Сочинения, стр. 112

XII

Когда город кипел всеми этими страстями, некоторым из тех, кто ненавидел общественные раздоры, подумалось, нет ли возможности отвлечь от них граждан каким-либо новым общественным увеселением, ибо народ, ничем не занятый, большей частью и является орудием в руках смутьянов. И вот, чтобы занять народ, заполнить чем-нибудь его ум и отвлечь от мыслей о положении государства, сослались на то, что прошел уже год после смерти Козимо, можно развлечь граждан, и приняли решение устроить два торжественнейших празднества, подобные тем, которые прежде устраивались во Флоренции. Первое было представлением шествия трех восточных царей — волхвов, которым звезда указывала на рождение Христа; представление это обставили с такой пышностью и великолепием, что в течение нескольких месяцев весь город был занят подготовкой к празднеству и самим празднеством. Второе был турнир — так называется представление поединка между вооруженными всадниками, где выступали самые видные юноши города вместе с наиболее прославленными рыцарями Италии. Причем среди флорентийцев более всех отличался Лоренцо, первенец Пьеро, завоевав первое место не из-за имени своего, а исключительно по личным достоинствам.

Однако, когда празднества эти прошли, к гражданам вернулись прежние помыслы, и каждый защищал свое мнение с еще большим пылом, чем когда-либо. От этих разногласий пошли раздоры и немалые смуты, еще усилившиеся из-за двух новых обстоятельств. Первым явилось истечение срока последней балии, вторым — кончина Франческо, герцога Миланского. Преемник его Галеаццо отправил во Флоренцию послов для подтверждения договоров, заключенных его отцом с республикой, а одним из пунктов этого договора было обязательство Флоренции ежегодно выплачивать герцогу определенную сумму денег. Главные противники Медичи воспользовались просьбой нового герцога и при обсуждении этого дела в советах открыто выступили против, заявляя, что дружбу Флоренция вела с Франческо, а не с Галеаццо, и, таким образом, со смертью Франческо прекращаются обязательства, которые не к чему возобновлять. Галеаццо не отличается доблестью Франческо, и союз с ним не может дать никаких выгод. И от Франческо Флоренция не так много получила, а от этого и еще меньше можно добиться. Если же кто из граждан хочет оплачивать его могущество, то он идет против гражданских интересов и свободы города. Пьеро в противовес этому заявил, что не годится из-за скупости терять такого полезного союзника, что ни для Флорентийской республики, ни даже для всей Италии нет ничего более полезного, чем дружба с герцогом, чтобы в противном случае венецианцы не попытались бы или показной дружбой, или открытой войной прибрать к своим рукам герцогство Миланское. Ведь едва лишь узнают они, что Флоренция отошла от союза с герцогом, как тотчас же с оружием в руках выступят против него, и так как он молод, едва утвердился на троне и без союзников, они легко справятся с ним либо хитростью, либо силой: но и в том, и в другом случае это будет гибельно для Флорентийской республики.

XIII

Ни речи Пьеро, ни его доводы не были приняты во внимание, и взаимная враждебность начала проявляться вполне открыто. Обе партии собирались по ночам отдельными группами. Сторонники Медичи — в Крочетте, противники — в церкви Пиета. Последние, стремясь во что бы то ни стало погубить Пьеро, заставили множество граждан подписаться в том, что они сочувствуют этому замыслу. На одном из ночных сборищ они, в частности, советовались насчет того, как им теперь действовать. Все одинаково желали ослабить могущество Медичи, но никак не могли договориться о способе действия. Одни, наиболее умеренные и сдержанные, предлагали просто не возобновлять балию, поскольку срок ее все равно истек. Таким образом стремление всех граждан будет удовлетворено: править будут советы и магистраты, и влияние Пьеро на дела государства само по себе вскоре прекратится. Потеряв это влияние, он потеряет и коммерческий кредит: личные его средства на исходе, а если воспрепятствовать тому, чтобы он использовал общественные, это и приведет его к полному банкротству. Тогда он уже никому не будет страшен, и республика обретет свободу без кровопролития и безо всяких изгнаний из города, чего должен желать каждый хороший гражданин. Наоборот, — прибегнув к силе, можно подвергнуться всевозможным опасностям, ибо найдется немало людей, которые не обратят внимания на падение человека, совершившееся, так сказать, само собой, но начнут его поддерживать, если заметят, что кто-то старается его низвергнуть. К тому же, если против Пьеро не принимать никаких чрезвычайных мер, у него не будет никакого предлога вооружаться и искать сторонников. Если же он это все-таки сделает, то к своей величайшей невыгоде: таким поведением он возбудит подозрение в любом гражданине и обречет себя на верную гибель, дав своим противникам в руки оружие против себя.

Однако многие другие участники сборища не одобряли такой проволочки. Они утверждали, что время работает не на них, а на Пьеро. Естественный ход событий для Пьеро нисколько не опасен, для них же таит немалую угрозу. Враждебные ему магистраты оставят его таким образом в городе, а друзья, погубив этих врагов Медичи, сделают его, как это случилось в 1458 году, всемогущим. И если ранее высказанное мнение вполне благородно, то это является подлинно мудрым. Надо уничтожить его, воспользовавшись нынешним положением, когда умы граждан против него возбуждены. Самый верный способ действий — вооружиться самим, а для того чтобы иметь поддержку вовне, взять на жалованье маркиза Феррарско-го; когда же на выборах придет к власти дружественная нам Синьория, — расправиться с ним. Под конец собравшиеся договорились дожидаться новой Синьории и действовать смотря по обстановке.

Среди заговорщиков находился сер Никколо Федини, выполнявший на этом собрании обязанности секретаря. Привлеченный гораздо более очевидной выгодой, он раскрыл Пьеро весь замысел его врагов, принеся ему список заговорщиков и всех давших им свою подпись. Пьеро испугался, увидев, сколько граждан, и притом весьма видных, желают его гибели. По совету друзей он тоже решил собрать подписи своих сторонников. Он поручил это дело одному из вернейших друзей и смог убедиться в том, как легкомысленны и неустойчивы умы граждан, ибо многие из тех, кто давал подписного врагам, расписались теперь в его поддержку.

XIV

Пока враги и друзья Пьеро вершили все эти дела, подошло время обновления высшей магистратуры, и гонфа-лоньером справедливости стал Никколо Содерини. Дивное это было зрелище, когда его вели ко дворцу в сопровождении не только наиболее именитых граждан, но всего народа, и во время шествия увенчали его венком из ветвей оливы, чтобы показать, что это человек, от которого только и будет зависеть свобода и благо отечества. Этот пример, подобно многим другим, показывает, как нежелательно вступать в важную должность или получать верховную власть, когда окружающие о тебе преувеличенного мнения: делами своими ты не всегда можешь оправдать это мнение, ибо люди всегда требуют большего, чем то, на что ты способен, а под конец ты обретаешь только позор и бесчестье.

У Никколо Содерини был брат Томмазо. Никколо отличался большей смелостью и энергией, Томмазо — большей рассудительностью. Он был связан с Пьеро узами прочной дружбы. Хорошо зная своего брата и его стремление вернуть республике свободу таким образом, чтобы при этом никто не пострадал, он посоветовал ему составить новые списки кандидатов на должности так, чтобы в избирательных сумках были имена только сторонников свободы. При таком способе действий, говорил он, можно укрепить государство безо всяких волнений и никому не нанеся ущерба. Никколо легко поддался уговорам брата и все время своего пребывания в должности потратил на эти тщетные усилия. Друзья его из числа главарей заговора не вмешивались, из зависти они не хотели, чтобы управление государством изменилось благодаря Никколо, рассчитывая, что достигнут этого и при другом гонфалоньере. Срок пребывания Никколо в этой должности кончился и так как он многое начал, но ничего не довершил, то и сложил с себя полномочия менее почетным образом, чем получил их.