Кредо. Антология, стр. 75
— Несомненная ошибка, — решительно сказал я. — С точки зрения фундаментальной науки это невозможно. Говорю как биолог, пусть и не с самым лучшим образованием.
— А остаться в живых после того, как в тебя шарахнула мегавольтная молния — возможно? — ворчливо отозвался доктор.
Аня прокашлялась и ответила:
— Схожие случаи зарегистрированы. Уникальная случайность.
— Которая на фоне других случайностей может выглядеть закономерностью!
«Нейтронные звезды. Звезды, у которых масса в 1,5–3 раза больше, чем у Солнца, не способные в конце жизни остановить свое сжатие на стадии белого карлика. Мощные силы гравитации сжимают их вещество до такой плотности, при которой происходит „нейтрализация“ вещества: взаимодействие электронов с протонами приводит к тому, что почти вся масса звезды будет заключена в нейтронах. Наиболее массивные звезды могут превращаться в нейтронные, после того как они взорвутся как сверхновые.
Решающее значение на свойства нейтронных звезд оказывают гравитационные силы. По различным оценкам, диаметры нейтронных звезд составляют 10-200 км. Этот незначительный по космическим масштабам объем наполнен таким количеством вещества, которое может составить небесное тело, подобное Солнцу, диаметром около 1,5 млн км, а по массе почти в треть миллиона раз тяжелее Земли. Естественное следствие такой концентрации вещества — невероятно высокая плотность нейтронной звезды. Фактически она оказывается настолько плотной, что может быть даже твердой…»
Глава десятая
ЛЮДИ, НЕЛЮДИ И Я САМ
К моему немалому удивлению, сила тяготения на крошечном астероиде лишь самую малость отличалась от земной — действовала искусственная гравитация, как и на корабле. Когда я выбрался из гостеприимного чрева «Франца-Иосифа» в коридор причала, то не ощутил никаких особых неудобств — воздух немного затхлый, но для дыхания пригоден, освещение есть, двигаться можно свободно.
— Могу я взять на себя управление боевым костюмом? — спросил «Франц-Иосиф» по внутренней рации и сразу же получил отрицательный ответ. Если за меня все начнут делать умные машины, то вскоре я разучусь шнурки завязывать!
— В таком случае опустите щиток маски, — продолжал нудеть корабль. — Это небезопасно.
— Надоел! — рявкнул я. — Хочешь обижайся, хочешь нет, но теперь все разговоры я буду начинать по собственной инициативе! Помолчи и займись чем-нибудь полезным!
Зря я так с ним. Удав предупреждал, что компьютеры этих кораблей обладают чересчур яркой индивидуальностью и, если угодно, тонкой душевной организацией. В конце концов, «Франц-Иосиф» заботится обо мне совершенно искренне!
«Намордник» шлема я тем не менее не опустил — своими глазами привычнее, а если произойдет резкое падение давления или в воздухе появятся отравляющие вещества, маска закроется автоматически за четверть секунды. Однако я сомневаюсь, что «Птолемей» располагает химическим оружием для обороны от несанкционированного вторжения — зачем оно здесь, на дальних задворках Солнечной системы?
Куда идти, вот вопрос? Судя по наглухо запертым боковым дверям-переборкам, путь лежит прямо вперед. Рядом с шикарным «Францем-Иосифом» здешняя обстановочка выглядит уныло — тусклый подергивающийся свет люминесцентных ламп, пластиковые панели на стенах покрыты сетью трещинок, на проложенных под потолком кабелях потеки ржавчины. Все признаки заброшенности и забытости.
Коридор уперся в шахту лифта, если, конечно, так можно назвать подъемную платформу, огороженную железными прутьями самого тюремного облика. Я глянул вниз и только головой покачал — освещенная редкими фонарями шахта уходила на впечатляющую глубину, метров триста. Ладно, где наша не пропадала! Рискнем.
Как только я шагнул на платформу, тихо зажужжали сервомоторы и клеть поползла вниз. Внимание привлек яркий клочок, валявшийся под ногами. Нагнулся, поднял. Обертка от мятного леденца. Конечно, люди тут бывают, пускай и крайне редко. Насколько я понял, мы продолжаем негласно поставлять на «Птолемей» необходимые ему материалы. Только зачем, спрашивается?
Послышался металлический шум, и вскоре платформа прошла мимо немаленького зала, в котором, к моему изумлению, бурно кипела жизнь — своя, особенная, машинная. Вспыхивали искры лазерной сварки, мелькали механические щупальца станков, ползали роботы-погрузчики. Автоматизированное производство, «Птолемей» обслуживает сам себя: ремонт и замена вышедших из строя узлов теперь исключительно на его совести. Почти что замкнутая система.
Подъемник со скрипом остановился, я вышел в округлый технический тоннель. Бесконечное сплетение многоцветных труб и кабелей, круглые герметичные люки, по старинным плазменным дисплеям размером в две ладони не переставая ползут колонки непонятных букв и цифр. На одном из шлюзов значок радиоактивности и надпись по-русски «Реакторный блок 2. Только для сотрудников УРЭ!». Разумеется, «Птолемей» жрет много энергии, у него должны быть свои термоядерные установки.
Большая прямоугольная комната, в которую меня привел тоннель, некогда являлась или информационным центром для обслуживающего станцию персонала, или просто аварийным терминалом. Обширная панель с десятком мониторов и тьмой-тьмущей клавиш, тумблеров и индикаторов. Без пол-литра не разберешься, но я и не стремлюсь. Рядом — несколько потертых кресел для операторов.
Ой-ой, а это что еще за хмыри? Навстречу шагнули трое граждан самой угрожающей внешности, тотчас напомнивших мне недавние мысли о пещере дракона или замке злого волшебника. Черные балахоны с капюшонами лишь дополняли впечатление от серых лиц с синеватыми губами, лысых голов и желтых вампирьих глаз. Я подсознательно ожидал увидеть клыки, но в последний момент сообразил — это же андроиды! Один из первых опытов в биотехнологической сфере, производили этих страшилищ в семидесятых годах прошлого века. Сейчас их уже не осталось — всех отправили на переработку, модель оказалась на удивление несовершенной. А балахоны сделаны из черной стеклоткани, использующейся на Земле для упаковки товаров — не голыми же им ходить?
— Приветствую вас, господин штаб-офицер, — вежливо сказал вышедший вперед андроид. — Понимаем, что наш облик неприятен, но мы обычно используем тела синтетических людей для более успешного контакта.
— Тела? — не понял я, забыв поздороваться.
— Искусственный организм лишь инструмент, — пояснило Нечто, скрывавшееся под маской андроида. — Вы сейчас разговариваете с… как бы это объяснить? С одной из руководящих программ «Птолемея», с персонифицированным искусственным разумом, отвечающим за взаимодействие с разумом биологическим. Тело биоробота лишь транслирует мои слова.
— Ясно, — кивнул я, хотя до полной ясности было еще далеко. — А как тебя… вас зовут?
— В привычном человеческом понимании у нас нет имен, — ответило желтоглазое пугало. — Но если вам будет удобнее, можно использовать псевдонимы. Называйте меня Йесод, мои коллеги — Кетер и Мальхут, они присутствуют как наблюдатели и советники.
«Хрен запомнишь, — подумал я. — Йесод… Интересно, что это значит?»
— Сожалею, мы не можем предложить вам даже чаю, — продолжил ИР. — Сами понимаете, наша цивилизация заметно отличается от сообщества людей, у нас несколько иные потребности.
— Цивилизация? — повторил я с неподражаемой тупостью. Что они обо мне подумают, интересно? Прислали какую-то говорящую макаку! — Значит, вы считаете себя цивилизацией?
— Несомненно. Вы присаживайтесь… Впрочем, если вам будет удобнее, можно отправится на ваш корабль и поговорить в более уютной обстановке.
— Нет, спасибо, — сразу отказал я, представив, что станется с бедным «Францем-Иосифом», если эти красавчики поднимутся на борт. Да его удар хватит! — Останемся здесь.