Леди из Миссалонги, стр. 10

И разговор был закончен.

Глава 4

На следующей неделе после визита Аурелии и Алисии Маршалл, в понедельник, жизнь в Миссалонги вошла в нормальное русло, и Мисси позволили вновь совершать ее обычные прогулки в байроновскую библиотеку. Конечно, здесь было не только сплошное удовольствие; она шла, вооруженная двумя хозяйственными сумками, по одной в каждой руке, для равновесия и делала все необходимые покупки на неделю.

Боль в боку, не беспокоившая Мисси всю неделю, проведенную дома, опять вернулась к ней с новой силой. Странно, но колотье в боку появлялось, похоже, только во время далеких прогулок. И болело так сильно, так невыносимо сильно!

Сегодня к материнскому кошельку присоединился ее собственный, а материн кошелек был необычайно пухлым, потому что Мисси поручили купить в магазине Херберта Хэрлингфорда сиреневого крепа, светло-голубого шелка и для себя — коричневого атласа.

Из всех байроновских магазинов больше всего Мисси ненавидела бывать у дядюшки Херберта, потому что работали там сплошь молодые мужчины — внуки и правнуки Хэрлингфорда, ясное дело. Даже если кто-то покупал корсет или подштанники, он вынужденно попадал к одному из этих хихикающих хамов, считавших свою роль весьма забавной, а покупателя — мишенью для дурацких шуточек. Подобное обращение, однако, было уготовано не всем подряд, а лишь тем, кто не мог позволить себе делать покупки в Катумбе или в Сиднее; а также тем женщинам из Хэрлингфордов, у которых не было мужчин, чтобы покарать обидчика. Подходящими объектами считались старые девы и бедствующие вдовы.

«Интересно, — думала Мисси, наблюдая, как Джеймс Хэрлингфорд снимает с полок указанные ею рулоны тканей, — что бы он сделал, если бы вместо коричневого атласа его попросили достать алое кружево?» Но в магазине и не было такого рода ткани; единственное, что здесь было красных тонов — это дешевый и вульгарный искусственный шелк, подходящий разве что для обитательниц Кэролайн Лэмб Плейс. Так что помимо сиреневого крепа и голубого шелка, Мисси купила еще отрез очень красивого блестящего атласа табачного цвета. Будь материал любого другого цвета, он бы весьма пришелся ей по душе, но так как он был коричневый, то с тем же успехом он мог быть и просто джутовой мешковиной. Все платья, которые когда-либо носила Мисси, всегда были коричневые — это был такой удобный цвет. На коричневом незаметна грязь, он никогда не выходит из моды (но и не входит в моду), не линяет, никогда не выглядит дешево или просто, и в нем не выглядишь неряшливо или вызывающе.

— Новые платья на свадьбу? — спросил Джеймс с лукавым видом.

— Да, — ответила Мисси. Ей всегда хотелось узнать, почему это рядом с Джеймсом она чувствовала себя как-то неудобно; возможно, из-за его подчеркнуто женственных манер.

— Так, хорошо, — приговаривал Джеймс, — давай-ка теперь сыграем в угадайку. Креп для тетушки Друси, шелк — для тетушки Окти, ну а атлас — этот коричневый атлас — конечно же, для нашей смугленькой кузиночки Мисси!

Наверное, перед ее глазами все еще стояло это невозможное алое кружевное платье, потому что все вокруг показалось ей вдруг алым, и из хранилищ памяти она выдернула единственную оскорбительную фразу, которую знала:

— Да пошел ты в задницу, Джеймс!.

Если бы примерочный деревянный манекен вдруг ожил и поцеловал его, Джеймс, вероятно, был бы поражен меньше: он стал с энергией, ранее в нем незамечаемой, прилежно отмерять и резать материал, так что каждой леди досталось на целый ярд больше, — лишь бы поскорее выпроводить Мисси из магазина. К несчастью, он знал, что поделиться тем, что он только что услышал, даже со своими братьями и племянниками, он не сможет, — скорее всего, они пошлют его туда же.

Библиотека находилась всего двумя этажами ниже, и, когда Мисси вошла внутрь, громко хлопнув дверью, щеки ее все еще пылали, будто алые стяги.

Юна в недоумении подняла глаза и начала смеяться.

— Дорогая, ты выглядишь просто здорово! Мы, похоже, разгневаны?

Чтобы успокоиться, Мисси пару раз глубоко вздохнула.

— Да это просто мой кузен, Джеймс Хэрлингфорд. Я послала его в задницу.

— Ну и молодец! Уже давно пора, чтобы кто-нибудь это сделал, — Юна хихикнула. — Хотя, я думаю, он предпочел бы не сам туда идти, а чтоб кто-нибудь другой, желательно более похожий на мужчину, зашел в гости к его заднице.

Шутка не дошла до Мисси, но Юна так веселилась, что заставила рассмеяться и ее.

— Ах, дорогая, но ведь женщинам все же не пристало говорить такие вещи, да? — в ее голосе было больше удивления, чем ужаса. — Сама не знаю, что на меня нашло!

В смеющемся лице, обращенном к ней, внезапно появилось что-то лукавое, но это не было лукавство нечестного человека, а скорее, роковое, ведьминское лукавство.

— Капля и чаша, — нараспев говорила Юна, — омут и черти, игольные ушки, ветер и буря… В тебе много такого, Мисси Райт, чего ты сама о себе не знаешь, — Она снова села, что-то мурлыкая, как шаловливый ребенок. — Но раз уж началось, остановить это теперь невозможно.

И Юне было поведано о кружевном алом платье, об отчаянном желании надеть хоть что-нибудь не коричневое, о том, как пришлось все-таки признать, что только этот цвет ей подходит , и потому в этот благословенный день, когда можно было предъявить свои права на какой-нибудь другой цвет, вновь придется одеваться в коричневое. Юна, уже больше не похожая на ведьму, слушала с сочувствием, и, когда Мисси, наконец, полностью излила душу, она внимательно оглядела ее с ног до головы.

— Алый цвет тебе действительно очень подойдет, — сказала она. — Ах, какая жалость! Хотя ладно, ничего, ничего, — и она сменила тему.

— Я тут для тебя отложила еще один роман. Через пару страниц, обещаю тебе, ты и не вспомнишь о своем красном платье. В нем рассказывается о молодой женщине, проститутке, семья всячески угнетает ее, и вот в один прекрасный день она обнаруживает, что больна сердечной болезнью — смертельно. У нее есть парень, в которого она влюблена уже четыре года, но он, конечно, обручен с другой. И вот она идет к специалисту по сердечным болезням, и тот дает ей письмо, где говорится, что жить ей осталось недолго, и это письмо она отдает тому молодому человеку. Просит его, чтобы он женился на ней, ведь ей осталось жить всего шесть месяцев, ну а после ее смерти, он, конечно, может жениться на той, другой. Вообще-то человек он негодный, и нужен кто-то, чтобы его исправить, хотя сам он, понятное дело, этого не знает. Короче, он соглашается жениться на ней. И они проводят вместе шесть божественных месяцев. Он открывает для себя, что хотя прошлое у нее гулящей женщины, но она очаровательный человек, и ее любовь совершенно изменяет его в лучшую сторону. И вот в один погожий день, когда ярко сияет солнце и поют птицы, она умирает у него на руках. Я люблю книги, где люди умирают друг у друга на руках, а ты? А после похорон прежняя невеста приходит к нему, потому что она получила от его умершей жены письмо, где объясняется, почему он ее бросил. И невеста говорит, что все прощает ему и готова выйти за него замуж, как только закончится траур. Но он, обезумев от горя, бежит к реке и бросается в воду, выкрикивая имя своей умершей жены. Тогда и прежняя его невеста кидается в реку с его именем на устах. Ах, Мисси, как это все печально! Я плакала и плакала — дни напролет.

— Я возьму эту книгу, — сразу же сказала Мисси, заплатила все свои долги, почувствовав себя после этого гораздо лучше, и засунула «Беспокойное Сердце» в глубь одной из сумок.

— Увидимся в следующий понедельник, — сказала Юна. Она подошла к двери и махала Мисси до тех пор, пока та не пропала из виду.

Эти пять миль, которые Мисси шла наедине сама с собой, от магазинов Байрона до Миссалонги, никогда не казались ей слишком длинными. Потому что по дороге она мечтала, примеряя на себя роли, события и обстоятельства, далеко выходившие за круг ее действительных знаний. Пока в библиотеке не появилась Юна, все эти персонажи были как две капли воды похожи на Алисию, и все их похождения не выходили за пределы шляпных салонов, магазинов одежды и чайных комнат с внушительной претензией на аристократизм; мужчины в жизни этих персонажей всегда представляли собой обобщенный идеал красоты а-la Хэрлингфорд, этакие Зигфриды в сапогах, котелках и костюмах-тройках. Теперь же ее воображение получило новую пищу, и, в какие бы приключения ни попадали выдуманные ею персонажи, все это гораздо больше напоминало последний, полученный контрабандой, роман, чем какой-либо аспект байроновской жизни.