Урожай собрать не просто, стр. 31

— По крайней мере, это было благородно с его стороны.

— Я бы сказала, глупо.

— Одно другому не мешает.

— А что ты конкретно ему ответила? Почему не захотела даже подумать о браке? Ведь такая ситуация…

— О чем тут думать! Я вообще сначала решила, что господин Клаус предлагает мне работу у него на фабрике! Если бы я согласилась, это было бы все равно что собственноручно отдать себя в рабство. Собственно, почти это я ему и сказала…

Тут не выдержала и вмешалась мать Алисии, которая до этого усиленно делала вид, что занята вышиванием, но на самом деле сосредоточилась на нашем разговоре. Пусть слушает, надо же будет потом кому-то разнести по округе мою версию событий.

— Николетта, ты и впрямь не понимаешь, что происходит.

— Ошибаетесь, леди Карин, прекрасно понимаю. Я получила письмо от леди Рады, она упрекала меня за то, что я такой неблагодарностью ответила на ее благосклонность, а также в красках, на пяти страницах, расписала мне, что ожидает девиц слишком вольного поведения. Как будто это не разбойники напали на меня, а я на разбойников!

— Но что ты собираешься делать со всеми этими слухами? — встревоженно спросила Алисия.

— Ничего… посижу дома… годков до шестидесяти, а там все и забудут. Или вспоминать будет некому…

— Николетта!

Возвращаясь от Алисии, на пороге дома я столкнулась с взлохмаченным учителем математики. Глаза его горели фанатичным огнем, губы шевелились, выговаривая какую-то абракадабру. Бедняга пытался запихнуть в портфель штангенциркуль, не обращая никакого внимания на геометрическое несоответствие открытого кармана и вышеуказанного прибора. Заметив мою скромную персону, учитель почему-то долго жал мне руку и плакал, а когда смог наконец заговорить, выдал какую-то белиберду:

— Поздравляю! От души поздравляю! Ваш брат Ерем только что доказал теорему листа! Теорему листа! Вы даже себе не представляете! — Математик был готов меня расцеловать, но, к счастью, какая-то более светлая мысль отвлекла его. — Я должен немедленно написать об этом в математическое общество!

Я некоторое время смотрела вслед его воодушевленной удаляющейся фигуре, а затем зашла в комнату брата.

— Ерем, ты правда доказал какую-то теорему?

Мальчик безразлично покачал головой и отвернулся, явно не испытывая ко мне никакого интереса.

— Тогда почему же учитель так рад?

Вот на этот вопрос нельзя было ответить одним кивком головы, и Ерем снизошел.

— Он думает, что я доказал теорему.

— Но это не так?

Ерем молчал.

Действительно, глупая старшая сестра спрашивает одно и то же два раза.

— Извини, конечно, но мой слабый и недостойный разум не может понять, зачем тебе все это, — расстелилась я в приступе самоуничижения. — Будь так снисходителен и объясни. Может, нам не стоит платить этому учителю?

Мальчик недовольно передернул плечами:

— У него уйдет несколько дней, чтобы понять, что теорема не доказана, и на это время он оставит меня в покое. Пусть учит Оську и Михея — вот кому действительно нужна примитивная математика.

— Целая речь, — ошеломленно пробормотала я. Нет, все же есть в Ереме какое-то неповторимое очарование детства. Надеюсь, математик тоже когда-нибудь это поймет. — Пойдем со мной, кое-что покажу.

Я схватила мальчика за руку и потащила к выходу из дома.

При виде велосипеда ребенок надулся, но в глазах впервые за долгое время мелькнул интерес. Я села на велосипед и сделала широкий круг по двору, демонстрируя механизм во всей красе. А уже через минуту из дома выскочил Ивар и, потрясая священным кругом, стал кричать мне вслед:

— Николетта, что ты делаешь! Побойся богов! Как ты можешь садиться на эту лешую конструкцию?

Затем из дверей вылетел Оська и побежал за мной:

— Николетта, дай покататься! Ну сестренка, ну пожалуйста!

За ним объявился Михей и тоже припустил следом, так что я даже чуть притормозила из-за желания услышать, что ему от меня надо.

— Николетта, дай мне разобрать эту штуку! Я хочу стать механиком!

— Николетта, слезай немедленно! — Это в хвост нашей группе пристроился Ивар.

Ерем в дом не уходил, только пытался скрыть улыбку, будто знал, что если я кому и позволю разобрать велосипед, то только ему.

Я тоже рассмеялась. Ну их всех, этих соседей с фабрикантом в придачу! Им ни за что не удастся испортить мне настроение!

Солнце грело осенним теплом, сверкая на железных спицах колес. Воздух пах яблоками и палой листвой. Мышцы болели, но уже меньше, так что снова можно было крутить педали и смотреть, как убегает земля под ногами.

Не догоните!

Глава 5

Прикладная приметология

Через день добровольного затворничества мне стало скучно: братья старались не попадаться на глаза, а дома даже пауки и те ходили строем, не говоря уже о прислуге. Поэтому я решила пересмотреть свое собственное решение «посидеть дома, пока толки в округе не улягутся». К тому же надеюсь, Алисия уже успела распространить сплетню о том, как я отказала фабриканту, вкупе с леденящей историей о разбойном нападении. Оставалось только уповать на то, что остросюжетность правды сумеет затмить вымысел, каким бы пикантным он ни казался всем местным кумушкам. А то у меня уже появилось чувство, что если не выйти из дома сейчас, то сделать это потом будет намного сложнее. Поэтому я взяла выстиранный и выглаженный медицинский фартук, на днях позаимствованный у доктора, и решила, что настало время его вернуть. Сэр Мэверин со своими прибаутками, как никто другой, сможет поднять мне настроение, а заодно и выбить из головы навязчивые мысли о фабриканте и его нелепых поступках.

В дверях домика доктора меня встретила взлохмаченная женщина средних лет: в одной руке она держала подушку, а в другой мужские брюки в тонкую щегольски-розовую полоску. Когда я сказала, что хотела бы видеть доктора, женщина — по-видимому все же экономка — несказанно обрадовалась.

— Доктор Мэверин, — закричала она куда-то в глубь дома, — к вам пациент!

— Он умирает? — раздался в ответ едва слышный сонный голос.

Экономка окинула меня критическим взглядом: я была полна жизни и светилась абсолютным здоровьем.

— Не похоже, — пробормотала она, но доктор чудесным образом услышал.

— Тогда пусть придет после одиннадцати. Я сплю.

— Он спит, — почему-то шепотом повторила экономка, будто я могла этого не услышать.

— Тогда передайте ему, пожалуйста, этот фартук и большое спасибо.

А я всегда жила в наивной уверенности, что доктора встают рано, дабы успеть с утра обойти своих пациентов. Обычные, наверное, и встают… а необычные дают и пациентам и себе выспаться.

На обратном пути к дому позади меня раздался шум кареты, и, обернувшись, я узнала наш собственный выезд. Экипаж был один, без телеги, груженной семенами, которая при благоприятном развитии событий должна была бы следовать за ним.

Плохо.

Я помахала слуге на козлах, чтобы он остановился, и только тут поняла, что, занявшись мыслями о драгоценных семенах, даже не обратила внимания на то, что рядом с возницей сидит Лас.

— Николетта! — помахал он мне рукой.

— Что случилось? — в неравной схватке с самой собой мне удалось побороть природные инстинкты и не спросить: «Где семена?» Иногда я являю собой просто образец сестринской заботы, но никто почему-то этого не ценит.

— Ничего не случилось. Все хорошо. — Брат беспечно улыбался и жевал сорванный где-то в поле колосок. — Солнце сегодня пахнет осенними яблоками, тебе не кажется?

У Ласа всегда все хорошо, это мы — суетные смертные — вечно волнуемся о каких-то пустяках. Иногда я даже думаю, что ему стоит удалиться в горы, где он через два дня станет святым учителем среди пытающихся достичь просветления монахов.

Пришлось отбросить свою боязнь показаться меркантильной — иначе бы мы еще полчаса обсуждали поэтические особенности погоды.