Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом (Другой перевод), стр. 18

«Жертвоприношение докажет, что огонь нашей веры горит по-прежнему ярко», – сказал Клэйтон Сагс, а Годри добавил: «Это бедствие наслали на нас боги Севера, и один лишь Рглор может его остановить. Отдадим ему еретика».

«Еретики составляют половину моего войска, – ответил на это Станнис. – Жечь никого не будем: молитесь усерднее».

Сегодня не будем, завтра не будем… но выдержит ли король, если буря затянется? Аша, никогда не разделявшая веры дяди Эйерона в Утонувшего Бога, этой ночью молилась Живущему под Волнами с не меньшим пылом, чем сам Мокроголовый, но буря не унялась. Они прошли пять миль за день, потом три, потом две.

На девятый день от начала бури промокшие капитаны с трудом добрели до шатра, чтобы припасть на колено и доложить королю о потерях.

– Один умер, трое пропали без вести.

– Пали шесть коней, в том числе мой.

– Умерли двое, один из них рыцарь. Пали четыре коня. Одного удалось поднять, другие – два боевых, один верховой – погибли.

Этот перечень стали называть снеговым. Обоз страдал больше всех: гибли лошади, пропадали люди, переворачивались и ломались повозки.

– Лошади вязнут в снегу, – докладывал Джастин Масси, – а люди уходят в сторону или просто садятся и замерзают.

– Ничего, – отрезал король. – Идем дальше.

У северян дела обстояли гораздо лучше: Черный Доннел Флинт и его брат Артос потеряли только одного человека, Лиддли, Вуллы, Норри обошлись совсем без потерь. У Моргана Лиддля пропал один мул, да и того, как он подозревал, увели Флинты.

От Темнолесья до Винтерфелла сто лиг лесом и триста миль, как ворон летит. На пятнадцатый день пути они не прошли и половины этого расстояния. Снег заметал след из застывших трупов и разбитых повозок, а солнце, луна и звезды не показывались так долго, что Аша задавалась вопросом, не во сне ли она их видела.

На двадцатый день с нее наконец сняли ножные оковы. Одна из лошадей, тащивших повозку, умерла прямо в упряжи, и заменить ее было некем: оставшиеся ездовые кони везли провизию. Сир Джастин Масси приказал пустить лошадь на мясо, а повозку разломать на дрова.

– Лишнего коня для вас нет, миледи, – говорил он, снимая с Аши кандалы и растирая ей ноги, – а мой, если мы сядем на него оба, тоже недолго протянет. Идите пешком.

Лодыжка давала о себе знать на каждом шагу, но Аша утешала себя тем, что через час совсем не будет чувствовать ног. Она ошиблась: это произошло куда раньше. К вечеру она начала тосковать по своей тюрьме на колесах – оковы порядком ее ослабили. Аша так обессилела, что уснула прямо за ужином.

На двадцать шестой день похода они доели последние овощи, на тридцать второй подобрали овес до последнего зернышка. Долго ли способен человек протянуть на сырой промерзшей конине?

– Бренч клянется, что до Винтерфелла осталось не больше трех дней, – сказал королю Ричард Хорп, когда капитаны покончили со снеговым перечнем.

– При условии, что мы бросим слабых, – заметил сир Корлисс Пенни.

– Их все равно уже не спасти, – отрезал Хорп, – а тем, у кого силы еще остались, придется выбирать между Винтерфеллом и смертью.

– Владыка Света отдаст нам замок, – заявил Годри Фарринг. – Будь с нами леди Мелисандра…

После кошмарного дня, когда войско, едва одолев одну милю, потеряло четырех человек и дюжину лошадей, лорд Пезбери напустился на северян.

– Этот поход – чистое безумие. Подумать только, какие лишения мы терпим ради какой-то девчонки.

– Ради дочери Неда, – поправил его Морган Лиддль. Он был вторым из трех сыновей, и другие волки называли его Лиддлем Средним (как правило, за глаза). Это Морган чуть не убил Ашу тогда в лесу; в походе он попросил его извинить за то, что в пылу боя обзывал ее сукой – не за то, что едва не рассадил ей голову топором.

– Ради дочери Неда, – эхом откликнулся Вулл Большое Ведро. – Мы уже взяли бы замок и освободили ее, если б вы, южные неженки, не мочили свои атласные штаны из-за легкого снегопада.

– Снегопада?! – скривил свои нежные губы Пезбери. – Это ты, Вулл, посоветовал нам выступать – уж не служишь ли ты Болтону, а? Не он ли послал тебя нашептывать королю дурные советы?

– Эх ты, лорд песик, – засмеялся ему в лицо Большое Ведро. – Зарубить бы тебя за такие слова, да неохота марать добрую сталь кровью труса. – Вулл хлебнул эля и утер рот. – Да, люди мрут, и до Винтерфелла их умрет еще больше – на то и война, так оно и положено.

– И ты, Вулл, тоже согласен умереть? – недоверчиво спросил Корлисс Пенни.

– Я хочу жить вечно в стране, где лето длится тысячу лет, – осклабился клановый вождь. – Хочу замок в облаках, чтоб смотреть на землю. Хочу, чтоб мне снова стало двадцать шесть, когда я мог драться весь день и любиться всю ночь. Какая разница, согласен я или нет? Зима почти уже настала, мой мальчик, а зима – это смерть. Лучше моим людям погибнуть в бою за Недову дочку, чем в снегу, когда слезы на щеках стынут. О такой смерти песен не сложат. Ты спросил обо мне, так вот: для меня эта зима последняя, и я хочу умыться кровью Болтона до того, как умру. Хочу, чтоб она брызнула мне в лицо, когда мой топор раскроит ему череп. Хочу слизать ее с губ и умереть с ее вкусом во рту.

– Верно! – вскричал Морган Лиддль. – Кровь и смерть! – Его возглас подхватили все горцы, молотя по столу чашами и рогами.

Аше тоже хотелось сразиться, чтобы положить конец всему этому. Звон стали, розовый снег, раздробленные щиты, отсеченные руки – а после мир и покой.

На следующий день разведчики нашли меж двух озер покинутую деревню – горсточка хижин, длинный дом и сторожевая башня. Ричард Хорп приказал устроить привал, хотя войско прошло всего-то полмили и до темноты оставалось еще порядочно. Обоз и арьергард подтянулись туда уже после восхода луны.

– Проделаем во льду проруби, и северяне наловят нам рыбы, – сказал Хорп королю.

Станнис даже в доспехах и меховом плаще выглядел как человек на краю могилы. То немногое, что еще оставалось у него на костях, сошло во время похода. Сквозь кожу проступал череп, и Аша боялась, что он раскрошит себе зубы, так он их стискивал.

– Ладно, пусть ловят, – пролаял он, – но с первым светом мы выступим.

На рассвете, когда небо побелело, Аша выползла из-под груды мехов. К храпу Медведицы она уже попривыкла, и разбудили ее не эти громоподобные звуки, а тишина. Не играли побудку трубы, не пели боевые рога северян. Что-то было неладно.

Аша, позвякивая оковами, разгребла снег, заваливший палатку за ночь. Неутихающая стихия погребла под собой озера и лес. Другие палатки едва виднелись, на башне горел огонь, но самой башни как не бывало.

Напрасно Русе Болтон поджидает их в Винтерфелле: войско Станниса Баратеона обречено на голодную смерть в снегах.

Дейенерис

Свеча, от которой осталось не больше дюйма, догорала в восковой лужице. Когда она погаснет, кончится еще одна ночь – рассвет всегда приходит так скоро.

Дени не спала, даже глаз не смела закрыть, боясь, что проснется уже при свете. Будь ее воля, она продлила бы ночь навечно, но ей доступно одно: не спать и наслаждаться каждым мгновением, пока они не отошли в прошлое вместе с ночью.

Зато Даарио спит как младенец. Он хвалится, что может спать где угодно, даже в седле, на ярком солнце и в бурю. «Плох будет воин из того, кто не выспится», – говорит он. И кошмары его не мучают. Он только посмеялся, услышав от Дени, что Сервина Зеркальный Щит преследовали призраки убитых им рыцарей. «Явись эти дохляки ко мне, я поубивал бы их снова». Совесть у него как у наемника – иными словами, ее нет вовсе.

Спит он на животе, лицом в подушку, обмотав простыни вокруг длинных ног.

Дени провела рукой по его спине вдоль хребта. Кожа гладкая, почти безволосая. Как приятно ее ласкать, как хорошо расчесывать ему пальцами волосы, массировать икры после долгого дня в седле, брать в ладонь его мужской признак и чувствовать, как он набухает.

Будь она обычной женщиной, она всю жизнь бы только и делала, что ласкала Даарио, трогала его шрамы и слушала, как он их получил. И охотно бы сняла с головы корону, если б он попросил… но он никогда не попросит. Он любит королеву драконов, простая женщина ему не нужна. Притом короли, лишаясь короны, часто теряют и голову – вряд ли с королевами бывает как-то иначе.