Лес потерянных, стр. 9
Но только как это все объяснить Тугдуалу? Ее хмурый приятель не знает, что это именно Абакум распылил Ортона МакГроу в подвале дома. Иначе он не стал бы так иронизировать над пацифизмом старика.
— Ты забываешь, что Абакум — фей, — лишь шепнула она Тугдуалу, вспыхнув от огорчения и смущения.
— А вот, кстати, о феях, — саркастически бросил Тугдуал. — Давненько они нас не навещали! А могли бы малость помочь!
Драгомира, нахмурившись, наклонилась к Нафтали и Брюн, сердито глядя на их внука.
— А мне казалось, ему стало лучше в последнее время, — негромко сказала она, обращаясь к ним, но не сводя взгляда с Тугдуала. — Мне казалось, что он стал не таким…
— Не таким злым? Не таким противным? — Тугдуал нарочито закатил глаза. — Но я отлично себя чувствую, не стоит беспокоиться! Абакум, которого я уважаю куда больше, чем вы полагаете, знает меня лучше других, и я вовсе не намеревался его оскорбить. Я просто хочу всем напомнить о том, что вы сами однажды сказали насчет отсутствия у вас опыта в борьбе с опасностями. Вы себя считаете немощными старцами… Поэтому посмотрите на себя и скажите честно: вы действительно готовы противостоять ярости ваших врагов? И еще — вы всегда думали, что я преувеличиваю, когда я говорил, что Ортон — это Зло во плоти. «Ой, вы знаете, это просто бредовые идеи несчастного невротического мальчика…» Ну так что вы скажете теперь? Нужно быть готовым к худшему… Всегда быть готовым к худшему…
Некоторые из Беглецов согласно закивали. Может, молодой человек и был слишком резок, но в его словах была доля правды и всем нужно принять ее как данность: худшее еще впереди, тому есть все признаки, и это уже очевидно.
8. Кардинальное решение
Вещунья сидела на жердочке. Ее крошечный клювик находился в паре сантиметров от картины. По Схлоп-Холсту, идеально натянутому в деревянной раме, постоянно пробегали темные и матовые отблески.
Беглецы, не отрывая глаз от этого необычного феномена, с нетерпением ожидали, когда крошечная птичка завершит диагностику.
— Знает Вещунья истинные элементы настоящего, — уточнил Фолдингот на ухо Оксе. — Умеет она заходить туда, куда знания других не достигают. Всегда в ее о мире представлении есть истина, а вот ошибке там нет места. И можем мы быть все в уверенности полной: даст объяснение она проблеме, что с сей картиной вдруг возникла.
— Тс-с! — Вещунья сердито зыркнула на Фолдингота. — Ну как я могу сосредоточиться, если вы так орете у меня за спиной?!
Окса взглянула на Фолдингота, ставшего малиновым от смущения, и подмигнула ему, стараясь не расхохотаться в голос. Вещунья далеко не впервые передергивала: этому маленькому созданию вообще было свойственно бурно возмущаться по всякому поводу и без повода, так что все Беглецы не могли удержаться от улыбки.
— Пока что тут вопит только один: вот она, эта мелкая истеричная курица! — заметило еще одно маленькое волосатое существо.
— Да замолчи ты, Геториг, — хмыкнув, одернула его Окса. — А то тут сейчас такое начнется…
Через несколько бесконечных минут Вещунья, наконец, развернулась, распушила перышки и встряхнулась.
— Прошу вашего внимания! Будьте добры меня выслушать! — бросила она Беглецам, с нетерпением ждавшим ее сообщения.
— Давно пора… — пробубнил Геториг.
— Мы все тебя слушаем, Вещунья… — подтвердила Драгомира, устраиваясь поудобнее в кресле. — Расскажи, что тебе известно!
— Дело сложное и ужасное, — очень серьезно начала Вещунья. — На данный момент Сердцевед уже не является хозяином картины. Власть захватило Зло, и оно пытается заполучить Лучезарное сердце. Ошиблось ли оно, захватив Гюса? Стал ли мальчик жертвой чудовищной путаницы? Или Зло захватило его сознательно? Не могу сказать точно, потому что все мои чувства перемешались из-за всего творящегося там беспорядка. Но одно я чувствую наверняка: дело срочное. Мальчик и пожилая дама обладают смертельным орудием, однако у них нет ни малейшего шанса выжить без помощи друзей. Так что некоторым придется вкартиниться, чтобы им помочь.
Вещунья сильно вздрогнула.
— В чем дело? — поинтересовалась пожилая дама.
— Это место… — выдохнула птичка. — Сущий ад!
— Что ты видишь?
— Это не похоже ни на что, с чем мне доводилось сталкиваться. Мое видение омрачено каким-то сильным колдовством и неразберихой.
Драгомира пригладила перышки крошечной птички. Глаза пожилой женщины застилали слезы: она отлично понимала всю тяжесть ситуации.
Сообщения Вещуньи обрушились на Беглецов, как ушат ледяной воды. Потеряв от беспокойства дар речи, они молча хмуро переглядывались. Никто из них и представить себе не мог, что возвращение в Эдефию окажется делом настолько сложным…
Они ждали этого целых пятьдесят семь лет! Но никогда прежде на их пути не возникало так много опасностей, хотя теперь в их в руках были все ключи: Печать на животе у Оксы, медальон Драгомиры, унаследованный от ее матери Малораны, и местоположение Эдефии, хранящееся в памяти Фолдингота.
Павел, которого труднее других было убедить в необходимости возвращения в Потерянную землю, пребывал в растерянности. Его недавняя решимость принять участие в этом невероятном приключении таяла с каждой секундой. Зачем так рисковать? Стоит ли игра свеч? Жизнь Во-Вне не такая уж невыносимая…
— Ты упомянула о Лучезарном сердце, которое желает заполучить Зло… — обратился к Вещунье Абакум. — Можешь рассказать нам об этом побольше?
Беглецы с беспокойством уставились на фея, отлично сознавая жизненную важность этого вопроса.
— Лучезарное сердце — это сердце Юной Лучезарной, — подтвердила Вещунья.
— Нет проблем! — воскликнула Окса, поднимаясь со стула. — Я готова!
— Окса, пожалуйста! — мгновенно среагировал ее отец, взволнованно глядя на дочь. — И речи быть не может, чтобы ты отправилась в картину!
— Но папа… — нахмурилась девочка.
— Никаких «но папа»! — жестко отрезал Павел. — Ты не пойдешь в картину! Вопрос закрыт.
— Но ты забываешь, что там Гюс! — возмутилась Окса. — Если мы не пойдем за ним, у него не будет ни малейшего шанса освободиться! Как ты можешь быть таким… бессердечным!
С этими словами Окса развернулась и с гневным и раздраженным возгласом выскочила из комнаты.
В гостиной воцарилась мертвая тишина. Беглецы смущенно молчали. Кое-кто поглядывал на Павла исподволь, кто-то просто буравил его взглядом, довольно откровенно выражая свое неодобрение.
Драгомира, огорченная реакцией сына, положила на его ладонь руку, пытаясь образумить. Но Павел, расстроенный больше обычного, резко вырвался и опустил глаза, погрузившись в болезненное самосозерцание.
Невыносимая по своей сложности дилемма буквально раздирала его душу на части, как коршун добычу: без пощады и перерыва. Он чувствовал, как страдают его друзья, Пьер и Жанна, чей единственный сын оказался в ловушке. Как ужасно знать, что он где-то там, насмерть перепуганный, одинокий, и ничего не предпринять, чтобы спасти его. Но войти в картину — это риск никогда оттуда не выбраться!
Павел поднял голову, избегая смотреть на Пьера с Жанной, взиравших на него с ужасом и болью. Его взгляд упал на монитор, где по-прежнему была последняя сделанная Гюсом перед вкартиниванием фотография: портрет Реминисанс, бабушки Зоэ… А за окном виднелось голубое небо с кучками сиреневатых облаков.
Павел обхватил голову руками и замкнулся в своих страданиях.
Этажом выше Окса сидела, скорчившись у стенки, на полу. В ней клокотало бешенство, которое ей никак не удавалось погасить, несмотря на все усилия. Курбита-пуко непрерывно колыхался на ее запястье, стараясь успокоить. Но Юная Лучезарная не реагировала на его попытки…
Окса резко взъерошила волосы и вздохнула. На улице рокотала гроза. Окса аж подскочила, когда прямо над Бигтоу-сквер громыхнул оглушительный раскат грома. Поднялся сильнейший ветер, перепугав прохожих. Внезапно в небе сверкнула ослепительная молния и ударила прямо в окно комнаты Оксы. Стекло разлетелось вдребезги.