Самый младший, стр. 7
— Ишь ты какой! — И сестра похлопывает его по щекам, треплет за нос. — Просыпайся, просыпайся!
— Тише, — говорит мама.
— Просыпайся, просыпайся, — громко повторяет сестра, — хватит спать!
Сын сморщился и заплакал. Мама встревожена.
— Ему больно?
— Ни капельки не больно, надо кормить ребёнка, мамаша!
Мама чувствует мягкие Алёшенькины губы. Сестра строго повторяет:
— Не спать, не спать! — а сама похлопывает мальчика по спинке.
И наконец Алёша зачмокал.
— Сосёт, — сказала мама.
— Ну, вот и славно, — говорит сестра и, взглянув на часы, садится на стул.
Она поглаживает себя по колену и, будто учитель музыки, отсчитывает такт ногой. Седая, худощавая, в белом халате, она была бы совсем строгая, если бы не маленькие бирюзовые серёжки.
«Она милая, — думает про неё мама, — строгая, но милая, и серёжки ей очень даже к лицу».
— Сосёт? — спросила сестра.
— Сосёт, — ответила мама громче.
— Молодец, молодец, — хвалит сестра Алёшу.
И Алёша открыл глаза. Мама удивилась:
— Он смотрит?!
— Конечно. Он поел и решил поглядеть на маму, — говорит сестра.
Она забирает Алёшу и гасит свет.
— Куда вы его уносите? — спрашивает мама в волнении.
— Мы идём в детскую отдыхать, — отвечает сестра.
И она важно вместе с Алёшей уходит. Мама смотрит им вслед.
В детскую, в детскую… Там есть ещё дети. Как всё это ново, непривычно. Как же он будет там один, без неё?
Мама звонит. На звонок приходит сестра.
— Спите, мамаша, — говорит она строго. — Берите пример с сына.
Маме тревожно и смешно.
Она закрывает глаза и засыпает.
— Ну, какой я был? — спрашивает Алёша.
— Вот такой. — Мама разводит руками и показывает.
Алёша удивляется:
— Правда?
— Ну конечно, — говорит мама и крепко целует вихрастого сына.
Пальцы у него перепачканы чернилами. Глаза большие, серые, а были маленькие и голубые.
— Ты, наверное, забыла, — говорит Алёша.
— Нет, я помню, — смеётся мама.
— Прошло девять лет!
— Всё равно помню, пусть пройдёт сто!
В прошлом году на Алёшин день рождения мама с тётей Машей пекли пирог из картошки, потому что была война, а сегодня будут печь из манной крупы.
Пирог сидит в духовке, мама и тётя Маша за ним приглядывают.
— Ещё какой будет пирог-то — объедение! — уверяет тётя Маша. — Только бы не пересидел.
— За версту пирогами пахнет, — шутит Степан Егорович.
Он только что пришёл с работы и, потирая озябшие руки, говорит Алёше:
— Идём, брат, что я тебе покажу.
Степан Егорович, мягко ступая в валенках, идёт впереди, а Алёша за ним почему-то на цыпочках.
День рождения! Он весь полон приятных неожиданностей.
Утром, ещё до школы, мама подарила Алёше ножик.
— Ты теперь взрослый, получай! — сказала она.
Ножик — чудо, в нём много всяких штуковин: маленький ножичек, штопор, шило и даже ножницы.
Когда утром Алёша пил чай, тётя Маша положила рядом на стол варежки.
— Это тебе Настя связала, — сказала она. — Вечером придёт, тогда спасибо скажешь. — И добавила. — Если до вечера целы будут.
Алёша не обиделся на её подковырку — он и в самом деле всё время теряет варежки. Но на всякий случай, когда пошёл в школу, варежки оставил дома.
Когда Алёша пришёл из школы, в комнате на столе лежала записка.
— «Разверни», — прочёл Алёша.
Рядом с запиской лежал большой свёрток. Он долго разворачивал газеты. В самой середине оказалась коробочка, а в ней значок — земной шар и красное знамя над ним, а на обратной стороне чётко нацарапано: «Другу от Макара».
И это, оказывается, ещё не всё.
Алёша идёт за Степаном Егоровичем в ожидании новой радости.
Степан Егорович садится к столу, снимает очки, надевает другие.
— Ну, Алексей, сколько же нам теперь годов?
— Девять, — шепчет Алёша.
— Сколько?
— Девять, — повторяет Алёша громче.
— Скажи пожалуйста, — удивляется Степан Егорович, — уже девять! Гляди, ты и меня перерастёшь.
Он выдвигает средний ящик стола и говорит:
— Вот, получай, — и даёт Алёше маленький ящичек.
Алёша выдвигает крышку ящика, и в нём, как в пенале, настоящий маленький молоток, настоящие клещи и пилочка. Такими инструментами можно по-настоящему работать. Разве есть на свете хоть один мальчик, который бы не мечтал о таком подарке? Алёша мчится в кухню. Он держит ящик над головой и кричит:
— Ура! Ура!
А Степан Егорович глядит ему вслед. Он вспоминает другого мальчика, которому подарил этот ящик тоже в день рождения. Это было давно. Мальчик был бережливый, и подарок сохранился как новенький.
Тётя Маша, глядя, как Алёша радуется подарку, почему-то отворачивается и утирает слёзы.
В передней звенит звонок. Гуркины прислали телеграмму: «Анатолий Павлович болен. Поздравляем. Ждём к себе именинника».
Вечером все собралась вместе…
Вечером, когда все пришли с работы и сели за именинный пирог, мама сказала:
— Алёша, сходи к Фёдору Александровичу и пригласи его к нам.
— Я тоже пойду, — сказал Макар.
И они побежали с Алёшей вместе в комнату нового жильца.
Фёдор Александрович лежал на постели и читал газету.
— Вы что, ребята? — спросил он.
— Мы за вами, — сказал Макар.
— У нас рождение, — сказал Алёша.
— Рождение? Чьё же рождение?
— Моё рождение, — сказал Алёша. — Вас мама зовёт.
— Твоё, ну тогда дело проще. У меня и подарок найдётся. Без подарка-то небось не пускают?
Фёдор Александрович поднялся с постели и стал натягивать сапоги.
— Мы вас без всякого подарка зовём, — сказал Алёша. — У меня ведь уже много всяких подарков. Приходите, а то мама обидится.
— Скажи маме спасибо, а я сейчас приду, — сказал жилец.
И правда, пришёл.
— Поздравляю, поздравляю, — сказал он весело, входя в комнату, и протянул маме пакетик.
За столом потеснились. Фёдор Александрович сел. А из пакетика мама высыпала в вазочку конфеты.
— Ой, смотрите, «Мишки»! — удивилась Настенька. — До войны такие были.
— Вот и после войны появились, — сказал Фёдор Александрович. — Вчера на аэродроме получил, лётный шоколад — аварийный паёк.
— Так зачем же? — И мама отодвинула вазочку.
— Что — зачем? Я сейчас не летаю, прохожу стажировку. Паёк дают всем.
— А когда будете летать, сами будете есть шоколад? — спросил Алёша.
Все засмеялись. А Фёдор Александрович очень серьёзно ответил:
— Нет, Алексей, весь шоколад будет принадлежать тебе. Он же аварийный, а летать следует без аварий. Значит, шоколад должен быть цел.
Правильно? Получай! — И он протянул Алеше конфету.
Фёдор Александрович первый раз сидел вот так, вместе со всеми соседями, за столом. Оказывается, он уж не такой угрюмый, как это всем казалось, и надо было бы давно его приветить. И ему было бы легче. Одному с горем тяжело.
— Редко видимся, — сказал Степан Егорович. — А надо бы чаще.
— Работа!
Фёдор Александрович помешивал в стакане чай и оглядывал всех сидящих за столом. Вот какие у него соседи.
А память стала у него никудышная.
«Вот этот шустрый — Макар, рядом Геннадий, а как же зовут их сестру?» — Он глядел на Настеньку и никак не мог вспомнить её имени.
— Настенька! — сказала Ольга Андреевна. — Передай Фёдору Александровичу пирога.
«Настенька! — обрадовался Фёдор Александрович. — Надо тренировать память. А то куда это годится? Так что-нибудь и очень важное можно забыть».
Чай пили очень весело, все хвалили пирог и общий подарок, который сделали Геннадий, Миша и Настенька. Подарок имел свою историю.
Геннадий на заводе получил ордер на великанские валенки, сорок седьмого размера. Миша отнёс ордер в свой местком — там искали именно такие валенки для ночного сторожа. Взамен ордера на валенки Мише дали ордер на покрывало, а Настенька у себя в больнице сменяла покрывало на башмаки. Алёшке они пришлись впору.