Сто Тысяч Королевств, стр. 77

— Ну что ж, хорошо, — наконец сказал Вирейн, и мы прошли в зимний сад и направились к белеющей вдалеке колонне шпиля.

27

ЦЕРЕМОНИЯ ПЕРЕДАЧИ ВЛАСТИ

На самой вершине шпиля есть комната — если ее можно так назвать.

То есть на самом деле это площадка под гигантским стеклянным колпаком. Если бы не посверкивание и отражения, казалось бы, что мы стоим на открытом месте. На обрезанной верхушке шпиля. Пол сделан из такого же блестящего перламутра, как и все в Небе, но здесь он имеет форму правильного круга — такого во дворце мне еще не приходилось видеть. Круг означает, что это место посвящено Итемпасу.

Под нами в воздухе плыло огромное белое тело дворца. С этого места я едва могла разглядеть передний двор — его можно было узнать по зеленому пятнышку Сада и острому выступу Пирса. Надо же, а ведь я не знала, что Небо — круглое. А под ним темным покрывалом лежала земля, скругляясь вокруг нас подобно огромной чаше. Круг внутри круга внутри другого круга. Настоящее святилище.

Декарта стоял в дальнем конце зала, тяжело опираясь на элегантную трость из даррского дерева. Она ему, без сомнения, понадобилась, чтобы взобраться по спиральной лестнице, которая вела в комнату. За ним и над ним расстилалось небо в подсвеченных рассветом облаках. Они сбивались в кучерявые кучи и наплывали мелкой рябью, похожей на нитку жемчуга. Облака выглядели уныло — серые, как мое мерзкое платье, и только на востоке их уже позолотило и выбелило встающее солнце.

— Поторопитесь, — сказал Декарта и показал, где кому предстоит стоять на круглом полу комнаты. — Релад — сюда. Симина — туда, напротив него. Вирейн, ко мне. Йейнэ — туда.

Я безропотно повиновалась и встала перед белым постаментом безо всякого орнамента. Он доставал мне до груди. Наверху чернело отверстие с ладонь шириной — жерло шахты, ведущей от ублиетты. А над отверстием висел в воздухе, ничем не поддержанный, маленький темный предмет. Весь сморщенный, увядший, более всего похожий на комок грязи. И это — Камень Земли? Вот это уродливое непонятно что?

Оставалось утешаться лишь тем, что бедняга в ублиетте уже мертв.

Декарта помолчал и смерил злым взглядом выстроившихся за моей спиной Энефадэ.

— Нахадот, ты можешь занять свое обычное положение. Что до остальных, то я не приказывал вам присутствовать на церемонии.

К моему удивлению, подал голос Вирейн:

— От их присутствия произойдет лишь благо, милорд. Отец Небесный будет рад увидеть своих детей — даже тех, кто его предал.

— Какому отцу приятно видеть детей, которые обратились против него? — И Декарта перевел холодный взгляд на меня.

Интересно, сейчас он видит меня? Или глаза Киннет на моем лице?

— Я хочу, чтобы они остались, — проговорила я.

Он не изменился в лице — только слегка поджал и без того тонкие, в ниточку, губы.

— Хорошие же у тебя друзья — пришли посмотреть, как ты умираешь…

— Мне будет тяжело без их поддержки, дедушка. Скажи мне, когда ты убивал Игрет, разрешил кому-нибудь стоять с ней рядом?

Он выпрямился — как необычно для старика. И в первый раз за все время я увидела в нем тень человека, каким он был когда-то: высокий и надменный, как настоящий амниец, прекрасный и страшный в своем великолепии, как моя мать. Надо же, а ведь они и в самом деле похожи… Правда, теперь для своего роста он был слишком худ, и худоба эта смотрелась болезненно.

— Я не собираюсь отчитываться тебе в моих действиях, внучка.

Я кивнула. Краем глаза я видела остальных — они внимательно наблюдали за диалогом. Релад выглядел встревоженным. Симина злилась. Вирейн — а вот что чувствовал он, понять невозможно. Но он смотрел на меня очень пристально — с чего бы это?.. И тем не менее я не могу себе позволить отвлекаться на такие мысли. У меня остался последний шанс узнать, почему умерла мать. Я все еще полагала, что это сделал Вирейн, — и это по-прежнему казалось мне странным. Он же любил ее. Но вот если он выполнял указания Декарты…

— Тебе не нужно отчитываться. Я могу догадаться сама. Когда ты был молод, ты в точности походил на этих двоих… — И я указала на Релада и Симину. — Тебя интересовал только ты сам — и радости жизни. Жестокий, самовлюбленный юнец. Но все же не такой бессердечный, как остальные, правда? Ты женился на Игрет, она тебе и впрямь была дорога, иначе бы твоя мать не приказала принести ее в жертву, когда настало время передать власть. Но ты любил власть больше, чем Игрет, и ты согласился на сделку. Ты стал главой клана. А твоя дочь стала твоим смертельным врагом.

Губы Декарты задрожали. Трудно сказать почему — то ли чувства нахлынули, то ли паралич давал себя знать.

— Киннет любила меня.

— О да, любила, — отозвалась я. — И я думаю, что ты убил ее.

Лицо старика исказилось от боли. Так тебе и надо. Впрочем, мне-то какая от этого выгода — война проиграна, а последствия этой стычки — ничтожны. Я все равно умру. И пока моя смерть будет залогом исполнения желаний столь многих — моих родителей, Энефадэ, моих собственных, — я не смогу принять ее. Мое сердце исполнено страха.

Несмотря на это, я оглянулась на выстроившихся за спиной Энефадэ. Курруэ отводила глаза, а вот Чжаккарн ответила взглядом на взгляд и уважительно склонила голову. Сиэй жалобно замурчал — и в этом нечеловеческом звуке проступало совершенно человеческое горе. Я почувствовала, как глаза заплывают слезами. Какая глупость, если вдуматься. Да, я сегодня умру — но какая разница? По сравнению с бесконечностью его жизни моя — просто миг. Странно, ведь умереть предстоит мне, но почему я уже так тоскую по нему?

А потом я посмотрела на Нахадота. Он припал на одно колено, над ним грузно нависли серые облака-оковы. Конечно, в святилище Итемпаса они непременно поставят его на колени. И он смотрел на меня, а не на светлеющее восточное небо. Я ожидала, что встречу бесстрастный взгляд, но нет. Глаза его были полны стыда, печали и ярости, которая некогда сокрушала планеты. А еще я увидела в них другое чувство — но назвать его не решилась.

Могла ли я доверять тому, что видела? Осмелилась бы? В конце концов, совсем скоро к нему вернется сила… Так что ему стоит сделать вид, что он меня любит, и так подтолкнуть к исполнению своих желаний?

Я опустила глаза — сердце защемило от боли. Я слишком долго пробыла в Небе — и уже не доверяла даже себе.

— Я не убивал твою мать, — тихо сказал Декарта.

Я вздрогнула. Он говорил тихо, поначалу мне показалось, что я плохо расслышала.

— Что?..

— Я не убивал ее. Я бы никогда ее не убил. Если бы она не ненавидела меня так, я бы умолял ее вернуться в Небо. Даже тебя привезти.

Я глазам своим не верила — по щекам Декарты текли слезы. Он плакал. И с ненавистью смотрел на меня — сквозь слезы.

— Я бы даже попытался полюбить тебя. Ради нее.

— Дедушка! — подала голос Симина.

Оклик прозвучал нагло — мол, чего ждешь, начинаем!

— Я могу понять ваше теплое отношение к нашей кузине, но…

— Замолкни! — рявкнул на нее Декарта.

Под взглядом волчьих, бледно-серых глаз она смутилась.

— Ты понятия не имеешь, как близок я был к тому, чтобы убить тебя, получив известие о смерти Киннет.

Симина вытянулась и замерла — прямо как Декарта. Но приказа не исполнила — еще бы она повиновалась.

— Право убить Киннет принадлежало лишь вам, дедушка. Но я к ее смерти не имею отношения. Ни она, ни ее дочка-дворняжка меня никогда не интересовали. Я даже в толк не возьму, почему она выбрана жертвой для сегодняшней церемонии.

— Я хотел узнать, Арамери она или нет, — очень тихо ответил Декарта.

И посмотрел на меня. Сердце успело стукнуть три раза, пока я наконец догадалась, что он имеет в виду. И кровь отхлынула от лица.

— Ты думал, что это я ее убила, — прошептала я. — Всеотец, ты и впрямь в это верил…

— Убивать тех, кто дорог нашему сердцу, — древняя традиция нашей семьи, — холодно отозвался Декарта.