Танец с драконами. Книга 1. Грезы и пыль. (Другой перевод), стр. 41

Уолдер Малый шел впереди с факелом, за ним — послушный Вонючка, следом Уолдер Большой. Их облаяли собаки на псарне. Ветер свистел во дворе, пронизывая лохмотья Вонючки. Снега пока нет, но зима, не иначе, вот-вот настанет. Доживет ли Вонючка до первого снега? И если да, сколько пальцев у него останется на руках и ногах? Собственная рука поразила его — белая, совершенно бесплотная. Кожа да кости, совсем старик. Может, он ошибся насчет мальчишек? Может, это сыновья тех Уолдеров, которых он знал?

В большом чертоге было дымно и довольно темно, хотя справа и слева рядами горели факелы, вставленные в скелеты человеческих рук. Стропила почернели от копоти, сводчатый потолок терялся во мраке. Пахло здесь вином, элем и жареным мясом. В животе у Вонючки заурчало, рот наполнился слюной.

Уолдер Малый, толкая в спину, гнал его мимо длинных столов, где ели бойцы гарнизона. Он чувствовал на себе их взгляды. Лучшие места у возвышения занимали любимцы Рамси, «бастардовы ребята». Старый Бен Бонс, ухаживающий за любимыми охотничьими собаками его милости. Молодой белокурый Дамон-Плясун. Молчун — он лишился языка, сболтнув что-то неподобающее при лорде Русе. Алин-Кисляй. Свежевальщик. Желтый Дик. Тех, кто сидел ниже соли, Вонючка тоже знал, с виду по крайней мере: присяжные рыцари, солдаты, тюремщики, палачи. Встречались, однако, и незнакомые лица. Одни морщили носы, когда он проходил мимо, другие смеялись. «Меня привели сюда, чтобы позабавить гостей его милости», — с дрожью подумал Вонючка.

Бастард Болтонский сидел на высоком месте своего лорда-отца и пил из отцовской чаши. Его соседями были два старика — тоже лорды, Вонючка это понял с первого взгляда. Один тощий, с глазами как кремень, с длинной белой бородой. Лицо замороженное, колет из медвежьей шкуры, поношенной и засаленной, кольчугу даже и за столом не снял. Второй тоже худ и весь какой-то изломанный. Одно плечо много выше другого, сидит над своей миской, как стервятник над падалью. Глаза серые, жадные, зубы желтые, раздвоенная борода серебрится, на пятнистой лысине осталось всего несколько белых прядок. Богатый плащ серой шерсти оторочен черным соболем и застегнут на плече выкованной из серебра звездой.

Сам Рамси одет в черное с розовым. Черные сапоги, черный пояс и ножны, черный кожаный колет поверх розового бархатного дублета с прорезями из темно-красного атласа. В правом ухе гранатовая серьга в виде капли крови. Красиво одет, но собой все равно урод. Кость широкая, плечи сутулые, мясистый — с годами начнет жиреть. Кожа розовая, со следами от прыщей, нос широк, рот мал, волосы длинные и сухие, губы толстые, но первым делом все замечают его глаза. Рамси унаследовал их от лорда-отца — маленькие, близко посаженные, почти бесцветные. Призрачно-серые, как выражаются некоторые, а на самом деле белесые, как две грязные льдинки.

При виде Вонючки он растянул мокрые губы в улыбке.

— А вот и мой тухлый дружок. Вонючка с детства при мне, — объяснил он соседям слева и справа. — Мой лорд-отец подарил мне его в знак любви.

Лорды переглянулись.

— Мы слышали, что ваш слуга погиб от руки Старков, — заметил ломаный.

— Железные Люди сказали бы, что мертвое не умирает — оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче прежнего. Так и Вонючка. Разит от него, конечно, как из могилы, в этом вы правы.

— Разит нечистотами и блевотиной. — Горбун бросил кость, которую грыз, и вытер руки о скатерть. — Непременно нужно приводить его сюда, пока мы трапезничаем?

Второй лорд, в кольчуге, оглядел Вонючку кремнистыми очами и сказал горбуну:

— Посмотрите как следует. Он поседел и сбросил не меньше трех стоунов, но сразу видно, что он не слуга. Неужели не узнаёте?

— Воспитанник Старка всегда улыбался, — фыркнул горбун.

— Теперь он улыбается реже, утратив некоторое количество своих белых зубов, — вставил лорд Рамси.

— Лучше бы сразу перерезали ему глотку, — сказал кольчужный. — С собаки, которая бросается на хозяина, остается только шкуру содрать.

— С него и содрали… местами.

— Да, милорд. Я вел себя дурно, милорд. Дерзко и… — Вонючка облизнул губы, вспоминая, в чем он еще провинился. «Служи и повинуйся, тогда он оставит тебя в живых, и ты сохранишь те части тела, которые еще уцелели. И помни, как тебя звать. Вонючка, Вонючка, рифма липучка».

— У тебя кровь на губах — опять пальцы грыз?

— Нет, милорд. Нет, клянусь вам. — Когда-то он пытался откусить собственный безымянный палец — тот невыносимо болел, когда с него сняли кожу. Отрубить человеку палец слишком просто для лорда Рамси: когда сдирают кожу, это куда мучительней. Вонючку и плетью били, и на дыбу вздергивали, и резали по живому, но с содранной кожей ничто не сравнится. Такого никто долго не вытерпит. Рано или поздно начинаешь кричать: «Не могу больше, пощадите, отрежьте его совсем», — ну, Рамси и выполнит твою просьбу. Такая у них игра. Вонючка хорошо выучил правила — стоит только посмотреть на его руки и ноги, — но в тот единственный раз забылся и хотел отгрызть палец сам. Рамси был недоволен и ободрал еще один палец, теперь на ноге. — Я крысу съел!

— Крысу? — Белесые глаза Рамси блеснули при свете факела. — Все крысы Дредфорта — собственность моего лорда-отца. Как ты смеешь есть их без моего позволения?

Вонючка не знал, что сказать, и потому промолчал. Одно неверное слово — и лишишься еще одного пальца ноги, а то и руки. У него недостает уже двух на левой руке и мизинца на правой. На правой ноге тоже мизинца нет, а на левой отрезано целых три. «Чтобы равновесие похуже держал», — шутит Рамси. Милорд только шутит, он не желает Вонючке зла — сам так сказал. Он делает это, лишь когда Вонючка дает ему повод. Милорд милостив. Вонючке все лицо следовало бы ободрать за то, что он говорил. Пока не усвоил, как его настоящее имя и где его место.

— Это становится скучным, — сказал лорд в кольчуге. — Убейте его, и дело с концом.

Рамси налил эля в чашу.

— Зачем же портить праздник, милорд. Вонючка, у меня хорошие новости! Я женюсь. Мой лорд-отец везет мне дочь лорда Эддарда Арью. Помнишь ее?

«Арья-надоеда, — чуть не выпалил он. — Арья-лошадка». Младшая сестра Робба, с длинной мордашкой, тощая как палка и вечно грязная. Красавицей в семье была Санса. Одно время он мечтал, что лорд Эдуард женит его на Сансе и назовет своим сыном. Пустые мечты.

— Да. Арью помню.

— Она будет леди Винтерфелла, а я — ее лордом.

«Она же совсем ребенок».

— Да, милорд. Мои поздравления.

— Будешь служить у меня на свадьбе, Вонючка?

— Если милорд пожелает.

— Да, я желаю этого.

Вонючка медлил, опасаясь новой ловушки.

— Буду, милорд. Охотно. Почту за честь.

— Тогда мы должны забрать тебя из этой ужасной темницы. Отмыть, одеть в чистое, накормить. Что скажешь насчет овсянки? И горохового пирога с ветчиной? У меня для тебя есть дело — придется восстановить силы, если хочешь мне послужить. Ты хочешь, я знаю.

— Да, милорд. Очень хочу. — Дрожь пробежала по всему телу узника. — Позвольте вашему Вонючке послужить вам, милорд.

— Ну, коли ты так просишь… Поедем с тобой на войну. И вместе доставим мою невесту домой.

БРАН

От крика ворона по спине Брана прошел холодок. «Я почти взрослый, — напомнил он себе. — Я должен быть храбрым».

Но воздух прямо-таки полнился страхом — даже Лето и тот боялся: шерсть у него на загривке поднялась дыбом. По склону тянулись черные, голодные тени, деревья искривились и покорежились под тяжестью льда. Да и деревья ли это? Они больше похожи на уродливых великанов, зарывшихся в снег под режущим ветром.

— Они здесь. — Разведчик обнажил меч.

— Где? — тихо спросила Мира.

— Не знаю. Близко.

Ворон опять закричал.

— Ходор, — прошептал Ходор, пряча руки под мышками. Его рыжеватая борода обросла сосульками, усы покрылись застывшими соплями и поблескивали при красном свете заката.

— Волки, идущие за нами, тоже недалеко, — предупредил Бран. — Лето чует их, когда ветер дует в нашу сторону.