Редкая птица, стр. 42

– Кто такой Старик?

– Старик и Старик. Не твоя забота.

– Зато твоя! Я порасспрашивал, работа у меня такая…Это девочка Князя!

– Бля…

– Так что Старика отблагодари. За «вышку»

Такое не прощают.

– Его подруга? Постоянка?

– Да нет, судя по всему, простая девочка.

– Так, может?..

– Нет. Не может. Тогда она была его.

Молчание.

А я, признаться, повеселел. Ленка сказала правду. Не то чтобы я ей не верил, но сомнения… Да и кто может понять женскую душу?!

– Так что Старика твоего «гасить» нужно.

– Он у меня собственные яйца сожрет. Князь еще сутки у тебя будет?

Разыщем…

– Будет-то он будет… Только «клетка» не склеп, думаю, ему все уже известно. И – инструкции получены… Так что за Старик? – снова нарушил молчание Кузьмич. – Полчаса назад кто-то устроил бойню на пляже… Через час здесь спецназ будет…

– Ничего… От спецназа ты меня своей ментовской шкурой отмажешь…

– Кончились твои отмазки, Тесак. Ты ведь по себе посудил: продался мусорок, купили с потрохами… А у меня тогда дочка трехлетняя болела, операция немалых баксов стоила… Ты знаешь, почему я с Ральфа не взял, вернее с Князя? Потому что я – честный мент, честным ментом и останусь. Ты кто? Сявка… Побыл, и нет тебя… Студию твою порнушную я прикрыл? Невелик грех… И – недоказуем. А кассетой своей можешь подтереться: работа у меня такая, оперативная! Имею право на связь с преступным элементом. Для полного разоблачения и задержания. Или – уничтожения, если преступник особо опасный… Ты ведь опасный, а, Тесак?

– Оч-чень. Ты и не представляешь до чего. Ты только за «шпалер» не хватайся, и я не буду. Не договорили. Думаешь, я не заметил, как ты моих пареньков у ворот придушил? И сложил на пол своей машины? Очень даже… Просто не нужны мне эти ребятишки уже, помеха. А тут – ты, так мне работы меньше…

Ты проиграл. И Князь проиграет. У вас – правила. Честь, это можно, то – нельзя… Для уважающего себя мента… Для уважающего себя вора… Какая разница? Важно, что вы сами себя повязали этими понятиями…

А для меня – есть я сам и этот говняный мир, который с рождения обеспечил мне помойку вместо жизни: жри и благодари, жри и благодари… Это когда дадут пожрать…

Так что мне проще… Для меня все – не грех.

Говоришь, за сявку меня держал? Трахали, дескать, гости блядушек в особнячке, порнушкой развлекались… Это Ральф в своих курятниках давалок собирал, у нас – другая специфика… Мало ли девочек малолетних по детдомам да интернатам мается. А то – из дома бегут: то ли папаш-ка попку надрал, то ли мамашка нотациями достала, то ли в школе двойку нарисовали… Всех сюда подбирали… Были и постарше – те, что без родственников или самостоятельные сильно, год никто не вспомнит… Лишь бы красивые…

Да, и порнуху снимали, но какую!.. А девочек потом – за бугор, на продажу…

Хочешь посмотреть, мент ты наш безгрешный?.. Одна ведь у нас с тобой дорожка… Смотри!..

Щелкает тумблер, а дальше – высокий девичий крик…

– Ну, как кино?..

Снова крик – выше, больнее… Словно у раненого котенка…

Звук резкого движения, звук удара, падения.

– Старый ты боров, – снова звук удара, – я же сказал, не дергайся! Все ковбоем себя числишь!.. Коров тебе щупать беременных, мент поганый…

Чуть приоткрываю дверь…

Кузьмич у стены, делает попытку встать, перебирая руками сзади. Тесак бьет снова – резко, жестко, технично. Работает он одними ногами, не давая капитану подняться. Избиение доставляет ему удовольствие.

Удар, еще удар… Кузьмич снова сползает по стене. Понятно, трепку он заработал, и немалую. А я никак не решу, что сделать. Шлепнуть Тесака? Он не то что пулю, он «лимонку» в задницу заслужил, причем чтобы шипела полчаса, пока не взорвется… Но мне куда больше представителя власти нужно узнать, кто такой Старик. Ведь именно он, помимо прочего, направил парней искать меня дома…

На чуть приоткрывшуюся дверь Тесак – ноль внимания. Увлечен. На этот раз он дал капитану подняться и даже сделать несколько шагов. Сам чуть отошел, примерился. Сейчас будет «прямая ека» в прыжке…

Тесак на треть меньше Кузьмича, но крепок, жилист, быстр… На губах – улыбочка… Капитан выглядит не оправившимся от ударов, потрясенным… Это только в кино по двадцать минут наворачивают друг друга тяжелыми предметами по голове… В жизни – хватит одного точного удара, чтобы человек «поплыл», причем в себя он придет не скоро… Вот только…

Вот только Кузьмич слишком расслаблен для человека в состоянии «грогги»…

Тесак этого не заметил. Он прыгнул.

Кузьмич молниеносным движением отбивает ногу, но летящее тело сшибает его на пол. Тесак мгновенно переворачивается, вскакивает на ноги. Его противник тоже на ногах. Всего в шаге. Тесак пытается ударить, но капитан уже сделал этот шаг и обхватил врага могучими руками…

Лампа сбита на пол, в комнате темно, на лицах противников только отсветы-блики с экрана продолжающего работать телевизора…

И крик истязаемой девушки, высокий, исполненный боли.

Руки капитана сомкнулись, огромная спина напряглась. Слышен противный хруст, голова Тесака откинута чуть назад. Руки разжаты, и тело безжизненно оседает на пол. Глаза еще живы, мозг еще работает, но позвоночник, судя по всему, переломан по всей длине, острые обломки реберных костей вошли в легкие…

Глаза смотрят на происходящее на экране и медленно мутнеют. Лишь темно-синие блики продолжают играть на лице мертвеца, искаженном жестокостью и болью.

Открываю дверь чуть пошире. Кузьмич делает движение, чтобы повернуться, и тут тело его дергается. Выстрелы звучат непрерывно…

Вся спина капитана в рваных пробоинах. Он еще пытается сделать шаг и падает навзничь.

В комнате стоит полная тишина. Кассета кончилась. Только бледное мерцание экрана.

Часть стеллажа у стены отодвинута, в комнату входит маленький человечек в черном поношенном костюмчике. В руках у него никелированный дамский браунинг.

Затвор откинут назад: он прострелял всю обойму.

Раскрываю широко дверь, вхожу в комнату и навожу на человечка вороненый ствол нагана.

Глава 23

Было бы побольше света, его полированная лысина, обрамленная жидкими седыми кудряшками, сияла бы и испускала зайчиков. Дедок-одуванчик.

Только меня уже не тяготят комплексы пионерского детства. Судя по посеревшему лицу старичка, он это понял.

– Как же так, Старик… В таких почтенных годах и такие грехи…

Внезапно лицо его разгладилось.

– Ты пистолетик-то опусти, мил человек, а то грех не на мне, на твоей душе останется…

Смотрит он мне за спину. Делаю два шага вперед, держа дедунчика на мушке: этот старый пердун способен на шалости. Не думаю, что он устроит сеанс кунг-фу, – да только раз пошла такая пьянка…

Встаю спиной к стене, дед с одного боку, я с другого… В проеме двери – Милая Марта. Баба действительно отвратная, тут Ленка не соврала. Заплывшее лицо, жирные складки шеи…

Они меня поймали.

Левой рукой Марта держит за волосы девчонку лет четырнадцати, в правой – раскрытая бритва. У шеи девочки.

– Подбери платье! – приказывает Марта. Девушка поднимает подол до груди.

Трусиков на ней нет.

– Ты только посмотри, какая красивая… Ты-ы, грубый мужик!.. Не жалко?..

Эта малышка сейчас превратится в кусок окровавленного мяса! Такое совершенство!..

– Брось пистолет, Дрон… Не искушай Милую Марту…

– Ну! – Зрачки Марты расширились, рука дрожит. Она касается лезвием щеки девушки, на ней мгновенно проступает ярко-алая полоска.

«Я знаю, ты бы не сдался… И они бы меня убили…»

– Ну!

Разжимаю руку, револьвер гулко падает на пол.

– А теперь двинь его ко мне, ногой.

Поддаю носком, револьвер плавно скользит по полу. Дедок прытко наклоняется, рассматривает, положив на ладонь. Другая рука уверенно сжимает рукоятку. Ствол направлен на меня.

– Марта, ты лезвие-то убери… А то не ровен час… Кровищи будет…