Интерлюдия Томаса, стр. 11

Ардис достает из холодильника бутылку «Ниагары», я кладу пистолет на столик и заверяю ее, что обойдусь без стакана.

Для человека, который не спит почти сутки и провел долгий день в трудах и заботах, избыток кофеина так же вреден, как его недостаток. Сонливость и неспособность сосредоточиться могут привести меня к смерти, в той же мере, как нервозность или слишком резкая реакция, обусловленные избытком стимуляторов. Но «Маунтин дью», шоколадные батончики и две таблетки «Ноу-Доз» не сумели полностью разогнать туман в моей голове. Я проглатываю еще одну таблетку кофеина.

Когда ставлю на стол бутылку воды, Ардис подходит ко мне и берет мою руку в обе свои. В ее глазах стоит отчаяние, взгляд умоляющий.

Что-то в ее взгляде, возможно его пристальность, меня настораживает. Поскольку вся моя жизнь связана со сверхъестественным, очень часто у меня возникает ощущение, что по моему загривку что-то ползет. На этот раз, когда я поднимаю свободную руку, чтобы пригладить волосики, до меня доходит, что ползание ощущается не по шее, а в черепе.

Когда я захлопываю личную дверь, отказываясь впустить того, кто хотел войти, Ардис спрашивает:

— Ты определил, как лучше это выразить, Гарри?

— Выразить что?

— Аналогию с дельфином и луговой собачкой?

В тревоге я вырываю руку.

Передо мной по-прежнему стоит мать Джоли, и, конечно же, разум и душа также находятся в этом теле, пусть Ардис больше его не контролирует. Неведомое существо и я встречаемся лицом к лицу, как было и в тот момент, когда монстр бросил мне вызов, вселившись в тело Донни, но теперь его истинная личина скрыта под маской Ардис. Кожа ее остается такой же чистой и нежной, но я сомневаюсь, чтобы на ее лице когда-либо появлялось выражение такого полнейшего презрения. Эти темно-зеленые глаза потрясают, как прежде, глаза женщины из какого-то насыщенного магией кельтского мифа, но теперь в них нет страха, грусти или мольбы. Они излучают нечеловеческую ярость.

Я хватаю со стола пистолет.

— Кто ты на самом деле, Гарри Поттер? — спрашивает она.

— Лекс Лютор, — признаюсь я. — Поэтому мне пришлось сменить имя. После того как меня в тысячный раз спросили, почему я ненавижу Супермена, мне захотелось, чтобы меня звали как-то еще, даже Фидель Кастро.

— Ты первый из тебе подобных, с кем мне довелось встретиться.

— Из каких же?

— Недоступных. Я вхожу в разум всех, кто спит в гостинице для автомобилистов, роюсь в их памяти, вызываю кошмары, которые не дадут им крепко выспаться еще многие недели после того, как я расстанусь с ними.

— Я бы предпочел бесплатный континентальный завтрак.

Не замедленно, как зомби, а с присущей ей грацией Ардис идет — даже скользит — к столику у плиты и выдвигает ящик.

— Иногда я захватываю контроль над остановившимися в гостинице для автомобилистов, когда они бодрствуют. Использую мужа, чтобы избить жену, или использую жену, чтобы с яркими и запоминающимися подробностями наврать мужу о ее многочисленных изменах.

Ардис разглядывает содержимое ящика.

— Уезжая, — говорит кукловод голосом Ардис, — они выходят из-под моего контроля, но эффект от моего воздействия остается надолго.

Зачем? Какой в этом смысл?

Ардис смотрит на меня.

— Потому что я могу. Потому что хочу. Потому что никто меня не остановит.

— Получается уютный маленький моральный вакуум.

Повинуясь монстру, который хозяйничает в ней, Ардис вытаскивает из ящика мясницкий нож. Демон отвечает ее голосом:

— Не вакуум. Черная дыра. Никто и ничто не ускользает от меня.

— Мания величия, — предполагаю я.

Подняв нож, Ардис приближается к столу, который нас разделяет.

— Ты дурак.

— Да? А вы — нарцисс.

Мне совершенно не нравится, что мы никак не можем перерасти школьный двор и соответствующее ему поведение. Даже этот кукловод, практически бог для тех, кем он повелевает, чувствует необходимость унизить меня детскими оскорблениями, а я чувствую себя обязанным ответить тем же.

Голосом Ардис он говорит:

— Ты труп, гандон.

— Да? Что ж, а вы, вероятно, уродливы, как преисподняя.

— Нет, когда я в этой суке.

— Я бы предпочел умереть, чем жить таким уродом, как вы.

— Ты тоже уродлив, гандон.

Я пожимаю плечами.

— Брань на вороту не виснет.

Она двинулась вкруг стола.

Я, понятное дело, в противоположном направлении, держа пистолет обеими руками и целясь ей в грудь.

— Ты ее не застрелишь, — говорит кукловод.

— Этим вечером я уже убил женщину.

— Лжец.

— Урод.

— Убив эту женщину, меня ты не убьешь.

— Но вам придется найти другое тело. К тому времени я уйду из дома, и вы не будете знать, где меня искать.

Она бросает мясницкий нож.

Мои паранормальные способности включают пророческие сны, но, черт побери, бодрствуя, я не могу предсказать будущее, а если бы мог, в такие моменты это очень бы помогло.

Я не ожидаю, что она бросит нож, не успеваю уклониться, и нож проносится достаточно близко от моей щеки, чтобы побрить ее, будь у меня борода, а потом втыкается в дверцу полки за моей спиной.

Кукловод, вероятно, ограничен физическими возможностями тех, в кого вселяется. Я на пятнадцать лет моложе Ардис, сильнее, ноги у меня более длинные. Монстр прав, я не могу убить Ардис, она невинна, она жертва, и теперь, когда она возвращается к ящику с ножами, мне не остается ничего другого, как бежать, прежде чем нынешний хозяин ее тела исполосует меня ножом.

Я бегу по коридору, влетаю в прихожую в тот самый момент, когда распахивается парадная дверь и на пороге возникает высокий широкоплечий мужчина. Он вздрагивает, увидев меня. Должно быть, ее муж, Уильям Гармони.

— Привет, Билл, — здороваюсь я в надежде, что он вежливо отойдет в сторону, но слова еще не успевают слететь с моих губ, когда его лицо каменеет, и он шипит:

— Гандон.

То ли это первое плохое слово, которое приходит в голову людям при встрече со мной, то ли кукловод перескочил из Ардис в ее благоверного.

Хотя Билла я знаю не так хорошо, как его жену, мне не хочется стрелять и в этого невинного. Можете назвать меня чистоплюем. Если я вернусь на кухню, монстр перескочит из тела Билла обратно в Ардис, и она или изрубит меня мясницким ножом, или пустит в ход пилу, если таковая найдется на кухне. На Билле капитанская фуражка, и это вполне уместный головной убор, потому что шея у него как столб, а грудь широкая, словно корма корабля. Сквозь него я проскочить никак не могу, поэтому не остается ничего другого, как броситься на лестницу, ведущую на второй этаж.

Глава 6

Меня постоянно забавляет — иногда, конечно, этот юмор черный — функционирование моего разума, который, судя по всему, куда менее здравомыслящий, чем мне хотелось бы верить. Человеческий мозг — самый сложный объект из всего существующего во Вселенной. В нем больше нейронов, чем звезд в Млечном Пути. Мозг и разум — две большие разницы, и последний столь же загадочен, насколько первый сложен. Мозг — это машина, а разум — живущий в ней дух. Истоки сознания и способность разума получать информацию, анализировать и воображать, вроде бы объяснены различными направлениями психологии, хотя на самом деле они изучали только поведение посредством сбора и анализа статистических данных. Почему разум существует и как реализует свою способность мыслить — особенно с учетом моральной составляющей, — на это ответов нет, точно так же как никто не может сказать, что лежит вне времени.

Я взбегаю по лестнице на второй этаж, чтобы не попасть в руки Билли Гармони, в которого вселился кукловод, потому что у него достаточно сил, чтобы разорвать меня на части с той же легкостью, с какой я переламываю хлебную палочку. Я боюсь умереть и тем самым не выполнить обещание оберегать Аннамарию, которое дал ей совсем недавно, но при этом стесняюсь находиться в части дома, предназначенной только для своих, куда меня никто не приглашал.