Любовная горячка, стр. 62

– Еще один сюрприз, – пробормотал он.

Вот именно, ублюдок, я выдающаяся личность, так что берегись, хотела сказать я, но голосовые связки больше не повиновались мне, как и все остальное.

– Встань, – скомандовал Гроссмейстер.

Амулет мерцал на его ладони, излучая такой же призрачный свет, как тот, что я смогла зажечь и которым так гордилась.

Я встала, неуклюже, как марионетка на ниточках. Разум боролся, но тело ему не подчинялось. Я застыла перед облаченным в красную мантию Гроссмейстером, глядя в его слишком красивое для человека лицо и ожидая новых приказов. Он и с моей сестрой так поступал? Она тоже повиновалась ему, так же бессильно сопротивляясь, как я сейчас?

– Пойдем. – Он развернулся, и я, как робот, последовала за ним.

Из тени пещеры вдруг появился Бэрронс, который, словно ракета, сбил меня с ног на пол и прикрыл собственным телом.

Гроссмейстер обернулся, мантия взвихрилась вокруг него.

– Она остается со мной, – сказал Бэрронс.

Его голос тоже гудел тысячами оттенков других голосов, стенки моего черепа опять завибрировали. Конечно же, я остаюсь с ним. Разве может быть иначе?

То, что сделал в следующую секунду Гроссмейстер, оказалось для меня настолько неожиданным, что я еще несколько минут тупо моргала после того, как все закончилось.

Он внимательно посмотрел на моего загадочного защитника, кивнул головой охранникам – и ушел.

Мы мчались обратно в Дублин на блестящем черном «майбахе», украденном у Роки О'Банниона. Я не пыталась начать разговор, Бэрронс тоже. За последнее время, вне зависимости от того, сколько часов было в этом «последнем времени», мне слишком многое пришлось пережить. Потом я узнала, что прошло всего двадцать семь часов. Я встретилась с Охотником, выяснила, что призрак не только реален, но и более опасен, чем Невидимые, которые за мной охотились, я была заперта в клетку, меня пытали, меня искалечили до смерти, я спаслась, я съела живое мясо Невидимого, я приобрела нечеловеческую силу и мощь, но одному Богу известно, чего при этом лишилась, я дралась с вампиром, я дралась с Бэрронсом, которого ближе к концу начало заносить куда-то совсем уж мимо дела, я отдала могущественную реликвию Темных убийце моей сестры, и, что хуже всего, я выяснила, что в его присутствии я не способна действовать по собственной воле. Если бы там не оказалось Бэрронса, который снова меня спас, мой главный враг в красной мантии просто увел бы меня за собой, как Гаммельнский музыкант зачарованную крысу. Однако в тот момент, когда я думала, что ничто уже не способно удивить или поразить меня, Гроссмейстер только взглянул на Бэрронса – и по одному его слову ушел прочь.

И это беспокоило меня. Очень беспокоило. Если Гроссмейстер так просто ушел от Бэрронса, то в какой же я опасности на самом-то деле? В пещере я чувствовала себя непобедимой до последнего момента. А потом один из находившихся там мужчин сломил мою волю всего парой слов, а другой мужчина заставил первого уйти. Вот они, два зла, между которыми надо сделать выбор.

Я взглянула на водительское сиденье, на котором восседало Меньшее Зло, и открыла рот, чтобы заговорить. Меньшее Зло взглянуло на меня. Я тут же захлопнула рот.

Я не знаю, как он умудрялся вести машину, поскольку довольно долгое время мы не сводили друг с друга глаз. Мы неслись сквозь ночь, а воздух в машине был заполнен всем тем, что мы не решались сказать. В этот раз мы даже не пытались вести один из привычных безмолвных разговоров, никто из нас не хотел выдать другому ни единой своей мысли, ни одного чувства.

Мы смотрели друг на друга как два абсолютно незнакомых человека, которые внезапно проснулись в одной постели и теперь не знают, что говорить друг другу, и поэтому молчат. Они расходятся в разные стороны, обещая, естественно, что позвонят. Однако следующие несколько дней при взгляде на телефон они испытывают дискомфорт и смущение оттого, что раздевались перед кем-то, кого вообще не знают, и с каждым разом этот дискомфорт становится ощутимее, а в итоге телефонный звонок так никогда и не раздался.

Сегодня вечером мы с Бэрронсом сняли друг перед другом кожу. Мы разделили слишком много секретов, но ни один из них не был важен.

Я уже собиралась отвернуться, когда он потянулся к моему сиденью, коснулся моей скулы своими длинными, сильными, красивыми пальцами и погладил меня по лицу. Ласковое прикосновение Иерихона Бэрронса способно заставить кого угодно почувствовать себя самым счастливым человеком на земле. Это все равно что подойти в джунглях к самому большому, самому дикому льву, лечь рядом, сунуть голову ему в пасть и ощутить, что лев, вместо того чтобы откусить вам голову, начинает вылизывать вас и мурлыкать.

Я отвернулась. Бэрронс снова сосредоточился на дороге.

Остаток нашего пути прошел в том же напряженном молчании, что и первая его часть.

– Возьмите это, – сказал Бэрронс, отворачиваясь, чтобы закрыть дверь гаража.

Теперь он установил здесь систему сигнализации и набирал на пульте какие-то цифры.

Уже почти стемнело. Краем глаза я заметила Теней, которые все так же непрерывно, без устали двигались по краю Темной Зоны, словно мухи, которые трепещут крыльями, прилипнув к ленте.

Бэрронс протянул мне шарик из тонкого стекла. Шарик казался хрупким, как скорлупка, и был того же неопределимого цвета с постоянно меняющимися оттенками, что и мантия В'лейна, в которой он показался мне на пляже в стране Фейри. Я осторожно взяла шарик, опасаясь своей нынешней силы. Я сломала дверь «майбаха», слишком сильно хлопнув ею, и Бэрронс до сих пор бесился по этому поводу. Никто не любит тех, кто хлопает дверью, вопил он.

– Что это такое? – спросила я.

– Это Сфера Д'жай, Реликвия одного из королевских домов Видимых.

– Не может быть. Это не Объект Силы, – сказала я.

Бэрронс взглянул на меня.

– Да, это он.

– Нет, не может быть, – упорствовала я. – Я же разбираюсь в таких вещах, помнишь?

– Это, – мягко повторил Бэрронс, – определенно Объект Силы.

– Нет, не Объект.

В какой-то момент я была уверена, что мы продолжим эту игру в «нет-да». Мы уставились друг на друга, свято уверенные в собственной правоте.

Затем глаза Бэрронса расширились, словно он понял что-то крайне неприятное.

– Достаньте копье из шкатулки, мисс Лейн, – потребовал он.

– Я не понимаю, с какой стати мне это делать, поэтому лучше не буду.

Я не хотела больше прикасаться к копью. Я жутко боялась плоти Невидимого, которая растворилась во мне, и понятия не имела, насколько эта пища изменила меня, а пока я не знала, где лежит предел этих изменений, я старалась как можно тщательнее избегать вещей, способных навредить Фейри.

– Тогда просто откройте шкатулку, – сквозь зубы процедил Бэрронс.

Это я могла, хотя все еще не понимала, зачем это делать. Я вытащила шкатулку из-под мышки и открыла ее. Посмотрела на копье. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы понять.

Я не чувствовала его. Совсем.

К тому же, внезапно сообразила я, я не чувствовала его еще в будуаре Мэллиса. Я просто увидела копье, лежащее в шкатулке.

Я сфокусировалась на копье изо всех сил. Мои чувства ши-видящей больше не действовали. Они не замерли. Не притупились. Они исчезли.

– Да что со мной такое?! – в отчаянии закричала я.

– Вы ели Фейри. Подумайте.

Я закрыла глаза.

– А Фейри не могут ощущать Объекты Силы.

– Вот именно. И вы знаете, что это означает? Это означает, мисс Лейн, что вы больше не способны отыскать «Синсар Дабх». Черт побери! – Бэрронс резко развернулся на каблуках и зашагал к магазину.

– Черт побери, – повторила я.

Это означало еще и то, что теперь я ему не нужна. Точно так же, как и В'лейну. Со всеми своими сверхчеловеческими способностями я внезапно оказалась совершенно бесполезной.

Всегда есть обратная сторона медали, – предупреждал меня Бэрронс.