Три дороги, стр. 12

— Я знаю, что ты меня любишь, — прошептали ее опухшие накрашенные губы. — Забудь обо всем, Брет. Просто люби меня.

Ему не хватало сил, чтобы принять ее любовь. В его голове проносились видения прошлого, капризная память остановилась на картине мертвого лица на подушке. Он сам был таким же холодным, как и лицо его умершей матери. Своей мертвой хваткой она достала до его сердца. Он взял Паулу за плечи и оттолкнул от себя.

На ее лице отразились чувства печали и злости, но она не повысила голоса.

— Не понимаю, Брет, в чем дело, но тебе лучше уйти.

— Я тоже так думаю.

— Завтра ты позвонишь мне?

— Не знаю. Спокойной ночи. Извини.

Он слышал, как она тихо плачет, пока ждал лифта на мрачной лестничной площадке. Мертвая рука прошлого схватила его, образ умершей женщины спустился вместе с ним в лифте и последовал за ним на ведущую к океану улицу.

Лежа через полтора года на кровати госпиталя, Брет видел лицо своей матери так же четко, как и тогда: мраморное лицо покойницы, не видящей, не реагирующей на прикосновение, с волосами, похожими на крылья тьмы, сложенными на ее челе. Она умерла, когда ему было четыре года, уже больше двадцати пяти лет назад, но, казалось, ее лицо смотрело со стены каждой комнаты, в которую он входил, и холодная память о ее смерти все еще пронзала его до костей. Но, насколько он знал, она умерла своей смертью, в кровати. Беда была лишь в том, что он не помнил, как все это произошло. Его голова была заполнена говорливой толпой неясных образов.

Он смутно помнил о том, что произошло после того, как он ушел от Паулы, потому что пил весь следующий день. Брет ощущал вкус виски в горле до самой носовой полости и припоминал звенящую от алкоголя пустоту головы. Он спустился вниз на лифте, пересек улицу у стоянки такси, и память его отключилась.

Еще несколько месяцев назад Брет и не пытался вспоминать об этом, но теперь он сгорал от нетерпения восстановить все события. Его память хорошо запечатлела всякие мелочи. Он помнил, как зовут маршалов Наполеона, знаки кораблей, которые, использовались недалеко от Лейта, номер своего телефона в Арлингтоне, свой адрес в Лос-Анджелесе. Нет, не в Лос-Анджелесе. Он там никогда не жил. Тут произошла странная ошибка, и такие ошибки у него постоянно повторялись. Доктора называют это как-то по-научному и говорят, что подобные случаи — обычное явление, но это его не утешало. Брет приходил в ужас от мысли о том, что не может полагаться на свою память.

И все же ему становилось лучше. Девять месяцев назад он совершенно не ориентировался ни во времени, ни в пространстве. Теперь Брет знал, кто он такой и что находится в госпитале. Он повторял факты, как утешающую литургию. Брет Тейлор, лейтенант запаса военно-морских сил США, военно-морской госпиталь, одиннадцатый военно-морской округ, Сан-Диего. Забывчивость. Сегодня суббота. Скорее воскресенье, поскольку уже за полночь. Воскресенье, 24 февраля 1946 года. Не 1945-го, а 1946 года: война уже закончилась. Ему потребовалось много времени, чтобы сообразить все это, но если усваивал что-нибудь, то это накрепко. Проблема заключалась я том, чтобы восстановить те пропавшие дни во Фриско. А у него осталось лишь ощущение запаха виски, гудящая пустота в голове, чувство беды. Произошло что-то гибельное, но он не знал что именно. Об этом могла бы рассказать Паула, но ему было стыдно обращаться к ней с расспросами.

Но что бы там ни произошло, она его не бросила. Полтора года спустя она продолжала навещать его каждую неделю. Она не вышла за него замуж, как он предполагал, но оставалась рядом. Мысль о ней была островком безопасности среди неопределенностей в его голове. Он уснул с мыслью о том, что она стоит у его кровати. Но во сне он увидел не Паулу.

Глава 6

Он проснулся в обычное для себя время. Увиденное во сне еще живо стояло перед ним, а с языка готово было сорваться имя. Сон быстро потускнел, когда Брет открыл глаза, но он запомнил множество баров в ужасном дешевом пассаже, пропитанном запахом виски. В одну из азартных игр он выиграл мягкую куклу с блестящими голубыми глазами. Она сидела у него на плече, как заморский попугай. Ему не хотелось, чтобы у него на плече находилась кукла, но он выиграл ее и теперь нес за нее ответственность. Полицейский с лицом, похожим на Мэтью Арнольда, произнес роковые слова:

— Вы соединяетесь узами брака, пока смерть не разлучит вас. — Лицо Мэтью Арнольда высохло, превратившись в череп, а мягкая кукла плясала на его могиле в Эльзас-Лотарингии.

— Лотарингия, Лоррейн, — повторили его высохшие губы. Он женился на девушке по имени Лоррейн. Но только вчера Паула сказала ему, что он не женат.

Он набросил халат, надел тапочки и быстро пошел по залу к спальне Райта. На его стук никто не ответил. Он дернул за ручку двери, но дверь была закрыта на, замок. Он постучал еще раз.

Охранник вышел из-за угла, где находился стол дежурного.

— Заведующего здесь нет, мистер Тейлор. Вам что-нибудь нужно?

— А где он?

— Вчера вечером уехал в Лос-Анджелес. На дежурстве лейтенант Вайсинг.

Вайсинг не годился. Он был слишком молод, и Брет не мог открыто разговаривать с ним.

— Я хочу поговорить с заведующим Райтом.

— Он сказал, что вернется утром. Может ваше дело потерпеть?

— Что ж, придется потерпеть.

Но его мысли не могли ждать. После завтрака, к которому он не притронулся, Брет вернулся к себе в комнату, чтобы продолжить попытку восстановить прошедшее. Вернуться ко сну о мягкой кукле и к имени, которое вдруг восстановилось в памяти, вызвав большое беспокойство. Но у него появился нужный ключ, нить Ариадны в лабиринте Сан-Франциско.

* * *

Эта нить привела его в комнату, которую он очень хорошо запомнил. В память врезалась каждая деталь: потрескавшиеся стены, порванные занавески, запыленное зеркало, ненадежно висевшее над комодом. Он снял эту комнату в дешевой гостинице после того, как ушел от Паулы, и плохо спал в ту ночь. К утру ему все-таки удалось задремать на пару часов, не больше. Еще до полудня он вышел на улицу и купил бутылку виски. Выпил несколько рюмок в своей комнате, но алкоголь подействовал на него угнетающе, его охватило чувство одиночества. Ему нужно было общение, любая компания. Он спрятал бутылку в шкаф и отправился на поиски какого-нибудь бара.

Ему встретился бар, где официанты с пушистыми усами подавали пенящееся пиво. Был и следующий, с зеркальными стенами и потолком, где отражался мертвенный свет ламп дневного освещения и выжидающие лица женщин. Был и такой бар, на стенах которого изображены обнаженные розовые дамы с большими и красными, как крупные вишни, сосками на грудях. Был также бар вроде бревенчатой избы с подвальным помещением, находившимся как бы под водой. Там ему показалось неуютно, и он продолжил обход баров. Зашел в заведение в китайской части города, где девушка в кимоно подала жареных креветок, и Брету стало плохо в кабинке. Никогда раньше он не продолжал пить после первого опьянения и тошноты, но в тот день не остановился. Он прошел через длинную череду баров, которые почти не отличались друг от друга: электропроигрыватель с одной стороны и китайский бильярд — с другой. И в каждом из них бармен в белом пиджаке разливал в полумраке спиртное со скучающим и всезнающим выражением лица подозрительным парочкам и одиноким мужчинам и женщинам, устроившимся на высоких кожаных вращающихся стульчиках. В одном из них за завесой дыма и шума от электропроигрывателя и начался кошмар с Лоррейн.

Запомнившаяся ему сцена походила на дурной сон. В длинном зале находилось несколько человек, но все они молчали. Его собственный голос, соперничавший без усилий с шумом электропроигрывателя, доносился из его глотки, хотя губы не шевелились. Его ноги и рука, которая оплачивала выпивку и подносила бокал ко рту, казались ему такими же далекими, как острова Тихого океана. Но он чувствовал себя беззаботным и сильным, как самолет, взмывший ввысь и унесшийся вдаль за счет жужжания в голове.