Неисповедимый путь, стр. 48
Не говоря уже о старой доброй дозе смеха, радости и веры. Когда Фальконер играет с Богом, он превращает умных хороших людей в стадо баранов, готовых для стрижки.
— Ты уверенна, что эти люди потом умерли? — спросил Билли. — Может быть, черная аура в последствии ослабла и эти люди восстановили свое здоровье…
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Я видела то, что видела, но лучше бы не видела этого вовсе, потому что теперь я знаю. Я знаю и буду молчать, поскольку что может одна ведьма? — Она замолкла, и Билли увидел в ее глазах любопытство, которое он не смог полностью понять. — Худое зло — самое худшее — носит одеяние пастуха и разит того, кто доверяет ему. О, Господи… — Она глубоко вздохнула и замолчала.
Билли положил ей ладони на плечи, и она накрыла их своими.
— Ты будешь гордиться мною, мама. Увидишь.
— Я знаю. Билли, тебе предстоит долгая дорога…
— Только до Тускалузы…
— Нет, — тихо возразила Рамона. — Сначала до Тускалузы. Потом…
Твой Неисповедимый Путь разойдется с моим. Ты пойдешь дальше и увидишь то, о чем я и не мечтала. С одной стороны я завидую тебе, а с другой — боюсь за тебя. Да… — Она поднялась с кресла, и Билли увидел у нее пряди серебристых волос. — Я сделаю тебе несколько сэндвичей, пока ты будешь одеваться. Одному Богу известно, когда у тебя появиться возможность поесть.
Билли подошел к своим выдвижным ящикам и достал оттуда одежду, которую хотел одеть для своего путешествия — чистые голубые джинсы и сине-зеленый пиджак. Он быстро оделся, желая выкроить немного времени перед отъездом для разговора с отцом. Одевшись, он вытащил из грязных джинсов, в которые был одет, работая на крыше, блестящий, приносящий счастье кусочек угля и положил его в карман. Его сердце стучало как оркестр ударных инструментов. Он вынес свой чемодан на террасу, где его отец, склонив голову набок, всматривался в сторону дороги и к чему-то прислушивался.
— Жаркий денек, — произнес Джон. — Слышишь, как шелестит кукуруза?
— Папа, — произнес Билли. — Не знаю, поймешь ты меня или нет, но…
Я ненадолго буду в отъезде. Видишь? Мой чемодан собран, и… — К его горлу подкатил комок, и ему пришлось подождать, пока он исчезнет. — Меня не будет до октября.
Неожиданно в его сознании промелькнула мысль: «Твоего папы в октябре уже не будет». Он отогнал ее прочь, глядя на здоровую половину отцовского лица.
Джон кивнул.
— Сверчки предпочитают стрекотать в жару, правда?
— О, папа… — прошептал Билли. Его горло сжалось, и он схватил одну из жестких рук отца, покоящихся на подлокотниках. — Прости меня, это по моей вине, прости меня, прости меня… — Его глаза обожгли слезы. — Буль! — произнес отец и улыбнулся. — Видел? Старая лягушка прыгнула в пруд! — Он покосился на дорогу и подался вперед, прикрывая глаза от солнца здоровой ладонью. — Смотри-ка, едут гости.
На дороге поднимались клубы пыли.
Не сейчас! — мысленно прокричал Билли. Еще слишком рано.
Из-под колес фургона разлетались в разные стороны птицы; на этот раз автомобиль не остановился, а мужественно преодолел все рытвины и ухабы до самого дома. На бортах фургона белыми, в форме привидений, буквами была выведена надпись: «ПРИЗРАК-ШОУ ДОКТОРА ЧУДО».
— Кто сегодня у нас в гостях? — спросил Джон, и на его лице появилась кривобокая улыбка.
— Мужчина, о котором я тебе рассказывала, дорогой, — ответила Рамона из-за двери; она как раз выходила на террасу, держа в руках бумажный пакет с двумя сэндвичами, с арахисовым маслом и джемом и с копченой колбасой, и парой красных яблок. Ее глаза замерли, когда дверь автомобиля отворилась и из него вылез Доктор Чудо, выглядевший так, будто он спал в своем полосатом костюме и соломенной шляпе.
— Хороший денек, не правда ли? — крикнул он и направился к дому на своих кургузых ногах; с каждым шагом его улыбка теряла энергию под ледяным взглядом Рамоны. Он прокашлялся и, подняв голову, взглянул на крышу.
— Все закончено?
— Он закончил.
— Хорошо. Мистер Крикмор, как вы себя чувствуете?
Джон продолжал молча смотреть на Чудо.
Доктор поднялся на край террасы.
— Билли! Пора ехать.
Когда Билли наклонился, что бы поднять свой чемодан, Рамона задержала его руку.
— Подожди минутку! Обещайте мне одну вещь! Вы будете заботиться о моем мальчике! Вы будете обращаться с ним, как с собственным сыном! Он не чурается тяжелой работы, но он не лошадь. Обращайтесь с моим мальчиком хорошо. Можете вы мне это обещать?
— Да, мэм, — ответил Чудо и слегка наклонил голову. — Я даю такое обещание. Хорошо… Пожалуй, я сам погружу это все в грузовик.
Он взял чемодан и направился к грузовику, оставив их наедине.
— Билли. — Голос был тихий и неразборчивый; его голубой глаз был затуманен смутными воспоминаниями о тех днях, когда стоящий перед ним юноша был еще маленьким мальчиком. На здоровой половине его лица появилась улыбка, но быстро пропала.
— Я уезжаю, папа. Я буду много работать и присылать вам деньги. Все будет прекрасно…
— Билли, — произнес Джон, — я…
Я хочу прочитать тебе. — Чувства затрудняли его речь, и ему стало тяжелее подобрать правильное слово. Он очень старался сконцентрироваться; он взял Библию, открыл евангелие от Матфея и поискал нужную цитату. Затем Джон с трудом начал читать: — Матфей, седьмая глава, стихи тринадцатый и четырнадцатый. «Входите…
Тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь…
Ведущие в погибель, и…
Многие идут ими; потому что узки врата и узок путь…
Ведущие в жизнь, и немногие…
Находят их». — Он закрыл Библию и перевел взгляд на сына. — Я читаю уже лучше.
Билли наклонился, обнял отца и поцеловал его в щеку. От него пахло «Виталисом», и Билли вспомнил времена, когда они вместе ходили стричься к Куртису Пилу. Когда он выпрямился, глаза отца сияли.
— До свидания, папа, — попрощался Билли.
Рамона обняла сына, и они направились к фургону Доктора Чудо.
— Будь осторожен, — сказала она хриплым от волнения голосом. — Будь сильным и гордым. Два раза в день чисть зубы и проветривай на ночь одежду. Помни, кто ты такой: ты — Билли Крикмор, и в твоих жилах течет кровь чокто.
— Да, мэм. Я буду присылать деньги каждую неделю, и я… — Он взглянул на фургон, и его охватил настоящий страх; он чувствовал себя попавшим в кораблекрушение матросом, которого медленно относит от земли. — Со мной будет все в порядке, — закончил он, когда страх утих. — Тебе нужно съездить на ближайшую заправочную станцию и накачать колеса «Олдсу». Я хотел это сделать сам, но…
Времени было мало…
— Ты пиши, слышишь? Помни о хороших манерах и не забывай молиться…
Доктор Чудо наклонился и открыл дверь машины. Билли вскарабкался в слегка засаленную кабину. Он захлопнул дверь, и Рамона снова обратилась к нему:
— Помни, кто ты! В твоих жилах течет кровь чокто, и…
Чудо включил зажигание.
— Ты готов, Билли?
— Да, сэр, — он взглянул в сторону дома, помахал отцу, а затем сказал матери: — Я люблю тебя.
Автомобиль тронулся.
— Я люблю тебя! — крикнула Рамона в ответ и пошла рядом с фургоном, пока тот на маленькой скорости объезжал рытвины. — Ложись спать пораньше, не засиживайся допоздна. — Она прибавила шагу, потому что фургон увеличил скорость. Из-под его колес начали подниматься клубы пыли. — Веди себя хорошо! — крикнула Рамона.
— Ладно! — пообещал Билли, и в следующее мгновение фургон помчался вперед, оставив Рамону позади. Рамона, прикрыв рукой глаза от пыли, смотрела, как фургон выезжает на шоссе. Он свернул налево и исчез за занавесью вечнозеленых деревьев, но Рамона продолжала стоять и смотреть до тех пор, пока звук двигателя фургона эхом не растворился в холмах.
29
Рамона повернулась и, поднимая тучки пыли, направилась к дому. Она несколько минут посидела на террасе с Джоном, а затем сказала ему, что ей надо отлучиться часа на два, чтобы съездить на заправочную станцию и в магазин в Файет. Он кивнул и сказал, что все прекрасно. На кухне Рамона достала из кувшина два доллара, проверила, что у Джона есть все необходимое, что может понадобиться за время ее отлучки, а затем взяла ключи от машины. Она выехала на шоссе в двадцать минут пятого и рассчитывала попасть в нужный ей магазин в Файете до закрытия в пять часов.