Танец Арлекина, стр. 81

Поднявшись, Эй Фиваль обошел Умбекку по кругу, и, надо сказать, длина окружности получилась внушительной. Закончив обход, капеллан с любопытством воззрился на Умбекку.

А та не на шутку встревожилась:

— Капеллан? Что-нибудь не так?

Но втайне она думала о том, что капеллан сейчас наверняка отметит чудесные метаморфозы ее фигуры. Вероятно, он просто подыскивал подходящие выражения. Умбекка, утопая в эйфории, уже была готова подсказать ему нужные слова. Один старикан, что ухаживал за Руанной целый сезон, сравнивал ее фигурку с песочными часами. Это сравнение буквально не выходило у Умбекки из головы.

— Не так? О, что вы, моя любезная госпожа, что вы! — фривольно рассмеялся Фиваль и чуть дольше, чем того позволяли приличия, задержал взгляд на пышной груди Умбекки.

Она покраснела.

— Все так, — наконец проговорил капеллан. — Но кое-чего недостает. Вернее — недоставало.

С этими словами капеллан опустил руку в карман мундира, а когда вытащил, у него на ладони лежала узкая длинная бархатная коробочка. Глаза Умбекки широко раскрылись. Капеллан медленно приподнял крышку.

Умбекка ахнула:

— Какая красота!

— Из тиралосских копей. Самые лучшие.

Умбекка просто-таки горела от счастья, когда капеллан застегивал бриллиантовое ожерелье у нее на шее.

Покончив с этим делом, капеллан отошел назад.

— Подарок от командора.

— Он командора? — голос Умбекки заметно дрогнул.

— Представьте себе. И… пожалуй, я могу сообщить вам под большим секретом, что командор… — дальше капеллан нашептал Умбекке на ухо: — Обожает женщин… в теле.

— Правда?

Засмеяться Умбекке не давал тесный корсет.

— Но нас ждет карета. Прошу! — капеллан согнул руку в локте. — Мальчик, я надеюсь, готов?

— Джем! — крикнула Нирри, ковыляя к алькову калеки. Она надеялась, что Джем оделся. Он в последнее время стал таким рассеянным.

— Могу ли я поинтересоваться здоровьем вашей драгоценной племянницы? — любезно спросил капеллан, выводя Умбекку из комнаты.

Ему показалось, что он нашел наилучший вариант вопроса.

— Валяется, одурманенная, как обычно! — ответила толстуха с большим презрением, нежели намеревалась, но тут же обернулась и лучезарно улыбнулась капеллану.

Последней фразы ей произносить не следовало.

Наконец тетка ушла.

Эла оторвала голову от подушки, отбросила со лба спутанные волосы. Глаза ее были налиты кровью, но, похоже, сейчас она видела яснее, чем когда-либо. На столике у окна горела лампа. Какое-то время Эла лежала, опершись на локти, и озиралась, глядя на беспорядок в комнате: обрезки синего бархата, обрывки кружев, куски ткани, бусины, пуговицы, ножи, ножницы, булавки, иголки — на полу, на стульях, на диване, на новом роскошном ковре. В зеркале, благодаря приглушенному свету лампы, расплывался золотистый туман.

Эла запрокинула голову и застонала. На столике возле ее кровати стояла бутылочка со снотворным, к которому она не прикасалась с тех самых пор, как в Ирион явились синемундирники. Из-под крышки виднелись засохшие струйки липкой жидкости. Эла рассмеялась. Как же невнимательна стала тетка! Старая дрянь ничего не замечала!

На этот раз Эле было гораздо труднее отказаться от снотворного зелья, чем прежде. Муки казались нестерпимыми, тем более что Эла все скрывала от тетки. Только Нирри догадывалась о том, что происходит. Покуда Умбекка поглощала кексы с чаем у камина, покуда она, забыв обо всем на свете, вертелась перед зеркалом, служанка украдкой пробиралась к кровати молодой госпожи, вытирала ей лоб и заботилась о том, чтобы у той всегда была свежая вода для питья.

Иногда Нирри улучала мгновение и гладила руку Элы, а та благодарно смотрела на нее измученными глазами. Милая Нирри! Простая, необразованная девушка, но для Элы она стала сиделкой и подругой — да-да, даже подругой, в то время как Умбекка все чаще не исполняла своих обязанностей и просто по-человечески предавала Элу. По ночам, когда толстуха, наконец, засыпала, Нирри возвращалась в комнату Элы. Склонившись над рукоделием при свете одной-единственной свечки, служанка не отходила от постели хозяйки. Если Элу знобило, если она начинала стонать, Нирри бросалась к ней и брала ее за руку.

— Бедная моя госпожа! — шептала служанка. — Будьте храброй! Будьте сильной! Скоро все это кончится!

Вот и кончилось. Эла спустила с кровати ноги, дотянулась до шали. Сунула ноги в шлепанцы — босиком ходить по комнате было страшно из-за разбросанных повсюду булавок. Эла быстро прошла по ковру, взяла со столика лампу.

Подошла к нише.

В последние мгновение, когда Эла уже была готова исчезнуть за потайной панелью, скрипнула дверь. Эла в испуге обернулась.

На пороге стояла Нирри.

Но служанка только понимающе улыбнулась и радостным взглядом проводила госпожу, исчезающую за потайной панелью.

ГЛАВА 51

ПОМИДОР

Карета мчалась по деревне, унося ездоков на бал. Вечерело, но по деревьям вокруг лужайки развесили светильники, и деревня была залита светом.

Зажатый в угол рядом с толстухой теткой, Джем с неудовольствием взирал на то, что творилось за окнами кареты. Что-то ему начинало не нравиться. Время… слишком много времени прошло после окончания сезона Терона, время превратилось для юноши в туман полузабытья. Однако он не забыл ничего из того, что происходило до того, как его украли ваганы. Он был бессилен. Медленно, но жестоко, постепенно разрушался мир его детства.

В замке синемундирники все расчистили, уничтожили все признаки распада, а ведь именно распад был неотъемлемой частью замка! Джем потихоньку бродил по коридорам на костылях, прятался за арками, шпалерами и доспехами и с горечью наблюдал за тем, как солдаты переворачивают все в тех заброшенных комнатах, которые они когда-то обследовали с Варнавой. Громкие приказы гулким эхом отлетали от стен. Во дворах каждую ночь полыхали костры, в которые солдаты щедро швыряли заплесневелые книги, подгнившие платья и шторы, скрипучие стулья, изъеденные жучком.

В деревне творилось примерно то же самое. Крыши гордо краснели новой черепицей, провалившиеся перекрытия поддерживали новые стропила. Пахло свежей побелкой. Повсюду слышался стук молотков и удары топоров, визжали пилы. Светло и чисто становилось в деревне. На кладбище вырвали сорняки, высокую траву подстригли.

Карета замедлила ход. Подъезжали к месту назначения. Аллею, ведущую к проповедницкой, расчистили и расширили, но сегодня она все же оказалась недостаточно широка для бесчисленных карет, лошадей и пеших. Близился комендантский час, но толпы крестьян собрались у аллеи, чтобы поглазеть на прибывающих гостей. Слышались восхищенные возгласы, сопровождавшие какой-нибудь шикарный экипаж или роскошное платье. Да, еще находились такие, кто неодобрительно ворчал по поводу прихода в деревню синемундирников, но большинство ирионцев были в восторге от того богатства и блеска, которые вдруг свалились им на головы и были, казалось, готовы всех поглотить. Проповедницкую окружали часовые с мушкетами на изготовку.

Стражник у ворот торопливо шепнул через плечо:

— Карета капеллана!

Эти сведения быстро пробежали по цепочке часовых и добежали до ярко освещенного дома. Младшие офицеры в парадной форме поспешили к карете, дабы помочь гостям выйти. Они с улыбками встретили даму и юношу-калеку.

— Стул мальчику! — распорядился Эй Фиваль и щелкнул пальцами, но Джем крепко-накрепко вцепился в костыли. При этом он так глянул на капеллана, что тот не подумал настаивать.

Процессия торжественно тронулась к воротам. Умбекка рука об руку с капелланом, Джем послушно ковылял позади. Толпа зевак была готова сомкнуться, только часовые и удерживали ее. Одни ахали при виде наряда Умбекки, другие хихикали, но этих быстро утихомирили.

Умбекка ничего не слышала.

— Помашите им рукой, сударыня, — посоветовал ей на ухо капеллан.

Тетка Джема собралась последовать его совету. Шагнув в арку ворот, она обернулась, откинула вуаль — ну точь-в-точь таким же жестом, как когда-то делала Руанна, когда входила туда, где происходила встреча с людьми из высшего общества. Умбекка уже была готова поднять затянутую в перчатку руку, как бы благословляя толпу, как вдруг… прямо в грудь ей угодил перезрелый помидор.