут на себя горы. Рано или поздно буря исчерпает себя…
А что, если нет? Что, если этот паршивец станет сильнее? И наоборот набросится на Лос-Анжелес? Невозможно, уверил себя Лампли. Может, песком немного Лос-Анжелес присыплет, но ветер им не помешает — унесет в сторону смоговую шапку. Так что, не о чем волноваться.
Он несколько секунд смотрел не красный телефон, потом посмотрел в окно, на небо цвета кожи ящерицы игуаны, потом вернулся к детективу Майка Шайна, который он читал перед тем, как услышал царапанье песка о стекло в окне.
8
Гейл Кларк припарковала свой «мустанг» у обочины на Ромейн-стрит. Перед ней был обычный дом, каких на этой улице множество, только на парадной двери был нарисован черной краской большой крест. Ниже на незнакомом языке было написано какое-то слово. На стеклах окон тоже красовались черные распятия-кресты. Весь дом напоминал какую-то необычную церковь. Гейл посмотрела на табличку почтового ящик: «Палатазин». Она нехотя выбралась из машины и подошла к крыльцу. Черная краска распятия была совсем свежей с небольшими подтеками. Она постучала в дверь и остановилась, ожидая ответа.
Был почти час дня. Потребовалось два часа, чтобы покинуть квартиру, после чего она остановилась у «Панчо» и заставила себя съесть две порции тако, и только после этого отправилась в путь через Голливуд. Она была одета в чистые хлопчатобумажные брюки и голубую блузку. Лицо ее, хотя и не слишком румяное, выглядело гораздо более здоровым, чем утром. За спиной ветер трепал ветви деревьев вдоль Ромайн-стрит, и шорох напоминал едва сдерживаемый смех.
Открылась дверь, выглянул Палатазин. Он кивнул и молча сделал шаг в сторону, чтобы она могла войти. На нем были свободные серые брюки и белый полувер-рубашка, демонстрировавшие обильный живот в полном величии. Вид у него был странно беззащитный, уязвимый — просто человек, на которого смотришь не с другой стороны служебного стола капитана в Паркер-центре. Глаза у него были темные, обеспокоенные, и когда его взгляд встретился со взглядом Гейл, она почувствовала, что в кожу на затылке вонзились мелкие холодные иголочки.
Он затворил дверь и пригласил сесть на диван.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Что-нибудь хотите? Кофе? Кока-кола?
Во рту у нее еще не исчез привкус тако.
— Да, кока-колы, пожалуйста.
— Отлично. Устраивайтесь поудобнее.
Он исчез в другой комнате, а Гейл осталась сидеть, положив на колени сумочку, рассматривая комнату. Дом, кажется, был уютный, куда уютнее, чем ей представлялось. Чуть заметно пахло луком и картофелем, очевидно, какое-то блюдо готовилось на кухне. На кофейном столике перед ней стояла нержавеющая металлическая коробка.
— Значит, вы и есть Гейл Кларк?
Гейл подняла голову и встретилась взглядом с ледяными прищуренными глазами седовласой женщины, стоявшей в другом конце комнаты. Когда-то она была вполне привлекательной, с высокоскулым лицом, но теперь кожа слишком плотно обтягивала кость, повторяя рельеф черепа.
— Вы одна из тех бумагомарателей, которые писали такие ужасные вещи о муже…
— Я не писала ничего…
— Так вы отрицаете, что ваша ничтожная газетенка должна быть позорно сожжена? — Глаза женщины вспыхнули.
— Возможно, и должна, но я не пишу редакционных статей и передовиц.
— Вот как. Конечно, не пишете, — с оттенком издевки сказала Джо. — Вы понимаете, какое напряжение должен из-за вас переносить Энди? Из-за вас и всех остальных писак в этом грязном городе. — Она сделала несколько шагов вперед. Гейл напряглась. — Что ж, вы получили то, что хотели. Можете теперь радоваться. — Губы женщины дрожали, на ресницах повисли злые слезы.
— Почему вам так нужно было причинить ему боль? — тихо спросила она. — Он вам ничего не сделал…
— Что здесь происходит? — сказал Палатазин, входя в комнату с банкой кока-колы для Гейл в руке. Он изумленно посмотрел на Джо, потом на Гейл. — Что тут у вас случилось?
— Ничего, — сказала Гейл. — Мы… просто знакомились с вашей женой.
Он передал Гейл стакан и налил кока-колы, потом поднял со стула утренний выпуск «Таймс».
— Вы читали это, мисс Кларк?
— Нет.
Она взяла газету, взглянула на первую полосу. Заголовок — ситуация на Ближнем Востоке. Переговоры опять сорваны. Но другой заголовок, почти сразу под перегибом, привлек внимание Гейл. «Летучие мыши продолжают собираться в стаи», — сказал потрясенный офицер «. И более мелким шрифтом:» Шесть полицейских погибли в Паркер-центре «.
— Что это? — Она подняла голову и посмотрела на Палатазина.
— Читайте. — Он присел на стул, сложив руки на коленях. — Те, кто погиб, были моими друзьями. — Глаза его теперь казались почти черными. — Когда вы прочитаете газету, то просмотрите вот эти вырезки, в коробке на столе.
Гейл прочла статью, чувствуя, как жжет взгляд Джо Палатазин.
— Здесь говорится, что предполагаемый убийца, тот самый Таракан, сбежал. Это правда?
— Да.
— Подозреваемый? Или это действительно был Таракан?
— Это был он, — тихо сказал Палатазин.
— Боже! — Она на миг возвела взгляд к небу. — Что же все это такое? Эти кресты на окнах и на двери?
— Все в свое время, — успокоил ее Палатазин. — К нам должен присоединиться еще один человек. Он скоро будет здесь.
— Кто?
— Священник из Восточного Лос-Анжелеса. По имени Сильвера.
— Священник? Что же это будет — исповедь?
— Кажется, если у вас найдутся для этого грехи, — холодно заметила Джо.
— Прошу тебя, — сказал Палатазин, тронув жену за руку. — Она — наш гость, и она была очень добра, согласившись приехать.
Гейл открыла металлическую коробку. Когда она поняла, по какому признаку собраны здесь эти вырезки, она испытала нечто вроде сильнейшего удара в голову. Несколько минут она перебирала пожелтевшие листки, руки задрожали.
В дверь постучали. Палатазин отворил, И на пороге появился отец Сильвера, мрачно глядя на черное распятие на двери.
— Входите, отец Сильвера, — пригласил Палатазин. Войдя, Сильвера сразу почувствовал тот запах, который удивил сначала и Гейл — запах чеснока. Палатазин представил Гейл Сильверу.
— Спасибо, что пришли, отец, — сказал Палатазин. — Ведь вам пришлось довольно долго добираться сюда. Не хотите ли чашку кофе?
— Да, пожалуйста. С сахаром и сливками.
— Я приготовлю, — сказала Джо, бросила еще один свирепый взгляд на Гейл и вышла из комнаты.
— Вы принесли то, о чем я просил, отец? — спросил Палатазин, подавшись вперед.
Сильвера кивнул, сунул руку в карман пальто. Оттуда он извлек что-то, завернутое в белую ткань, вручив сверток Палатазину.
— Именно то, что вы просили, — сказал он. — А теперь я хотел бы знать, зачем вам это понадобилось, и почему вы обратились ко мне — в радиусе пяти миль от вашего дома не менее тридцати других католических церквей.
Палатазин разворачивал белую ткань. Внутри свертка оказалась небольшая бутылочка с пробкой, в которой было примерно две унции прозрачной жидкости.
— Я вызвал вас, — сказал он, — потому что вы должны понять… все… всю серьезность сложившейся ситуации. Вы были в том здании в Восточном Лос — Анжелесе. Вы видели, как выносили корчащиеся тела. Я надеялся, что вы…
— Понимаю, — сказал священник. — Значит, в этом все и дело. В вашей вере в существование вампиров. Вот почему вы нарисовали распятия на окнах и на двери. Вот почему вам понадобился флакон святой воды. Мистер Палатазин, я не хочу показаться… не хочу выказать какое-то пренебрежение по отношению к вам, но мне кажется, что вампиры — не самая основная проблема этого города. Я не знаю, до сих пор не знаю, что произошло с теми людьми, но это вопрос чисто медицинский, и к вампиризму он отношения не имеет, поверьте мне. — Он посмотрел на сидящую рядом с ним девушку, глаза которой показались ему странно блестевшими, которая просматривала пачку старых газетных и журнальных вырезок из металлической коробки. Кажется, она даже не сознавала, что рядом с ней кто-то сидит». Неужели ради вот этой чепухи я истратил недельный рацион бензина?» — спросил сам себя Сильвера.