Месть, стр. 39
Тут в комнату на цыпочках вошла Соррель, и Ярго замолчала. Старушка торжественно посмотрела на нее, потом на детей. Гидеон снова переглянулся с Лаурин, взял сестру за руку и коснулся губами ее запястья.
– Если Лаурин согласна, мы отправимся в Таллинор.
Лаурин стало страшно. Теперь ей придется решать за двоих, а она совершенно этого не хотела. Но Гидеон смотрел ей прямо в глаза. Какие они у него удивительные – огромные, темно-голубые... Что он пытается ей сказать? Девочка прижала его руку к своим губам – так ее учили выражать почтение.
– Сомневаюсь, что у нас есть выбор. И я терпеть не могу переписывать рукописи! Так что я согласна.
Если бы у Соррели упала с плеч настоящая гора, она бы не почувствовала бы такого облегчения.
– Спасибо вам... – она на миг смолкла и подошла к сундуку, который стоял в углу комнаты. – Вам надо переодеться. Я приготовила вам одежду. Каждые полгода я ее перешиваю. Извините, если будет не очень хорошо сидеть, но никто этого не заметит. Обещаю.
Дети с опаской приблизились к сундуку и заглянули внутрь. Сначала Соррель достала темно-коричневые брюки и светлую рубашку для Гидеона. Лаурин она вручила юбку с поясом, что было очень кстати, а к ней – свободную блузку, стягивающуюся шнурком у горла.
– Какое там сейчас время года, Ярго? – спросила Соррель.
– Мы прибудем ранней весной, – сказала посланница.
– Значит, это нам тоже пригодится, – откликнулась старушка и вручила Гидеону толстую шерстяную куртку, а его сестре – теплую вязаную шаль.
– О чем я совсем не жалею, так это о своем балахоне, – заметила Лаурин. – Он так кусался!
Гидеону нравилось, как она улыбается. Стоит ей улыбнуться, и она становится такой хорошенькой! Он подумывал сказать это сестре, но Соррель уже вела Лаурин в другую комнату. Гидеону пришлось переодеваться на сундуке. Много времени это не заняло. Очень неплохо, нигде не жмет.
Ярго наблюдала за ним и наслаждалась. Двигается совсем как отец... И это сходство еще заметнее, когда на нем нет одежды. Посланница улыбнулась про себя и подумала, станет ли Хранительница бранить ее за столь неприличное поведение. Тут старушка с девочкой вернулись, дети взглянули друг на друга и расхохотались – так заразительно, что Соррель улыбнулась.
– Не берите с собой ничего, что связывает вас с этим миром, – проговорила старушка. – Хорошо проверьте карманы.
– А наши камни? – уточнил Гидеон.
– Ах, да... их надо взять обязательно. Но больше ничего.
Лаурин перевела дух. Она все еще не могла поверить, что все это происходит на самом деле. И чего ради она ввязалась в эту безумную историю? Гидеон чувствовал ее беспокойство. По правде говоря, он испытывал те же чувства.
– Готовы? – спросила Ярго.
Трое путешественников кивнули и сплели руки.
Глава 14
Милость Орлака
Лисе ненавидела Пустоту между мирами. Но здесь был ее дом.
Сотни лет женщины в семье Лисе были Хранительницами порталов, и это место передавалось от матери к дочери. Мать Лисе была Хранительницей, а до этого – мать ее матери. До того как Орлака Связали, Хранительнице не было нужды жить в Пустоте. Можно сказать, и обязанностей у нее никаких не было. Все, что от нее требовалось, – это просто следить за вратами, которые соединяют миры, чтобы никто не проходил через них там без ее ведома. Но за сотни лет это никому не пришло в голову.
Но потом Орлак обрушил на Королевства свой гнев. Сонму удалось связать юного бога и заключить его в клеть, которая висела среди Пустоты. Десяти Паладинам, десяти избранникам, было поручено удерживать его там, но по совету Дарганота, Старейшины Сонма, решили призвать им в помощь Хранительницу. Ей предстояло следить как за пленником, так и за Паладинами, стать их верным часовым.
Юная красавица Лисе с готовностью приняла это предложение: перед Сонмом встала непростая задача, которая грозила оказаться неразрешимой. А когда впервые было сказано, что лишь Триединство поможет совладать с Орлаком, именно Лисе вызвалась посетить мир, который пытался разрушить мстительный бог, чтобы начать воплощение этого замысла.
Право пользоваться порталами, которым Лисе обладала с рождения, позволяло ей проходить из одного мира в другой, почти не повреждая их ткань и не причиняя им вреда, что было замечательно. Тем не менее ей лишь однажды было дозволено прийти в Королевства и покинуть их в собственном теле. После этого она могла присутствовать в этом мире незримо, чтобы не терять с ним связи, но и только. Сонм поручил ей важное задание и дал лишь один шанс с ним справиться.
Лисе прошла по порталам и почти год провела в Таллиноре. Она добилась всего, чего требовал от нее Сонм, но ее сердце было полно не торжества, а печали. Хранительница больше не хотела жить в прекрасном мире богов и поселилась в Пустоте. Это место казалось Лисе весьма подходящим: оно напоминало о бездонном отчаянии, которое охватывало ее при мысли о том, что предстояло.
Ей предстояло следить за Орлаком и увидеть, как отважные Паладины один за другим падут перед его мощью. Теперь остался лишь великан Темезиус. Орлак мог снова нанести удар, но почему-то прекратил борьбу и притих – очевидно, погрузившись в глубокое раздумье. Лисе не понимала, почему в столь важный миг он дал своему стражу передышку.
Лисе прервала размышления и устремила взгляд на сгусток багрового тумана, который плавал в Пустоте – все, что осталось от Доргрила. Некогда этот бог был могуч и велик. Появление Доргрила в этих скорбных пределах не удивило Лисе. Куда еще Сонм мог сослать божество, которое плело заговор против собственного брата-короля, желая свергнуть его? Для того, кто жаждал жизни во плоти и всех удовольствий, которые она сулила, кто расцветал, вкушая их, невозможно было найти лучшего места заточения. И как еще можно было наказать столь могущественное создание? Только одним способом – лишить его всего, что оно любило: облика, возможности удовлетворять свою прихоть, свободы и, прежде всего, силы.
Бесспорно, Доргрил должен был провести вечность в Пустоте, чтобы заплатить за алчность и высокомерие. Ему были доступны блага, о которых другие боги могли лишь мечтать, которые большинство смертных не могли себе вообразить. Но Доргрил хотел большего. Он был младшим из близнецов и мечтал стать королем, хотя трон по праву принадлежал его брату. Несомненно, ему удалось бы осуществить свой страшный замысел, не узнай об этом его супруга. Ее преданность королю и королеве оказалась сильнее любви к мужу. Доргрила схватили, судили и подвергли наказанию.
Как и подобает стражнице, Лисе не позволяла себе беседовать с богом-заключенным, однако сейчас она почувствовала, что должна с ним поговорить. Возможно, ей следовало по-прежнему хранить молчание. Но Доргрил проявлял все больше интереса к Орлаку, и вкупе со странным бездействием юного бога это вызывало у Лисе столь сильное любопытство, что она решила пренебречь правилами. Может быть, Доргрил поможет ей понять, что происходит с Орлаком?
Она решила задать этот вопрос прямо.
«Как ты думаешь, почему Орлак затих?»
Многовековое молчание было нарушено, и пленник, несомненно, был этому рад. Багровый туман замерцал.
«О, Лисе! Как приятно слышать твой голос!»
«У меня нет настроения для обмена любезностями, Доргрил».
«Почему нет, прелестное создание? Чем еще заниматься среди Пустоты?»
Эта игра слов не произвели на Лисе никакого впечатления. К чести своей, она знала, что изысканные манеры скрывают самый изворотливый в мире ум, и его обладатель неустанно размышляет над тем, как усыпить ее бдительность. Можно было не сомневаться: Доргрил что-то задумал.
Много столетий он провел в молчании, не имея возможности поговорить даже с самим с собой. Однако сейчас он, казалось, был почти весел, словно что-то предвкушал. Он по-прежнему влачил жалкое существование, и до сих пор ничто не могло обрадовать его. Значит, он знает что-то такое, что неизвестно Лисе. По крайней мере, Доргрил уверен, что так оно и есть. Надо быть настороже: даже беседовать с пленным богом опасно. Лисе уже давно обещала себе, что никогда не поддастся на его уловки и ясно даст Доргрилу это понять. Ни одного слова он не произносит просто так, ни одна мысль в его уме не совершается без какой-то цели. Доргрил был близок к тому, чтобы победить короля богов, и на это не следовало закрывать глаза.