Последняя надежда, стр. 25
— Кто там, мой Фолдингот? Если это Окса, впусти ее, будь любезен!
Голос Драгомиры был слабым и хриплым. Фолдингот, согнувшись в поклоне, отошел в сторону, пропуская Оксу.
Бабуля Поллок лежала на диване, накрывшись толстым шотландским пледом. Ее голова покоилась на ярких подушках, подчеркивавших бледность лица. Длинные, заплетенные в косы волосы Драгомиры небрежно свисали, глаза ее были прикрыты.
— Проходи, лапушка!
Окса подскочила к бабушке и нежно ее обняла. Некоторое время обе так и застыли, радуясь встрече.
— Похоже, дело плохо, ба? Ты заболела?
Драгомира с бесконечной нежностью поглядела на внучку.
— Да, заболела. Но ничего серьезного, не переживай. Мне просто нужно отлежаться.
Произнеся эти слова, Драгомира закрыла глаза и чуть отвернула голову.
Окса была уверена, что состояние бабушки было связано со смертью того журналиста. Угрызения совести? Груз вины? Она как-то плохо представляла свою добрую бабулю в роли преступницы. С другой стороны, кто бы мог подумать, что за видом этой несколько эксцентричной пожилой травницы скрывается правительница «в изгнании» павшей империи? Так почему бы вдобавок и не убийца, обожающая использовать кислоту? Это тоже не менее невероятно…
Единственное, в чем Окса была уверена: Драгомира знает обо всем этом деле больше, чем кто-либо другой. «Это совершенно точно дело рук одного из наших!», сказала она. Тогда кого же? Отца? Абакума? Леомидо?
Это было трудно вообразить. Но вот уже целую неделю жизнь Оксы была наполнена только и исключительно трудно вообразимыми вещами…
— Мне нужно отдохнуть, лапушка, — устало повторила Драгомира.
Окса, прежде чем встать, все же не удержалась от вопроса:
— Что с тобой, ба? Пожалуйста, скажи!
Драгомира помедлила. Потом отвернула голову и хрипло проговорила:
— Все эти воспоминания оказались слишком сильным потрясением для такой старой дамы, как я. Знаешь, снова видеть весь этот хаос, слышать слова матери… Это рвет душу. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что ты все это унаследовала. Через пару-тройку дней все встанет на свое место, и я опять буду в форме, не переживай…
— Бабуль, можно кое-что спросить?
Драгомира молча кивнула.
— А что будет дальше? То есть… ну, теперь, когда у меня эта печать?
— Мы поговорим об этом позже, лапушка.
— Надеюсь! А можно мне поздороваться с Леомидо и Абакумом? — не отставала Окса, надеясь разузнать побольше. — Они ведь все еще здесь, да?
— Да, мы все еще здесь. Здравствуй, Окса.
Окса обернулась. Оба мужчины и впрямь были тут, стоя возле огромного футляра для контрабаса в глубине комнаты.
— Мы придем поужинать с тобой и твоими родителями, если вы, конечно, нас пригласите, — заявил Леомидо, обняв девочку. — Но сейчас твоей бабушке нужно отдохнуть.
Окса нехотя поднялась, чмокнула Драгомиру и направилась к себе. Дойдя до середины лестницы, она спохватилась, поднялась обратно на несколько ступенек и снова постучалась в дверь бабушкиных апартаментов. Ей открыл Леомидо.
— Я хотела задать вам несколько вопросов! — взволнованно заявила девочка. — Мы ведь даже ни разу не поговорили с прошлого воскресенья!
— Попозже, Окса, попозже, — озабоченно ответил двоюродный дед, глядя на нее отсутствующим взглядом и словно не видя.
Окса, чертыхаясь, вернулась к себе в комнату.
— Нет, ну сначала мне рассказывают массу суперски важных вещей, а когда я хочу узнать больше, спросить просто не у кого! А у меня куча вопросов! Так нет, у меня перед носом захлопывают дверь и оставляют одну! ДОСТАЛИ! — Окса возмущенно пнула валявшийся на полу школьный рюкзак.
Ощутив чье-то присутствие, девочка обернулась. Ее отец стоял, прислонившись к дверному косяку, и глядел на дочь усталыми глазами.
— Папа?
Павел Поллок, не отвечая, провел ладонью по лицу, развернулся и ушел.
— ПАПА!
Окса пошла за ним. Но, когда она увидела, как отец сидит в гостиной один, сгорбившись в кресле и обхватив голову руками, то тут же вернулась к себе в комнату. И там буквально слетела с катушек.
Сидя на кровати, она одним лишь взглядом смела все с письменного стола, затем принялась за постеры на стенах, превратив их в полоски бумаги. Как только все оказалось разбито, порвано или изрублено на мелкие кусочки, девочка направила свою ярость на обрывки-обломки, усилием воли подняв их в воздух, где это начало лениво вращаться. А потом Окса рухнула на кровать. В ее душе смешались печаль и горечь.
Когда Окса снова открыла глаза, отец сидел рядом с ней на полу, прислонившись спиной к стене.
— Новое оформление довольно смелое, должен заметить, — слабо улыбнулся он, обозревая парившие вокруг клочки и ошметки.
— Ой, папа!
Окса кинулась ему в объятия и уткнулась лицом в плечо.
— Папа… Я не знаю, что думать… совсем запуталась.
— Все это очень жестоко, милая. И я очень огорчен, что тебе пришлось вот так, без подготовки, узнать о нашей истории. Откровенно говоря, я сожалею, что все случилось так, как случилось. Лично я предпочел бы еще подождать… Но теперь худшее уже произошло, — сказал Павел Поллок словно самому себе.
— Дело не только в этом, папа! — пылко взглянула на него Окса.
Но ее отец, глядя своими грустными голубыми глазами в глаза дочери, продолжил, не обратив внимания на ее слова.
— Подожди немного, потерпи! Мы и сами в растерянности и не очень представляем, что делать. Да между нами даже общего согласия нет! Просто нужно время, чтобы подумать… чтобы не наделать ошибок, — вздохнул отец, обнимая Оксу за плечи.
— Ничего не понимаю… Согласия насчет чего?
— Больше я не могу ничего тебе сказать, пока мы сами не разберемся.
— Ладно, ладно! Вот превратите меня в психологически травмированную, не жалуйтесь потом! — преувеличенно решительно заявила Окса, воспрянув духом. — Потому что предупреждаю тебя: с возрастом я стану полной неврастеничкой и заявлю всем крупным специалистам в области психиатрии, которые будут заниматься моим случаем, что истоки этого лежат в моем подростковом возрасте. Я с чистым сердцем сообщу всем, что пережила чудовищный психологический шок и что моя семья мной пренебрегала, вот!
Отец чуть помедлил, а потом рассмеялся искренне и звонко, заразив смехом Оксу. Она расхохоталась, искоса поглядывая на него, а он нежно взъерошил ей волосы.
— Ладно, если я правильно поняла, мне придется придержать вопросы до того момента, пока вы соизволите уделить мне ваше драгоценное внимание, — подытожила Окса самым провокационным тоном. — Конечно, ведь я всего лишь подросток, вынужденный подчиняться воле таких мудрых и таких разумных взрослых…
Отец снова посмотрел на нее с тревогой и бессилием, даже не пытаясь этого скрыть. Оксе внезапно стало его очень жалко, и она решила временно отступить.
— Ничего не могу гарантировать, но попробую… — сказала девочка, наматывая на палец подол футболки. — Ой, чуть не забыла! Леомидо и Абакум придут к нам на ужин!
— Отличная новость! — воскликнул отец, довольный переменой темы. — Пошли, приготовим ужин, достойный этого названия. Э-э… Может, стоит навести небольшой порядок в комнате до того, как это увидит мама, как ты считаешь?
И они вдвоем принялись на четвереньках собирать обломки и обрывки того, что Окса в припадке ярости уронила, разбила и порвала с помощью телекинеза.
Павел Поллок заметил на стене большое обгоревшее пятно, но предпочел сделать вид, что ничего не видел, и довольствовался тем, что просто прикрепил на место худо-бедно склеенный постер. Ибо сейчас был тот самый случай, когда не стоило подливать масла в огонь…
20. (Не)контролируемые всплески
Мари Поллок не нужно было знать всех подробностей, чтобы почувствовать, что что-то произошло. И единственное, что отличало ее восприятие событий от остальных обитателей дома — она не знала сути дела.