Они жаждут, стр. 79

Принц Вулкан открыл глаза. Он снова чувствовал холодное дыхание в затылок.

Всхлипнул смычок, пробежав по струнам скрипки. Музыка эта отозвалась от стен зала.

Вулкан повернул голову и увидел, что перед камином стоит Повелитель, держа у подбородка белую, как кость, скрипку. Скрюченные морщинистые пальцы — когти держали скрипку с ловкостью и осторожностью профессионала. Глаза Повелителя чуть светились, обманчиво, как уголья потухающего костра. Музыка продолжалась несколько минут и завершилась низким ворчащим аккордом, заставившим принца затрепетать.

— Мой ученик, мой любимец, — сказал Повелитель. — Твоя армия растет. Сколько?

— Больше шестисот тысяч, — выпалил Вулкан.

— О, превосходно. Очень хорошо. Ты помнишь наше соглашение в оплату за мои услуги ты отдашь мне этот город накануне Дня Всех Святых, Хелловина. Время это быстро приближается, Конрад. И завтра в полночь я жду восемь миллионов новых моих слуг.

— Мы удваиваем наше число каждую ночь, Повелитель. Как же я могу дать тебе столько слуг к завтрашней полночи?

Блеснули зубы Повелителя:

— Оргия голода, Конрад. Пир, каких не видел еще мир. Пусть насыщаются, отрыгивают, снова насыщаются, снова отрыгивают и пьют кровь! Пусть этот город увидит настоящую оргию, достойную Древнего Рима. Пусть придут в бешенство, и пусть жертв будет столько, сколько они способны поймать. Я наблюдал за твоим решением проблемы Таракана, Конрад. Это не совсем мудро, то, что ты делаешь. Ты забываешь о силе средств массовой информации, и ты упускаешь из виду, что специфическим элементом, ослепляющим людей, является их тупое — нет, назовем это счастливым! — неверие в ваше существование. Преимущество внезапности скоро может исчезнуть. Нужно, следовательно, действовать сейчас. — Глаза Повелителя открылись — теперь они сверкали, как горны, и принц едва осмеливался смотреть в эти глаза, опасаясь, что сам превратится в пепел.

— Мне нужны души, Конрад, я голоден… голоден…

Повелитель медленно смял белую скрипку, словно это была бумага, в белый мячик. Потом когти его щелкнули друг о друга. Вулкан, не отрываясь, смотрел, как между ладоней Повелителя распухает что-то желтое, оранжевое. Когда яркость потускнела, принц увидел, что это золотая урна примерно двух футов в высоту, наполненная доверху грубым песком.

— Вот мой дар, — сказал Повелитель тихо и протянул урну Вулкану. Она излучала тепло.

— Возьми пригоршню песка.

Принц колебался лишь секунду, потом зачерпнул немного песка ладонью. Песок обжигал руку.

— Брось его обратно, — приказал Повелитель. Вулкан так и сделал, и Повелитель подался вперед, тихо дунув на струйку песка. Струйка начала вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Теперь песочная колонна стояла самостоятельно, как маленький циклон. Вулкану показалось, что он слышит далекое завывание ветра.

Повелитель шагнул мимо принца и поставил урну в центр стола.

— Наши силы соединены. Никто не должен прикасаться к этому сосуду, ты понимаешь, Конрад?

Принц кивнул.

— Хорошо. Солнце уже высветило восток. Скоро заря. Скоро ты уснешь. Спи спокойно и крепко. Когда ты проснешься, то поймешь, что мой дар принес тебе возможность двинуть свою волю вместе со всей армией через весь город. И люди будут не в силах убежать машинами, самолетами или пешком. Поэтому спи спокойно, Конрад. Будет много работы, когда ты проснешься.

Повелитель посмотрел на золотую урну песка. Смерч песчинок вращался с новой силой, как энергетический миниатюрный ураган. Повелитель усмехнулся и начал таять. Последней исчезла ужасная улыбка.

Огонь в камине уже почти погас. Снаружи скоро поднимется ненавистное солнце, лучи его вскарабкаются по пикам Сан Габриэль Маунтин. Пора было отдохнуть, пересмотреть планы, подготовиться к следующей ночи.

«О, — подумал он. — Какая это будет ночь!»

4

Палатазина разбудил какой-то треск или скрип. По крайней мере, он считал, что проснулся, потому что видел над собой потолок и слышал дыхание прижимавшейся к нему во сне Джо. Снился тенистый лес, где из подлеска змеились сотни гибких рук, стремившихся ухватить его. Деревья склонились к нему со всех сторон, отчего Тропа впереди казалась узким туннелем, стены которого слагались из колючих кустов. Сквозь листву усмехались бледные лица, словно шары сатанинского карнавала. С ним была Джо, они бежали через туннель, и вдруг что-то чудовищное, огромное заступило им тропу, протягивая приветственно к ним свои изогнутые когти.

Теперь он знал, что проснулся и в спальне что-то тихо не то скрипит, не то трещит.

Он потянулся к выключателю лампы. Скрип тут же прекратился. Палатазин потом жалел, что не включил свет, но в тот момент он просто повернул голову, всматриваясь в темноту спальни.

В кресле-качалке опять сидела мать, глядя на сына. Лицо было суровым, строгим, напомнив ему о детстве, когда она вот так же сурово смотрела на него, когда Палатазин забирался в кровать для нескольких дополнительных минут перед тем, как начать одеваться в школу. «Соня, — корила она его, сдергивая с сына покрывало. И следовал раскат праведного грома: Вставай! Немедленно вставай!» — Он только потом осознал, что для нее сон приравнивался к смерти.

Палатазин смотрел на фигуру в кресле-качалке. Глаза его матери были испуганными, но в них сквозила решительность. Это были глаза женщины, разрядившей ружье в чудовищное создание, носившее тело мужа, как украденный костюм. Она встала с кресла и сквозь призрачное тело Палатазин увидел серый прямоугольник окна. Она поманила рукой: вставай, соня! На несколько секунд он замер от удивления, потом осторожно скатился с кровати, чтобы не побеспокоить Джо. Жена что-то пробормотала во сне, чуть шевельнулась и снова затихла.

Мать поманила его ближе к себе. Он сделал шаг вперед. Потом она повернулась и показала куда-то мимо Палатазина. Он оглянулся и увидел, что мать показывает на дверцу кладовой. Он не мог понять, что это означает. Лицо матери омрачилось отчаянием, губы ее зашевелились, но не раздалось ни звука. Потом неожиданно она шагнула мимо Палатазина — он почувствовал дуновение воздуха и на секунду запахло, как в детстве, печеньем, сосновым ветром — и в следующий миг она вошла прямо в кладовую сквозь закрытую дверь.

Она исчезла, как завиток дыма, унесенный ветром.

Палатазин обнаружил, что не в силах пошевелиться. Он вдруг почувствовал, что уже с минуту не переводил дыхания, и теперь восстановил его. Затем повернулся, включил ночник на столике рядом с кроватью, подошел к двери кладовки.

— Энди! Что такое? — Джо сидела на кровати, лицо ее было белее простыни, которую она натянула на себя.

— Все в порядке, — сказал он и почувствовал, что голос дрожит. — Все в порядке.

Но он знал, что что-то произошло, что-то крайне важное. Мать пыталась обратиться к нему через барьер между Жизнью и Смертью, и он знал, что сообщение имело чрезвычайную жизненную важность. Он ухватил дверную ручку, повернул, открыл дверь кладовки.

Он не знал, чего ждет — возможно, надеялся увидеть приведение матери, стоящее там среди платьев, плащей, пальто. Или что вещи в кладовке будут перевернуты вверх дном, словно там пронесся яростный ураган.

Но там ничего не было. Одежда в полном порядке висела на обычных местах. На верхней полке лежали картонные коробки, как и всегда.

— Что случилось? — спросила Джо. — Что ты там ищешь?

— Я… не знаю, — сказал он. — «Что же? Что же здесь важного? Что заставило мать показать именно кладовую?»

— Светает, — сказала Джо. — Ты можешь уснуть?

— Нет.

Он некоторое время передвигал вешалки с одеждой, даже потрогал стену. «Чего я ищу? Тайный ход в собственном доме?». Он протянул руку к полке и принялся переставлять коробки. Вязальные принадлежности Джо, какие-то старые туфли, он даже забыл про такие. Несколько свитеров, запакованных в нафталиновые шарики. Он уже собрался закрыть кладовку, когда в дальнем углу блеснул покрытый ржавчиной металл, за чехлом от ружья.