Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом (Другой перевод), стр. 59

– А кто ему скажет – Мархаз? Мархаз знает лишь то, что выгодно мне. Бестии по-прежнему мои, не забывайте об этом. – В голосе Лысого даже сквозь маску слышался гнев. – Я нашел отравителя.

– Кто он?

– Кондитер Гиздара. Его имя ничего вам не скажет, он всего лишь орудие. Сыны Гарпии забрали у него дочь, обещая вернуть ее целой и невредимой, когда умрет королева. Бельвас и дракон спасли Дейенерис, а девочку вернули разрезанной на девять кусков, по числу лет ее жизни.

– Но зачем? Сыны Гарпии больше не убивают. Гиздаров мир…

– Фальшивка, ничего более. Правдой он был лишь в самом начале. Юнкай боялся королевы, ее Безупречных, ее драконов. В этом краю драконы водились издавна, и Юрхаз зо Юнзак с Гиздаром знали их историю назубок. Так почему бы не заключить мир? Они видели, как хочет этого Дейенерис. Зря она в свое время не выступила на Астапор – теперь, когда она пропала, а Юрхаз погиб, все изменилось в корне. Вместо старого льва – стая шакалов. Кровавой Бороде мир не нужен, а самое худшее то, что Волантис шлет против нас свой флот.

– Волантис. – Селми ощутил легкое жжение в правой руке. Мир заключен с Юнкаем, но не с Волантисом. – Ты уверен?

– Уверен. Об этом знают мудрые господа и их друзья в городе: Сыны, Резнак, Гиздар. Когда волантинцы будут здесь, король мигом откроет ворота. Все, кого Дейенерис освободила, снова попадут в рабство. И некоторые свободнорожденные тоже. Ты можешь окончить свои дни в бойцовой яме, старик: Храз сожрет твое сердце.

– Нужно сказать Дейенерис, – пробормотал пораженный Селми.

– Ты сначала найди ее. – Железные пальцы Лысого впились ему в руку. – Ждать нельзя – времени у нас мало. Я уже говорил с Вольными Братьями, Крепкими Щитами и Детьми Неопалимой: Гиздару они не верят, но нам необходимы также и Безупречные. Поговори с Серым Червем: тебя он послушает.

– С какой стати мне это делать? – «Изменнические речи. Заговор».

– Чтобы жизнь себе сохранить. – В дырах кошачьей маски виднелись черные омуты глаз. – Надо нанести юнкайцам удар до прибытия волантинцев. Прорвать осаду, перебить рабовладельцев, переманить к себе их наемников. Юнкайцы ничего такого не ждут: у меня есть шпионы в их лагере. Болезнь свирепствует, дисциплина разваливается. Господа пьют, обжираются, толкуют о сокровищах Миэрина и спорят, кто возьмет власть. Красная Борода и Принц-Оборванец воротят нос друг от дружки, и все думают, что нас убаюкал Гиздаров мир.

– Дейенерис тоже его подписала. Негоже нарушать мир без ее позволения.

– А если ее в живых нет? Что тогда, сир? Разве она не одобрила бы наш замысел спасти ее город, ее детей?

«Ее дети». Вольноотпущенники, чьи цепи она разбила, зовут ее Миса – Матерь. Тут Лысый прав: Дейенерис сделала бы все, чтобы их защитить.

– Но Гиздар остается ее королем. Ее мужем.

– Ее отравителем.

– Ты можешь доказать это?

– Доказательства – это трон, который он занял, и корона, которую он надел на себя. Протри глаза, старик: зачем ему Дейенерис, когда он все это получил?

В самом деле, зачем? Сир Барристан до сих пор видел, как мерцает воздух над красным песком, чуял запах крови, пролитой для забавы, слышал Гиздара, предлагающего своей королеве медовую саранчу. Очень вкусно, сладко и остро… Сам-то он к ней не притронулся. Селми потер висок. Гиздару зо Лораку он не присягал, а король, как Джоффри до него, отправил его в отставку.

– Я хочу сам допросить кондитера. С глазу на глаз.

– Изволь, – скрестил руки Лысый.

– Если разговор с ним меня убедит и я примкну к вам, ты дашь мне слово, что Гиздару зо Лораку не причинят никакого вреда, пока… пока его участие не будет доказано.

– Чего ты о нем так хлопочешь, старик? Если он и не сама Гарпия, то уж точно старший из ее сыновей.

– Мне известно лишь, что он супруг королевы. Дай слово, если хочешь, чтобы я был на твоей стороне.

– Ладно, – свирепо ухмыльнулся Лысый, – даю. Гиздара не тронут, пока его вина не будет доказана. Зато потом я убью его собственными руками. Кишки ему выпущу, прежде чем дам умереть.

«Нет, – сказал про себя старый рыцарь. – Если Гиздар хотел смерти моей королеве, я сам его прикончу, быстро и без мучений». Сир Барристан вознес безмолвную молитву далеким вестеросским богам, прося Старицу озарить его путь. Ради детей. Ради города. Ради его королевы.

– Я поговорю с Серым Червем, – сказал он.

Железный жених

«Горе» пришло в одиночку, чернея парусами на розовом утреннем небе. Всего, стало быть, пятьдесят четыре. Разбуженный Виктарион проклял Штормового Бога – злость лежала в животе черным камнем. Вот и весь его флот.

Со Щитовых островов он отплыл с девяносто тремя судами, а еще раньше Железный Флот, принадлежащий Морскому Трону, насчитывал ровно сто кораблей – не таких больших, как боевые гиганты с зеленых земель, но втрое больше обычных ладей, с глубокой осадкой и таранами на носу. Впору хоть с королевской армадой помериться.

Миновав голый дорнийский берег с мелями и водоворотами, они запаслись на Ступенях зерном, дичью и пресной водой. Там же «Железная победа» захватила большой купеческий когг «Благородная леди», шедший в Старомест через Королевскую Гавань, Синий Дол и Чаячий город с грузом соленой трески, сельди и китового жира. Все это стало приятной добавкой к столу Железных Людей. С пятью другими трофеями – тремя коггами, галеей и галеоном, взятыми в Редвинском проливе и около Дорна, флот увеличился до девяноста девяти кораблей.

Они отошли от Ступеней тремя горделивыми флотилиями, чтобы встретиться вновь у южной оконечности Кедрового острова. На месте встречи собралось сорок пять. Двадцать два виктарионовских подходили по три, по четыре, порой и поодиночке; четырнадцать привел Хромой Ральф; из флотилии Рыжего Ральфа Стонхауза пришли всего девять, а сам Ральф запропал. С добавлением девяти новых трофеев число составило пятьдесят четыре, но все трофеи были когги, рыбачьи лодки, купцы и перевозчики рабов, ни одного боевого. Плохая замена в бою пропавшим кораблям Железного Флота.

Последним, тремя днями ранее, притащился «Губитель дев», а перед ним с юга показались трое других: трофейная «Благородная леди» между «Кормильцем ворон» и «Железным поцелуем». До них долго никого не было, кроме «Безрассудной Джейны» и «Страха». Еще раньше подошел Хромой Ральф: «Лорд Квеллон», «Белая вдова», «Плач», «Скорбь», «Левиафан», «Железная Леди», «Ветер жатвы», «Боевой молот» и еще шесть кораблей, два из них на буксире.

«Штормы, – пробурчал Хромой, явившись к Виктариону. – Три сильные бури, а между ними валирийские ветры: красные, пахнущие пеплом и серой, и черные, гнавшие нас к мертвому берегу. Этот поход с самого начала был проклят. Вороний Глаз боится тебя, милорд – зачем иначе было посылать нас в такую даль? Он не хочет, чтобы мы возвращались».

Виктарион думал о том же, попав после выхода из Волантиса в первый шторм. Если бы не страх перед пролитием родной крови, он давно убил бы Эурона Вороньего Глаза. «Кулак Дагона» и «Красный прилив», налетев друг на друга, разбились в щепки – в этом тоже Эурон виноват. Первая потеря флотилии Виктариона, но далеко не последняя.

Он влепил Хромому две оплеухи, сказав: «Первая за потерянные тобой корабли, вторая за болтовню о проклятии. Скажешь об этом еще раз – язык твой к мачте приколочу. Немых я умею делать не хуже Вороньего Глаза. – Из-за боли в левой руке он выразился резче, чем собирался, но угроза его не была пустой. – Теперь бури кончились, и наш флот соберется вновь».

Обезьянка с мачты насмехалась над ним, словно чуя, как он раздосадован. Подлый зверь. Поймать бы его, но обезьяны любят такую игру и ловко удирают от его воинов. Из-за ее воплей рука болит еще пуще.

– Пятьдесят четыре, – ворчал он. Нельзя было, конечно, надеяться, что Железный Флот проделает столь долгий путь без потерь, но семьдесят кораблей, если не восемьдесят, Утонувший Бог мог бы ему сохранить. Жаль, что с ними нет Мокроголового или другого жреца. Виктарион принес жертву и перед отплытием, и на Ступенях, когда они разделились натрое – но произнес, как видно, не те слова. А может, Утонувший Бог здесь не властен. Виктарион все больше боялся этих чужих морей, где боги тоже чужие, но своим страхом делился лишь со смуглянкой, не имеющей языка.