Они жаждут, стр. 64

В дверь ударили с ужасающей силой. Ее отбросило, обожгло болью плечо, и в следующий миг в комнату начали впрыгивать вампиры. Она впилась ногтями в глаза первому из бросившихся на нее созданий, потом отворила люк трубопровода и попыталась протиснуться в него.

— О, Боже, помоги мне! — услышала она собственный вскрик, эхом отозвавшийся от металлических стен трубы. — Пожалуйста…

Но холодные руки ухватили ее за лодыжки, не давая телу провалиться в трубу, ведущую в спасительный подвал. Она отбивалась, извивалась, продолжала кричать, но они уже вытаскивали ее обратно, и со сводящей с ума уверенностью она поняла, что ей не убежать.

Вампиры повалили ее на пол, между ними началась драка за право первому совершить глоток. Победитель уселся верхом на Дельгадо, в то время как остальные прижимали к полу ее руки и ноги, и с наслаждением погрузил свои клыки в горло врача. Когда с ней было покончено, они отбросили ее в сторону, как опустошенную бутылку, и помчались в поисках новых жертв. Между ними и улицей лежало еще много палат и множество пациентов госпиталя, которым уже не суждено было проснуться людьми.

Рассвет. Холодные синие тени помчались прочь, спасаясь от лучей восходящего солнца.

Гейл Кларк спала тревожным сном в своей квартире на Закатной Полосе. Две снотворные пилюли и хорошая порция русской водки не дадут ей проснуться до полудня, но даже они не могли полностью заглушить жутких воспоминаний о Джекке Кидде, который словно усмехающаяся Смерть, преследовал ее по двору.

В затемненной тяжелыми портьерами спальне на Ларуэл-каньон Эстелл Гидеон внезапно села на кровати и позвала:

— Митч?!

Ответа не было.

Отец Рамон Сильвера открыл кран раковины в своей комнатушке в Восточном Лос-Анжелесе и плеснул в лицо несколько капель ржавой воды. Мутный свет сочился в комнату сквозь окошко, выходящее на улочку кирпичных мрачных стен. Сильвера подошел к окну, открыл его, втянул полной грудью воздух, смешанный с пылью и смогом. На стене у входа в улочку он увидел написанные на кирпиче слова «СЛЕДУЙ ЗА ХОЗЯИНОМ!».

Сильвера молча в тишине смотрел на эти слова, вспомнив надпись, сделанную кровью в комнате того жуткого дома на Дос-Террос. Он вспомнил выражение лица того полицейского, ужас в его глазах, настойчивое предупреждение в голосе. «Не позволяйте им выйти на улицы, — сказал этот человек. — Сожгите их сейчас, пока это возможно». Сильвера резким движением закрыл окно. Что происходит с этим городом? Чувство, которое не покидало его с того момента, когда он перешагнул порог дома на Дос-Террос — было ощущением ужасной обреченности. ЗЛО стремительно набирало силу, словно рак, пожирающий клетки человеческого тела. Он чувствовал страх — не перед смертью, потому что смерть была неизбежным финалом, с неизбежностью которого он смирился уже давно — но страх перед своей беспомощностью в ситуации, когда Бог призывал его к действию.

ЗЛО вливалось в город, как наступающая армия ночи. Сейчас Сильвера был уверен в этом больше, чем когда-либо за свою жизнь. И кто способен встать у него на пути?

Испытывая тяжесть подобных мыслей, он оделся и отправился прочь из дому, лицом к лицу с новым днем.

Вес Ричер поднял голову и увидел, что обнаженная Соланж сидит у окна, глядя на Чаринг-кросс роуд. Он сказал хрипло:

— Соланж? — Она не ответила. — Соланж? Что случилось?

Она осталась сидеть неподвижно.

«Бог мой, — подумал Вес Ричар, подтягивая поближе простыни. — Иногда на нее в самом деле находит!»

Он снова закрыл глаза, и тут вспомнил сон, который снился ему этой ночью. В снегу, под окном, стоит маленькая девочка, манит, зовет его на улицу. Это был хороший сон. Ему хотелось ступить сквозь окно, словно Алиса сквозь зеркало, и оказаться в мире детства, где он сможет вечно оставаться ребенком и не заботиться о таких вещах, как налог и взносы за дом… и прочих делах взрослых людей. Он вернулся в сон с надеждой, что снова встретит ту девочку. И на этот раз он обязательно выйдет к ней.

— Посмотрите на эти снимки, — сказал Салли Рис, доставая из плотного конверта четыре черно-белых фотографии. — Посмотрите на них очень внимательно и скажите мне, узнаете ли вы их.

Он начал по одному выкладывать снимки на стол перед Уолтером Бенфилдом, потом расположил их аккуратным рядом. Рис видел, как отражаются снимки трупов в толстых линзах очков мужчины. Бенфилд молча рассматривал снимки, выражение его лица не изменилось ни на йоту. На губах его застыла та же искусственная безжизненная улыбка, которую он изобразил с самого начало допроса.

— Ну? — спросил Рис, присаживаясь рядом с допрашиваемым. — Что скажете?

— Извините, сэр, но я не знаю, почему я должен смотреть на эти фотографии, — сказал Бенфилд.

— Не знаете? Отлично, я вам скажу. Это фотографии молодых женщин, которые были задушены и изнасилованы. Вот так, Бенфилд. Четыре женщины за период в две недели. Если вы посмотрите внимательно, то увидите у них на шеях синяки. Видите? Вот здесь, смотрите. Интересно, а от ваших пальцев могли бы остаться такие следы? Как вы считаете?

— Лейтенант, — тихо сказал мужчина в темных просторных брюках и голубой спортивной куртке, сидевший на стуле в углу. Это был общественный защитник, фамилия у него была Мерфи, и наименее любимым из его занятий было исполнение роли сторожевого пса, когда полицейские поджаривали подозреваемого на допросе.

— Я разговариваю с мистером Бенфилдом, — рявкнул Рис. — Я задаю вопросы. Мы не в суде. Это мое дело, и им командую я. Понятно?

— Вы можете не отвечать на наводящие вопросы, мистер Бенфилд, — сердито сказал Мерфи.

— Ладно, — улыбнулся Бенфилд. — Я не буду.

В другом конце комнаты Цейтговель пробормотал: «Дерьмо!», потом вспомнил о магнитофоне, катушки которого медленно вращались, записывая допрос.

— А мы ведь можем это сделать, — сказал Рис. — Мы можем проверить, соответствуют ли ваши пальцы отметинам или нет.

— Хватит придираться ко мне, — завопил Бенфилд. Его бесплотная улыбка сломалась наконец. — Когда я смогу уйти домой?

— Придираться? Парень, я еще и не начинал! Вы были арестованы за нападение на женщину по имени Ким Харрис. Она примерно того же возраста, что и эти женщины, Бенфилд. И даже внешне напоминает их, правильно?

— Кажется, да.

— А куда вы ее везли? Что собирались с ней делать?

Он пожал плечами:

— Я… я собирался остановить машину в конце Палермо-стрит. Она проститутка. Вы это знаете. Я собирался заплатить ей.

— А эти тоже были проститутками ? — Рис показал на фотографии.

Бенфилд несколько секунд смотрел на снимки, потом опять улыбнулся:

— Если вы так говорите…

— По-твоему, это забавно? И то, что ты собирался сделать с Ким Харрис — тоже забавно? Как часто ты курсируешь по Голливудскому?

— Время от времени.

— Ищешь плохих девиц?

Бенфилд бросил взгляд через плечо на адвоката, потом неловко зашевелился на своем стуле:

— Да, в общем.

— А ты слышал о Таракане, Бенфилд?

Тот покачал головой.

— Это было во всех газетах, ты не читаешь газет?

— Нет.

— Но ты знаешь, как читать, не так ли? И знаешь, как писать?

— Да.

Рис кивнул, потом вытащил новый конверт из плотной коричневой бумаги, достал из пакета ксерокопии записок Таракана, положил их рядом с фотографиями.

— Ты видел это раньше?

— Нет, сэр.

— Удивительно. Помнишь, как ты написал по моей просьбе свою фамилию и имя? Сначала левой рукой, потом правой. Так вот, почерк никогда не врет, даже если его пытаться изменить. Ты ведь знаешь, чем занимается графолог, не так ли? Два графолога независимо друг от друга установили, что эти записки писал ты, но только левой рукой.

— Они лгут, — тихо сказал он.

— Лгут? Они эксперты в своей области, Бенфилд. И судья не заподозрит их в обмане. Так же, как и жюри.

— Оставьте меня в покое! — завопил Бенфилд. — Я впервые вижу эти бумаги!