Грех бессмертия, стр. 53

Ложь! — подумал Эван. — Все проклятое чертово вранье!

— Миссис Джайлз сказала мне, что его ноги парализованы.

— Миссис Джайлз не знает всего! — огрызнулась женщина. — Вот как вы отреагировали! Думаете, мне хочется, чтобы все в деревне смотрели на моего мужа как на какого-нибудь чертова уродца? Вы так хотите? Господи, я пережила достаточно мучений! — Она на мгновение замолчала, снова обретая контроль над собой. — После того несчастного случая его забрали в госпиталь в Джонстауне. Он оставался там долгие месяцы. И когда вернулся домой, я решила, что лучше не говорить ни с кем о его… ранениях. — Она взглянула в глаза Эвану. — Надеюсь, вы будете уважать мои чувства.

Ты лжешь, — подумал он. — Но почему?

Он кивнул:

— Конечно.

— Хорошо. Сожалею, что вышла из себя, но шок при виде этого… я знаю, что мне уже пора привыкнуть к настроениям Гарриса, но это так тяжело. — Она двинулась к двери. — Я лучше сейчас позабочусь о нем. До свидания. — И дверь закрылась. Он услышал, как дверь с той стороны снова закрыли на цепочку, ее приглушенный голос и поскрипывание колесиков кресла. Он сошел с крыльца, его голова гудела, и страх, словно болезнь, затаилась в животе. По дороге домой слова этого испуганного полубезумного человека эхом отдавались в его мозгу, словно предсказание оракула:

ОНИ ПРИДУТ ЗА ВАМИ НОЧЬЮ.

20

«Крик петуха»

За ужином Эван почувствовал, что его рука, держащая вилку, дрожит.

Темнота струилась сквозь окна, ложась на лес черным пятном, уменьшая дома Вифанииного Греха до зловещих очертаний, огни в которых блестели как коварные глаза. Эвану был виден белый серп растущей луны; он вспомнил о металлическом щите в форме полумесяца на третьем этаже музея, об отчеканенном на нем разгневанном лице, о тех широко раскрытых глазах на обломках керамики. Теперь он понял, что выражение ужаса в них было аналогично тому, какое он увидел в глазах у Гарриса Демарджона.

— С твоей свиной отбивной все в порядке? — спросила Кэй, увидев, что он съел не слишком много.

— Что? — он посмотрел на нее.

— Ты не ешь ничего.

— А. — Он откусил кусочек картофеля со сметаной. — Я думаю, вот и все.

— О чем же? О чем-то, что сегодня случилось?

Он заколебался. В первый момент у него возникло желание рассказать ей все: что миссис Демарджон нарочно сказала ему неправду, что сейчас внутри него бушевал неописуемый страх. О, но он уже знал, что она скажет: «Тебе нужно обратиться к врачу по поводу этих потусторонних страхов, которыми ты разрушаешь наши жизни, по поводу этих предупреждений, или как их там, к дьяволу. О, господи, моя голова… как же у меня болит голова…»

— Нет, — сказал Эван, избегая ее взгляда. — Я беспокоюсь по поводу рассказа, над которым я сейчас работаю.

— Мне хотелось бы что-нибудь о нем услышать.

Он улыбнулся слабой открытой улыбкой.

— Ты же знаешь, я не могу говорить о своих рассказах до тех пор, пока не закончу.

Она пристально на него посмотрела и подумала: почему он так выглядит?.. Что же это? Утомление? Боязнь? Перегруженность работой? Она дотронулась до его руки и сквозь кожу почувствовала биение его пульса.

— Знаешь, — сказал он, положив вилку и посмотрев сначала на нее, затем на Лори, жующую свою фасоль и морковь. — Я кое о чем подумывал в последние дни. На этой неделе здесь было так жарко и сухо, ко мне пришла мысль забраться в машину и съездить всем вместе в следующий выходной в Джерси на берег океана. Как вы думаете?

Глаза Лори заблестели.

— Океан! — воскликнула она.

— Правильно. Океан. Помнишь, летом мы ездили в Бич-Хэвен?

Лори кивнула.

— Это было забавно. Но я тогда обгорела на солнце.

— Помнишь тот потерпевший крушение корабль, который торчал из песка? Мы могли бы еще раз сходить его посмотреть. Помнишь тот маяк, который выглядел, словно сахарный тростник?

Кэй сжала ему руку.

— Это было бы чудесно, Эван. Но мне надо принимать экзамены на следующей неделе. Я, вероятно, не смогу поехать.

— Но подожди! Ты же можешь поехать в выходной!

Она улыбнулась.

— Это слишком долгая поездка, чтобы обернуться за два дня. Почему бы нам не подождать до конца семестра?

— Ааааа! — заныла Лори, больше совсем не заинтересованная ни своей фасолью, ни морковкой.

— Ну, что ж, — настаивал Эван, — тогда поедем куда-нибудь поближе. Наверх, в горы, там прохладнее. Только на выходные, чтобы утром в понедельник быть дома.

— Да! — сказала Лори.

Кэй смотрела на него с удивлением. Что значат все эти разговоры об отдыхе? — недоумевала она. Обычно они с Лори уговаривали его оторваться от машинки на пару дней. Сейчас же было видно, что ему сильно хотелось уехать прочь из деревни.

— Боюсь, что мне придется нарушить эти планы, — сказала она. — Эти экзамены — для меня сейчас самое важное.

— Хорошо, когда ты сможешь поехать? — спросил он. — Наверное в августе… после окончания семестра…

Он молчал, глядя мимо нее.

— Август не так уж и далеко, — напомнила ему Кэй. — Всего две недели.

— Я беспокоюсь о тебе, — сказал он. — Мне кажется, мы должны… уехать из этого места на некоторое время.

— Беспокоишься обо мне?

— Да. Сны, которые ты видела…

— Пожалуйста, — попросила она и очень аккуратно положила на тарелку свою ложку. — Давай не будем говорить об этом.

— Это важно! — сказал он и понял, что сделал это чересчур громко, потому что глаза Лори расширились, словно в ожидании ссоры. Поэтому следующую фразу он произнес тише:

— Любой повторяющийся сон что-нибудь означает. Поверь мне, я знаю…

— Это не повторяющийся сон! — сказала она. — Я имею в виду, что в них я играю одну и ту же роль, в той же обстановке, но… происходящие события никогда не повторяются.

— Хорошо. Но я все еще обеспокоен.

— Беспокойство, — сказала Кэй. — Ты мне сам сказал, как это называется. — Она прищурилась, словно эта ужасная никудышная правда ранила ее. — Итак, теперь ты считаешь, что деревня имеет какое-то отношение к твоим снам?

— Я думаю, что отдых пошел бы нам всем на пользу.

— Давайте поедем в Бич-Хэвен! — сказала Лори. — Пожалуйста, давайте!

— Нет. Я не могу. — Кэй охватила внутренняя дрожь, потому что теперь она знала причину его беспокойства. Ей было знакомо это выражение на лице Эвана: растерянности, беспомощности, испуга. Его взгляд напоминал взгляд утопающего, которому не за что ухватиться. — Эван, — спокойно сказала она, — это самое прекрасное место, в котором мы когда-либо жили. У нас есть шанс, реальный шанс чего-то добиться. Ты что, не понимаешь этого?

Посидев некоторое время неподвижно, он оттолкнул свою тарелку, словно ребенок, получивший выговор. Ты был очень плохим мальчиком, как сказала миссис Демарджон.

— Может быть, это наш последний шанс, — повторила Кэй.

Он кивнул и поднялся из-за стола.

— Куда ты уходишь?

— Хочу прогуляться, — сказал он. В его голосе больше не было гнева, но чувствовались напряженность и неискренность.

— Прогуляться? Куда же?

— Хочу прокатиться. Где ключи от машины?

— Я тоже хочу прокатиться на машине! — заявила Лори.

— Они… в моем кошельке на кровати. — Она проводила его взглядом. Хочешь чтобы мы поехали с тобой?

— Нет, — сказал он и начал подниматься по лестнице в спальню.

— Доедай свой ужин, — сказала Кэй девочке. — Эта морковка для тебя полезна. — Она прислушалась к его шагам на лестнице, услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Через несколько минут заработал двигатель, и микроавтобус направился к дороге и проехал по Мак-Клейн-террас.

— Что случилось с папочкой? — спросила Лори. — Он вел себя так непонятно.

И только тогда Кэй почувствовала, что слезы жгут ей глаза.

— Твой папочка… нездоров, Лори. Он совсем нездоров. — Из ее глаз хлынул сильный жгучий поток. Лори смотрела на нее с удивлением.

«Крик Петуха», подумал Эван, поворачивая свой микроавтобус в северном направлении, на темную молчаливую улицу. Это хорошее место, где можно выпить и, может быть, задать кое-какие вопросы. Он проехал мимо темного бугра кладбища, фары осветили могильные камни. По дороге к Кингз-Бридж-роуд, охваченной темнотой, в его сознании мелькали непонятные детали, похожие на добела раскаленные метеоры. «Они придут за вами ночью, — сказал этот человек. — Точно так же, как они пришли за мной. Забирайте свою жену и маленькую дочку и уезжайте. Сейчас же». — И спокойный, уравновешенный голос Кэй: «Август не так уж далеко. Это, может быть, последний шанс, который у нас есть». Он жал все быстрее и быстрее, совсем убрав ногу с тормозов. Фары высветили дорожный указатель: