100 великих русских эмигрантов, стр. 4
Во время этих переговоров начальник Котошихина, князь Юрий Алексеевич Долгоруков, потребовал от подчиненного написать донос на своего предшественника – дескать, именно по его вине русская армия понесла огромные потери. За это Долгоруков обещал Котошихину помочь вернуть московский дом и продвинуть по службе. Клеветать Григорий Карпович не захотел, но и прямо отказать Долгорукову для него было равносильно самоубийству – за это известный своим крутым нравом боярин стер бы его в порошок. Оказавшись между двух огней, Котошихин принял отчаянное решение бежать в Речь Посполитую.
Когда именно совершился побег, неизвестно. Вероятно, это произошло на рубеже 1664 и 1665 гг. В Вильне беглый подьячий подал прошение на имя польского короля Яна-Казимира и был принят на службу канцлера Великого княжества Литовского. Годовой оклад Котошихина составил впятеро большую сумму, чем в России, – 100 рублей. Фамилию подьячий сменил и отныне звался Яном-Александром Селицким.
Впрочем, заурядная служба в польской провинции, по-видимому, не устраивала Котошихина. После того как несколько его писем королю остались без ответа, он летом 1665 г. бежал из Польши в Силезию, откуда пробрался в Пруссию и оттуда в Любек. В октябре 1665 г. Котошихин на корабле прибыл из Любека в Нарву. Скитания по Европе не пошли ему на пользу – до Нарвы он добрался с обмороженными ногами, голодный, оборванный, без копейки денег. К счастью, в Нарве Котошихин встретил старого знакомого, шведского подданного Кузьму Овчинникова, который отвел Григория к губернатору города Якобу Таубе. Тот, с трудом узнав в нищем оборванце бывшего московского дипломата, пять лет назад встреченного в Стокгольме, распорядился выдать русскому одежду и небольшую сумму денег.
По всей видимости, к этому времени Котошихин сильно раскаивался в своей эмиграции, так как, узнав о том, что в Нарве находится его старый сослуживец Михаил Прокофьев, поспешил к нему. Но тот не только не стал общаться со знакомцем, но и немедленно сообщил новгородскому воеводе князю В.Г. Ромодановскому о перебежчике. Воевода тут же потребовал у шведов выдать «вора» и отрядил для этого в Нарву стрелецкого капитана. Но шведы, как выяснилось, выдавать Котошихина вовсе не собирались. Для безопасности его посадили в тюрьму, где и держали до 9 декабря 1665 г., когда в Нарву прибыл старый знакомый подьячего – Адольф Эберс. Он привез бумагу, разрешавшую Котошихину переезд в Стокгольм и поступление на государственную службу.
5 февраля 1666 г. Котошихин прибыл в столицу Швеции. Его принял король Карл XI, который распорядился выдать эмигранту 150 далеров серебром. В том же году Григорий Карпович приступил к работе над обширной запиской о России, которая была заказана ему шведским государственным канцлером Магнусом Делагарди. Шведские власти были весьма заинтересованы в работе Котошихина и 29 ноября 1666 г. назначили ему немалое жалованье – 300 далеров серебром в год. Поселился Котошихин в Стокгольме в доме старого знакомого, переводчика Даниила Анастасиуса, с которым у него сложились теплые отношения.
Все испортил, как это часто бывает, обыкновенный алгоколь. 25 августа 1667 г. Анастасиус поссорился с женой, после чего Котошихин по ее просьбе помирил супругов. Домовладелец с постояльцем вместе отправились в город, чтобы купить в знак примирения кольцо. Вернулись оба вдрызг пьяные и начали выяснять отношения. Анастасиус обвинял Котошихина в ухаживаниях за женой, гнал из дома, выкрикивал оскорбления. В конце концов завязалась драка, в разгар которой Котошихин несколько раз ударил хозяина дома «испанским кинжалом». Раны оказались смертельными, и 9 сентября Анастасиус умер.
Котошихин переживал случившееся очень тяжело – будучи в тюрьме, он попытался покончить с собой. 26 сентября шведский суд приговорил его к смертной казни, но отсрочил ее исполнение специально для того, чтобы Григорий Карпович смог ознакомиться с основами лютеранской веры, которую он захотел принять перед смертью. В начале ноября 1667 г. Котошихин был обезглавлен в Стокгольме. Хоронить казненного не стали – его тело перевезли в Упсальский университет и предоставили медикам для препарировния. Скелет Котошихина хранился в Упсале еще долгие годы…
В истории имя Григория Котошихина осталось благодаря его главному сочинению – написанной в 1666 г. «Записке о России в царствование Алексея Михайловича». Ее перевод на шведский язык был обнаружен в 1837 г. профессором Гельсингфорсского университета С.В. Соловьевым, а в 1838-м в Упсале отыскался и собственноручно написанный и великолепно оформленный самим Котошихиным оригинал. Разделенное на 13 глав, сочинение эмигранта, в сущности, является обстоятельным путеводителем по жизни и быту россиян середины XVII столетия. Написанная ярким и энергичным языком «Записка…» – бесценный исторический и литературный памятник. Она четырежды издавалась в России, в последний раз – в 1906 г., после чего оказалась основательно задвинута «на задворки» истории русской литературы. Уж больно «неподходящей» считалась биография ее автора…
Алексей Петрович
Царевич Алексей Петрович родился 18 февраля 1690 г. в подмосковном селе Преображенском в семье царя Петра I и царицы Евдокии Федоровны, урожденной Лопухиной. Раннее детство Алексея прошло в обществе матери и бабушки, царицы Натальи Кирилловны, а после сентября 1698 г., когда Евдокия была заточена в Суздальский монастырь, Алексея взяла на воспитание тетка, царевна Наталья Алексеевна. Мальчик отличался любознательностью и способностью к изучению иностранных языков, по характеру был спокойным, склонным к созерцанию. Он рано начал бояться отца, чьи энергичность, вспыльчивость и склонность к преобразованиям скорее отталкивали, чем привлекали Алексея.
Образованием царевича занимались иностранцы – сначала немец Нейгебауэр, потом барон Гюйссен. Параллельно Петр старался приобщить сына к военному делу и периодически брал его с собой на фронт Северной войны. Но в 1705 г. Гюйссен перешел на дипломатическую службу, и 15-летний царевич, в сущности, оказался предоставлен самому себе. Большое влияние на него начал оказывать его духовник, отец Яков. По его совету в 1707 г. царевич навестил в Суздальском монастыре свою мать, чем вызвал гнев Петра. Отец начал нагружать сына разными поручениями, связанными с армией, – так, Алексей побывал с инспекциями в Смоленске, Москве, Вязьме, Киеве, Воронеже, Сумах. В конце 1709 г. царь отправил сына в Дрезден, под предлогом дальнейшего изучения наук, а на самом деле желая устроить его брак с немецкой принцессой. В качестве кандидатуры была выбрана София-Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская, и хотя Алексей не питал к ней особенных симпатий, но и перечить воле отца не стал. В октябре 1711 г. в Торгау в присутствии Петра I Алексей женился на Софии. Как и следовало ожидать, счастливым этот брак не стал. В 1714 г. у Алексея и Софии родилась дочь Наталия, а 12 октября 1715-го – сын Петр. Десять дней спустя София скончалась от последствий родов.
К этому времени царь был уже сильно недоволен сыном. Его раздражало как пристрастие Алексея к вину, так и его общение с людьми, которые составляли скрытую оппозицию Петру и его политике. Особую ярость царя вызвало поведение наследника перед экзаменом, который Алексей должен был сдать после возвращения из-за границы в 1713-м. Царевич так боялся этого испытания, что решил прострелить себе левую руку и таким образом избавить себя от необходимости делать чертежи. Выстрел оказался неудачным, руку только опалило порохом. Петр пришел в такой гнев, что жестоко избил сына и запретил ему появляться во дворце.
В конце концов царь пригрозил лишить Алексея наследственных прав, если он не изменит своего поведения. В ответ Алексей сам отказался от престола не только за себя, но и за новорожденного сына. «Понеже вижу себя, – писал он, – к сему делу неудобна и непотребна, также памяти весьма лишен (без чего ничего возможно делать) и всеми силами умными и телесными (от различных болезней) ослабел и непотребен стал к толикого народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я. Того ради наследия (дай Боже Вам многолетнее здравие!) Российского по вас (хотя бы и братца у меня не было, а ныне, слава Богу, брат у меня есть, которому дай Боже здоровья) не претендую и впредь претендовать не буду». Петр I остался недоволен таким ответом и еще раз призвал сына или изменить поведение, или постричься в монахи. Царевич посоветовался с ближайшими друзьями и, услышав от них многозначительную фразу о том, что «клобук к голове не прибит будет», согласился на постриг. Впрочем, царь, отбывавший за границу, дал Алексею на раздумья еще полгода.